“Ты с кем?!”

Г: В 1997 году у нас с Борей произошел очень серьезный конфликт. Это было “дело писателей”.

А: Когда он начал атаковать Коха и Чубайса?

Г: Да. Вы вместе с ними не смогли тогда взять “Связьинвест”, и он достался Потанину.

А: Да, мы были партнерами. А ты оказался по другую сторону?

Г: Получилось так, что я перед назначением Бори Немцова в начале 1997 года выпустил его книжку “Провинциал”. Мне очень нравился Борис, и тут он становится первым вице-премьером. У нас уже готова книжка, мы ее выпускаем, и я начинаю общаться с Борисом. Он, конечно, привлекал своей безбашенностью и при этом математической организованностью. Я помню, как он мне в деталях рассказывал, как ходил докладывать Черномырдину про “Трансрейл”, офшор Аксененко, через который шли все зарубежные платежи.

Боря курировал транспорт и энергетику. Он говорит: “Я не понимаю, что делать. Я пошел к Черномырдину, рассказываю ему, что все зарубежные перевозки через территорию Российской Федерации оплачиваются компанией в Швейцарии под названием “Трансрейл”, которой управляет сын министра. А Черномырдин сказал: «Так нам и надо»”.

Еще Боря рассказывал историю о том, как он пошел на первый доклад к Борису Николаевичу и рассказал ему про то, что происходит с “Газпромом”. Борис Николаевич сильно напрягся. Долго не мог прореагировать. Потом говорит: “А что у вас в личном плане?” – “Все хорошо. Квартиру дали. Единственная проблема: не можем ни в школу попасть, ни в поликлинику”. – “Почему?” – “Не прописывает Лужков”. – “Соедините меня с Юрием Михайловичем”. – “Юрий Михайлович на проводе”. – “Юрий Михайлович! Мелко и недостойно”, – говорит Борис Николаевич Ельцин и кладет трубку. Бедный Немцов говорит: “Борис Николаевич, а как же он узнает, о чем вы говорили?” – “Он сейчас потратит два часа на то, чтобы узнать, кто у меня. Все поймет”.

А: Но давай вернемся к “делу писателей”.

Г: Конец 1997 года, “дело писателей”. У Чубайса, если помнишь, был такой парень, который вместе с Лисовским пострадал[139], – Аркаша Евстафьев. Он приезжает и говорит: “У нас большая проблема”. Рассказывает проблему, что подписан контракт, аванс выплачен через структуры Потанина. И оказывается, что деньги лежали у Гусинского в банке и что Гусинский начинает атаку. Что-то нужно придумать.

Я говорю: “В принципе, можем придумать, мне нужно глубже в это вникнуть”. И я начинаю готовить контрнаступление: пишу, обзваниваю друзей, зарубежных издателей, составляю презентацию новой книги об истории приватизации в России. Пишу синопсис, рассылаю, спрашиваю, сколько это может стоить. В ответ идут цифры, близкие к шести нолям. И я даю сообщение на Reuters, что российское издательство “Вагриус”[140] готовит книжку об истории приватизации в России, что там уже выданы большие авансы и ожидаются большие гонорары.

И вот обычный звонок: “Вов, привет. Это Борис. Ты мог бы ко мне заехать?” Это был ноябрь. В этот день[141] подали в отставку Бойко и Мостовой.

Я приезжаю в ЛогоВАЗ. Меня проводят в столовую. Я сажусь, и входит “большая четверка”: Боря, Бадри, Гусинский и Невзлин.

А: И Невзлин?!

Г: И Невзлин. Я: “Опа. Здрасьте”.

Начинает Боря, деликатно, интеллигентно, как старый товарищ: “Вов, ты чего делаешь”? – “В каком смысле?” – “Ты с кем?” Я ему говорю: “Борь, давайте поконкретнее”.

Вступает Гусинский: “Ты понимаешь, что мы тебя сейчас замочим?!” Ну и так далее. В общем, бандитский такой разговор. Бадри, нужно отдать ему должное, пытается его сдерживать.

С Невзлиным мы были шапочно знакомы. Он тогда был замгендиректора ТАСС. Он вбегает и кричит: “Бойко подал в отставку!” А в приемной, где бар, ожидали Доренко, Киселев и Венедиктов. То есть по сценарию мою тушку должны были отдать им на растерзание. Я должен был обличать Чубайса и компанию.

Ты же понимаешь, что это “нет”. Я говорю: “Ребята, для меня эта книга – бизнес. Мне очень интересно. Мы заработаем кучу денег”. Боря: “Тебе что нужно? Подарить тебе пару типографий?” Я говорю: “Не надо”. – “Ты понимаешь, что ты сейчас рушишь в принципе всю конструкцию?”

Я говорю: “Это вы рушите. Я против этой конструкции. Вы расшатываете лодку. Это приличные люди, высокообразованные, с высочайшим IQ, которые сидят и занимаются делами правительства. Они мне очень нравятся. Поэтому я не ваш сторонник”.

