Пиво и вобла

А: В чем, как тебе кажется, состояла Борина роль в выборах 1996 года?

В: Сейчас попробую… Я же не знал всех его тайных механизмов… Ну, хорошо! Вот медицинский факт! Когда они с Гусем выпили бутылку коньяка в Давосе…

Боря приехал в Давос и понял, что вся пресса, все западные элиты просто в попу целуют Зюганова, и все уже привыкли к тому, что это нормально. Тогда ведь они с Гусем были в адских отношениях! И он позвонил ему: “Ну, Володя, хочешь, у тебя, хочешь, у меня, я здесь в лобби-баре”. Я считаю, что это вообще была гениальная история. Это было позитивно для страны, когда на короткий период сплотились люди, которые действительно могут принимать решения, умеют принимать решения, умеют просчитывать. Притом что я уже знал, в каких непростых отношениях все находились друг с другом.

Боря очень остроумно сказал в одном из интервью, которое он дал моему журналу[117], а Лёня Милославский забрал его в газету “Коммерсант”[118]. Он сказал: “Коммунисты думали, что они столкнутся с гнилой интеллигенцией, а натолкнулись они на звериный оскал капитализма”. Это изящная фраза. И это действительно он сделал. Может, я чего-то не знаю, но мотором был он.

А: Как ты попал на содержательную работу, на позицию главного редактора?

В: Там же была газета “Не дай Бог!”. Помнишь ее – это злобная антикоммунистическая газета? Смоленский выдал там на это дело 13 миллионов. Цветная, 10 полос.

А: Это под выборы? Сколько времени она выходила?

В: Ну, месяца два, наверное, она выходила. Раз в неделю, может, побольше. Я был там тоже замом главного редактора, но там был главный штаб – Яковлев, Лёня Милославский и я. Я был прикомандированный.

Мне Яковлев говорит: “Слушай, приходи к нам”, – а мне вообще скучно было на ОРТ, и я с удовольствием. Он говорит: “А сколько тебе платить?” Я говорю: “Да нисколько мне не надо платить, мне большую зарплату платят на ОРТ. И нифига не надо, только договорись с Борей”. И он говорит: “Я договорюсь”. Тут меня Боря вызывает и говорит: “Да, отличная идея, офигенная газета, Андрюшенька! Конечно, иди туда. Только я тебя прошу – не в ущерб основной работе”. Я говорю: “Это как? Это по ночам и в выходные?” Он говорит: “Ну, примерно так”. И я ему говорю: “Тогда плати мне бабло, раз такое дело”.

И, конечно, это были очень веселые два месяца, очень клевые. Причем действительно без отрыва от основной деятельности. Я, например, там очень тонко пролоббировал одну фигню, когда Боря покупал “Ноябрьскнефтегаз”. Какие-то американцы тоже пытались купить, и я их с помощью прессы отпугнул. То есть у меня эффект был, но это было не то, чем я хотел заниматься.

И когда я после “Не дай Бог!” вернулся на улицу Королева, что-то мне так тоскливо стало… Я к Бадри пришел и говорю: “Слушай, Бадри, у меня нет претензий, но ничего у нас не получилось. И не вы виноваты, страна такая и политика такая. А тем, чем я занимаюсь, девочка может заниматься за 3 тысячи долларов, если я ей напишу инструкцию и схему. А мне это на фиг не надо”. Бадри меня попросил: “Подумаю, дай мне три дня”.

А меня уже звали опять в “Коммерсант”, возглавить журнал, который сейчас называется “Власть”, и он уже почти сдох[119]. Назывался он “Коммерсант-Weekly”, и это был офигенный журнал. Я там год работал. И меня Бадри отпустил. Бадри сказал: “Слушай, я бы очень хотел тебе сказать: оставайся, и будет все клево и по-другому…” Кстати, Боря бы так и сказал. Но я к нему не обратился. А Бадри мне сказал: “…Но я понимаю, что это фигня, ничего там по-другому не будет. Так что вперед, останемся друзьями”.

В общем, я пошел главным редактором журнала. И меня оттуда опять Боря переманил, забрал в одночасье начальником программы “Время”. Было это так. В мае я сдал номер, трудился полтора суток не вынимая. Я сидел там всю пятницу, ночь субботы и почти всю субботу. Поехал на дачу, и тут звонит Боря: “Андрюшенька, надо посоветоваться, а ты где?” Я говорю: “По Калужке еду”. Он говорит: “А можешь вернуться?” Я говорю: “Подожди, тут две сплошных”.

Разворачиваюсь. И, не выспавшись, возвращаюсь туда. А там прямо Юмашев сидит, Пономарева сидит. Юмашев, по-моему, уже был начальник администрации президента. И еще Таня была. Это был 1997 год.

А: А Ксения кем была в этот момент?

В: Она была начальником программы “Время”. Все выборы были на ней, и она была стойкого зеленого цвета. И она мне дела сдавала два дня. Потом она уехала куда-то в Швейцарию, там лежала, ее располосовали, как лягушку.

Я, когда туда вошел, подумал: “Сейчас Борю ждать час или полтора, я уже всего этого нахлебался”. И я пива взял, а у меня вобла была с собой, я уже ее почистил. И тут мне говорят – пожалуйста, иди. Захожу с воблой, а за мной идет халдей, несет пиво, я его даже отпить не успел. Там еще, по-моему, Бадри сидел в углу. Он на меня посмотрел и говорит: “Ну, блин”.

А: И ты стал начальником программы “Время”?

В: Да. Они меня там уговорили. Я, честно говоря, боялся очень сильно.

А: Ты к телевидению не имел практически никакого отношения?

В: Да никакого не имел! Говорю: “Вас не смущает, ребята, что я не знаю, куда бетакам втыкать?” Они говорят: “Да ладно, слушай! Не балет”.

А: В чем была твоя функция? Политическая цензура?

В: Нет. Функция была очень четко обозначена, почему я и согласился. Народ просто за*бался от этих выборов, люди все зомби. А люди неплохие, и специалисты, как я потом понял, действительно хорошие. Нужно было вернуть людей в настоящую журналистику. И Боря говорит: “Сейчас спокойняк будет, все офигенно! Все лето перед тобой. Просто налаживай, к тебе претензий никаких нету”. Это благородная задача, в общем-то.

А: Вы очень быстро перешли на “ты”, да? Ты так с Березовским демократично?

В: Прямо на первой встрече он сказал мне: “Давайте на “ты”. Я говорю: “Давайте на “ты”. Это прямо в 1995 году.

А: Это производило впечатление. Недосягаемый Березовский сразу переходит на “ты”. Умело, умело…

В: Да. А он, кстати, и выглядел так. Это не то, как если бы мне Борис Николаевич Ельцин сказал на “ты”. Я бы наложил в штаны. А он же такой свойский чувак на самом деле.

А: Да, демократичный вполне. По поведению.

В: И вот на ОРТ я занимался честной журналистикой. Поэтому меня через полгода оттуда вы****или.