“Дружба по наследству не передается”

А: Борис, как выяснилось, очень сильно доверял небольшому количеству людей. В частности, он доверял Бадри Патаркацишвили, в результате чего после смерти Бадри и остался без денег. Выяснилось, что все было оформлено на Бадри, а семья потом не стала ему ничего отдавать. На мой взгляд, такое глубокое доверие к небольшому количеству людей – оборотная сторона недоверия к большому числу. Как у него было с доверием?

Г: Для тех людей, с которыми он вступал в личные отношения, у него была презумпция доверия. И он очень много раз накалывался. Когда начались тяжелые времена, очень многие разбежались. Некоторые не разбежались. Личная выгода очень часто шла вразрез с персональными лояльностями и тому подобными вещами. Но его история с Бадри, например, была целиком основана на абсолютном и безграничном доверии. Никто ж не ожидал, что Бадри умрет или что кто-то еще умрет.

А: Ну, тут факт ужасной безответственности. Человек действительно может умереть, может случиться какое-то происшествие…

Г: Может. Но Боря об этом не думал.

А: Как всегда, не думал о даунсайде.

Г: Он не вникал никогда. Когда его привлекали или притягивали за уши к принятию принципиальных решений, он принимал решения, но оставлял все детали без внимания и, когда надо было что-то подписать, подписывал не глядя. А если ему не приносили подписывать, он и не подписывал. В результате все его активы, которые удалось сохранить, оказались оформлены на Бадри. И когда Бадри умер, его вдова Инна[217] сказала, что дружба по наследству не передается.

А: Дословная фраза?

Г: Да. И Боря остался без активов. У него осталось то, что у него было в недвижимости, но серьезные активы все остались у Бадри, то есть теперь у Инны, и они зависли. Но что касается самого Бадри, то он ему доверял, в общем, безгранично. И я не думаю, что если бы Бадри был жив, он бы его кинул.

А: То, что Инна себя так повела, для Бори было неожиданным ударом?

Г: Да.

А: Неожиданным – а) и ударом – б)?

Г: Нет, ударом для него была смерть Бадри, потому что Бадри моложе его. И второе, естественно: ударом было то, что Инна отказалась передать ему половину активов. Ей, видимо, юристы объяснили, что не надо передавать, – она и не передала.

А: Ну да, такая его небрежность на самом деле была не только с Бадри. Но вот при том, что он сам доверял, – многие доверяли ему. А как вы знаете, он тоже много раз людей подводил – элементарно деньги не отдавал и так далее.

Г: Я не знаю, я никогда не участвовал в деловых вещах.

А: Он же что-то и вам остался должен…

Г: Он мне остался должен просто потому, что последние годы я зарплату не получал. Я же руководил Фондом гражданских свобод и в качестве руководителя получал зарплату. А потом деньги кончились, и мне их перестали платить.

А: Понятно.

Г: В России же все живут по понятиям, по каким-то там принципам. Если тебе не платят зарплату, а ты продолжаешь работать, – сам лопух, в общем. И если ты одалживаешь кому-то деньги, идешь на риск. А если кто-то кому-то не отдает, тот сам виноват. Не думаю, что Боря кому-то злостно не отдавал деньги. Но я знаю, что он ушел, оставшись должником большому числу людей. Однако он ушел по понятиям, ему нечем было отдавать. Потому что на суде всплывало, что его последние, так сказать, юридические усилия финансировали какие-то третьи стороны.

А: Насколько я понимаю, вся история с судом – это следствие двух факторов: а) неоправданного Бориного доверия (в данном случае к британской судебной системе) и б) небрежности в подготовке к суду.

Г: Это щекотливая тема, потому что, находясь в Англии, я не могу подвергать сомнению добросовестность английского суда. Хотя, может быть, и хотел бы. Могу лишь сказать, что основная ошибка Бори задним числом – это то, что он долго не понимал (хотя ему юристы пытались объяснить), что его тяжба с Ромой не может рассматриваться в политическом контексте. То есть все его предыдущие юридические победы в той или иной форме рассматривались как спор Березовского с Путиным.

А: С нами – нет.

Г: С вами – может быть, и нет. Но главные его юридические победы – это процесс об экстрадиции, и политическое убежище, и его иск к ВГТРК за клевету[218], и все прочее. И все сопутствующие юридические события – отказ в экстрадиции Закаева[219], защиту которого Березовский финансировал, инквест по Литвиненко и другие более мелкие вопросы – они все были в политическом контексте. И Боря всегда рассматривал Рому Абрамовича как суррогат Путина – в том смысле, что за ним стоит Путин. В этом была основная логика его иска. Что угрозы, якобы исходившие от Ромы при продаже активов по “Сибнефти”, были не от Ромы, а от власти: что власть все равно все отберет.

Но дело в том, что Путин не может быть не только ответчиком, но даже фигурировать в суде, потому что тогда дело становится неподсудным английскому суду. У него такой же иммунитет, как у российского посла или любого другого посла. Боря этого не понимал, и в результате его спор с Ромой был вырван из контекста. Он не мог приводить все те аргументы, которые позволили ему выиграть и убежище, и экстрадицию, и все остальное. Это была его главная ошибка.

Вторая ошибка была, естественно, в том, что он не дал отвод судье. Потому что судья заявил самоотвод в самом начале дела в связи с тем, что ее ближайший родственник был адвокатом Абрамовича. Я вовсе не хочу сказать, что этот конфликт интересов повлиял на судью, но поскольку была видимость этого, Боря мог бы воспользоваться возможностью. Все-таки от личности судьи здесь очень много зависит.

А: Он считал наоборот – если есть такой известный факт и все про это знают, это каким-то образом сыграет в его пользу…

Г: Это один из примеров наивности Березовского. Он уверовал в то, что англичане на его стороне – точно так же, как Путин решил, что англичане против него, Запад против него, строит козни против него, против России и все прочее. Вот Боря и решил, что они за него. На самом деле они и не “за”, и не “против” – они за себя (если они вообще за кого-то). Поэтому он достаточно халатно отнесся к этому процессу. Он почему-то решил давать показания по-английски, что очень ослабляло всю его убедительность. По-английски он звучит не так хорошо, как по-русски. Он почему-то решил, что если он будет говорить по-английски, то он тем самым расположит всех к себе. Ему не повезло. В какой-то степени все это лотерея.

Мы сейчас не будем говорить, кто прав, кто виноват в споре. Я считаю, что Борис прав, кто-то считает, что Рома прав. Дело не в этом. Дело в том, что решил суд, и ничего мы не можем сделать.