А Гусинский все время вскакивает: “Да мы тебя, да мы тебя!” Это все продолжается довольно долго. Но Боря же все-таки дипломат, он пытается найти какой-то ход: “Ну, хорошо. А скажи мне, сколько вы заплатите Чубайсу?” Я говорю: “В смысле? Мы им заплатим все зарубежные гонорары, оставим себе только проценты”. – “А за русское издание будете платить? Сколько?” Я говорю: “Аванс тысяч 10, а потом – сколько они заработают”. – “Ну хорошо, ты можешь всю эту раскладку сказать под камеру?” Я говорю: “В принципе, да, честное интервью могу дать”. “Да что с ним разговаривать!” – вступает Гусинский. Бадри молчал все время, только говорил: “Володь, Володь…” Невзлин вбегал, потирая ручки, кричал: “Там Казаков подал в отставку, Мостовой подал в отставку!”

И тогда, если ты помнишь, я поехал к тебе.

А: Не помню.

Г: Я вышел из ЛогоВАЗа, позвонил тебе и говорю: “Петь, мне нужно срочно с тобой встретиться”. И рассказываю эту историю. Ты, не дослушав ее до конца, набираешь номер Бори и говоришь: “Борь, вы что делаете?!” Боря тебя как-то успокаивает. Ты кладешь трубку и говоришь: “Никакого физического насилия не будет. Можешь идти спокойно”.

А: Успокоил?

Г: Ну как-то относительно успокоил.

А: Мы действительно были между двух огней. Эмоционально и я, и Фридман были полностью на стороне Чубайса, Немцова, Коха. Мы, естественно, были заинтересованы, чтобы наш консорциум выиграл, но совершенно не заинтересованы в отставке правительства. Ты говоришь, что угрожал в основном Гусинский?

Г: Гусинский через стол схватил меня за пуговицу пиджака и шипящим голосом сказал: “В тебе есть еврейская кровь, ты понимаешь?! Либо ты с нами, либо мы тебя замочим”. Он был все-таки очень эмоциональным.

А: Ты испугался или нет?

Г: Я сильно испугался. Мне нужно было с кем-то поговорить. Понятно, что с Лисовским вряд ли. Я поехал к тебе, поскольку мы у тебя дома несколько раз ужинали с Борей и с Гусинским. Мне казалось, что ты можешь помочь.

А: Очень русский феномен 90-х годов: вы вместе ужинаете, потом один другому угрожает, потом вы снова вместе ужинаете.

Г: После этого я, честно говоря, прекратил общение с Борисом. В издательство приехал Доренко. Я дал интервью, при этом попросил, чтобы мне отдали интервью в полном объеме. Позвонил Чубайсу, не дозвонился, позвонил Аркаше Евстафьеву и говорю: “Они, возможно, обрежут мое интервью. Посылаю тебе кассету с полным текстом, где все честно сказано”. Но они уже, по-моему, были в такой ситуации, что не хотели ничего контролировать. Как-то совсем все начало рушиться.

Проходит, наверное, месяца полтора-два, и вот в издательство приходит большой десант налоговой полиции. Проверка, которая длилась год и закончилась обысками, а потом и открытием уголовного дела.

А: Было уголовное дело, да?

Г: Да. Я прятался на даче у Сережи Караганова, пока у меня проходили обыски в квартире и на даче.

И в этот момент премьер-министром становится Примаков. А у меня в издательстве был с ним договор на книжку. Числа 8 или 9 августа я должен был лететь к нему в Сочи, он перезвонил и сказал, что не надо, потому что Борис Николаевич вызывает его в Москву. Я так понял, что его уже тогда готовили как запасного, на случай, если Черномырдин не пройдет. И закончилось все его назначением.

А: Больше ты с Борей практически не общался?

Г: Был еще один очень странный звонок, в этом же августе 1998 года. “Вов, привет”. Как будто ничего не было, как будто у меня обыски не идут. “Привет, а ты где?” Я говорю, что я в Лондоне. “Нужен срочно в Москве. Мы тут приняли решение назначать тебя председателем Госкомпечати”. Я говорю: “Ну, в принципе, было бы неплохо меня спросить”. – “Малашенко тебе все объяснит. В общем, срочно возвращайся”.

Я тогда не стал звонить Малашенко. Малашенко мне позвонил, я говорю, что мне это не интересно. В этом тоже весь Боря.

А: Абсолютно. Параллельно организация обысков, уголовное дело и “давай назначим тебя председателем Госкомпечати”. Все последовательно, четко, логично.

Г: Тем временем я у Караганова прячу семью и вообще не понимаю, что происходит. Причем одновременно обыски идут и у Володи Жечкова.

А: А Жечков тут при чем?

Г: Потом, когда во время дефолта Жечков и Лисовский перестали платить деньги за ОРТ, была большая история, и их добавили туда же.

А: Жечков тоже прятался?

Г: Нет, Жечков не прятался. У него была фантастическая история. Он был на моем дне рождения, мы праздновали до четырех утра. В четыре утра разошлись, а в шесть к нему пришли с обыском. Он был совершенно пьяный и стрелял по пришедшим из водяного пистолета.

Я помню, как Боря все время говорил Жечкову: “Володя, моя мама и я обожаем “Как упоительны в России вечера”[142]. Ты можешь хоть раз приехать и спеть?”