Часть пятая

В середине июня 2000 года арестовали Владимира Гусинского. Цель была очевидна – заставить отдать государству НТВ.

Я относился к этой истории неоднозначно. С одной стороны, я был и остаюсь сторонником частных, а не государственных СМИ, считая, что они, как правило, относительно более профессиональны и объективны.

Что касается профессионализма, Гусинскому действительно удалось создать “уникальный журналистский коллектив”, лучшее российское телевидение.

С объективностью все было не так просто. Конечно, и на Западе хватает примеров, когда взгляды и интересы хозяина (Мердока, например) влияют на позицию “его” СМИ. Однако в случае НТВ игра не только на политические, но и на непосредственные бизнес-интересы Гусинского была особенно очевидной. Достаточно вспомнить борьбу на стороне Примакова и Лужкова или “дело писателей”. Да и мы сами в “Альфе” пару раз сталкивались с прямым шантажом со стороны основного акционера канала (“Либо вы делаете то-то и то-то, либо… смотри_?те телевизор”). Последний раз подобное послание мы получили незадолго до ареста Гусинского. Насколько я помню, речь шла о кредитовании Альфа-банком НТВ, впрочем, Владимир Александрович сегодня от этой истории открещивается.

Я понимал, разумеется, что государственное телевидение может оказаться еще менее объективным и более ангажированным, и посему ратовал (как и мои партнеры) за создание некоего пула крупных бизнесменов, которые будут сообща владеть телеканалами и важнейшими печатными СМИ. Такая конструкция казалась наиболее защищенной от субъективных политических пристрастий и интересов отдельных персонажей. Увы, эту идею нам воплотить не удалось – наиболее последовательно мы продвигали ее в истории с “Коммерсантом”, что в конце концов окончательно развело нас с Березовским.

При этом НТВ во многом было создано и финансировалось на деньги “Газпрома”, то есть фактически государства. По сути, ситуации ОРТ и НТВ были идентичны: в обоих случаях деньги платил госбюджет, а управление находилось в руках частных бизнесменов – Березовского на ОРТ, Гусинского на НТВ. Поэтому требование вернуть собственность и управление каналами государству выглядело вполне логичным.

Впрочем, использование ареста как способа получения собственности никак не соответствовало правилам, существовавшим на тот момент. Вечером в день ареста Гусинского человек 10 крупнейших бизнесменов собрались в квартире Михаила Фридмана и коллективно слепили письмо в поддержку арестанта (с готовностью дать за него гарантии и т.?п.). Из тех, кому предложили это письмо подписать, одного не нашли (Алекперова) и двое отказались – Мордашов и Березовский.

Я не знаю мотивов Мордашова, а Борис сказал мне, что с советских времен не подписывает коллективных писем. Никаких. Думаю, он говорил искренне: Березовский не видел себя “одним из…” – он хотел быть особенным. В том числе в оппозиции, движение к которой он уже начал, но в которой отчетливо оказался только после катастрофы “Курска”, критики Владимира Путина со стороны ОРТ и отъезда в Лондон. Для возвращения государству акций ОРТ тоже, кстати, использовался арест – только не уехавшего в Англию Березовского, а Николая Глушкова. Я подробно обсуждаю эту историю в нашей беседе с Александром Волошиным.

* * *

Незадолго до президентских выборов 2004 года мы встретились в Лондоне втроем – Березовский, я и Борис Немцов. Березовский рассказывал, что Путин не станет президентом. Он знает, как этому помешать. Видимо, он имел в виду свой план срыва выборов, связанный с исчезновением Ивана Рыбкина.

Леонид Данилович Кучма, с семьей которого я много лет дружу, помог мне получить подробную информацию об этой истории. В моем сейфе хранится флешка, на которой записаны переговоры участников этой операции, включая Бориса. Один из нанятых им сопровождающих Рыбкина был агентом Службы безопасности Украины (откуда и флешка), так что вся операция изначально контролировалась СБУ.

Я не хочу рассказывать эту историю – в конце концов, и записи можно фальсифицировать, а весь наш проект мы строили только на записи моих бесед с теми, кто лично знал Березовского. Замечу лишь, что Станислав Белковский, говоря о Борисе, сказал мне, что он, видимо, не был совсем уж плохим человеком, так как Бог хранил его от запредельно аморальных поступков. Отсутствие таланта что-либо конкретное организовать (как в случае с Рыбкиным) этому способствовало.

Некоторые эпизоды из личной жизни Бориса, которым я был свидетелем, тоже остались за кадром. Но тут уже причина иная – о “совсем личном” нельзя писать. Особенно если был допущен видеть и слышать.

* * *

После отъезда Бориса в Лондон вплоть до лета 2005-го мы виделись там четыре-пять раз в год – во время моих кратких командировок. Каждый раз в один из вечеров ритуально ужинали – обычно с женами. Кроме этого, я постоянно встречал его в баре отеля The Lanesborough, где тогда останавливался. Как правило, в компании с очень молодыми девушками – ему точно нравилось их демонстрировать.

Постепенно, как, увы, и все эмигранты, Борис терял связь с реальностью. Его прогнозы будущего России и лично Путина выглядели все менее серьезно. Когда я слушал его рассуждения о “бунте губернаторов”, ловил себя на мысли: “Зачем я вообще слушаю эту чушь?” Когда вяло пытался возражать, в ответ звучало обычное: “Ты не понимаешь”.

Аура победителя постепенно рассеивалась, вера в личную удачливость – тоже. Особого очарования Бориса я уже точно не чувствовал. Однако нас связывала четвертьвековая дружба, общая история. Вместе нам было весело. Легко. В то время еще казалось, что и эмиграция его не навсегда. Как-то все рассосется, снова сложится.

То, что не рассосется, в принципе стало ясно после ареста Ходорковского, в 2003-м. Уверенная победа Путина в 2004-м это вполне подтвердила. Именно тогда я окончательно понял, что Березовский не оппозиционер в обычном смысле этого слова. Он – изгнанник, и пути назад нет.

Но эту главу я назвал сообразно его тогдашнему, в начале эмиграции, статусу и самоощущению – “Оппозиционер”.