Владимир Познер Октябрь 2014 года, Москва

Познер Владимир Владимирович (род. 1934) – советский и российский тележурналист, первый президент Академии российского телевидения. Наибольшую известность приобрел в качестве ведущего телемостов СССР—США. В 1991–1997 гг. был соведущим программы “Познер и Донахью” на канале CNBC (США). С 1997 г. главным образом работал в России на Первом канале.

Авен: Вы вернулись сюда из США в 1997-м. Что вас больше всего удивило?

Познер: Знаете, произошла интересная вещь. Когда предстояли президентские выборы 1996 года, вы прекрасно помните, что рейтинг Ельцина был чрезвычайно низок. Зюганов должен был выиграть. И я знаю, что, по-моему, в Давосе собрались соответствующие люди и сказали, что этого нельзя допустить. Соответственно телевидение мочило Зюганова, не давало ему возможности выступить и всячески поднимало Ельцина. И это сработало: в конце концов он победил. Я тогда говорил, что все правильно, я понимаю это решение, я сам бы очень не хотел, чтоб коммунисты вернулись. Но кто это решение исполнял? Исполняли журналисты. Я говорю, что в тот момент они перестали ими быть. Они стали пропагандистами. Нельзя быть немножечко беременной. Невинность прошла. И я убежден, что то, что дальше происходило, коренится там.

А: Не только в журналистике. Во всем.

П: Ну и во всем. Отсюда то, что мы видим сегодня, когда журналистики вообще нет, а количество журналистов можно сосчитать по пальцам двух рук.

А: В этом далеко не только Березовский виноват.

П: Нет, далеко нет. Я даже думаю, что он, может быть, в меньшей степени виноват.

А: Это глубокое непонимание того, что средства ломают цель. К сожалению, это не было осознано. В 1996 году я, конечно, был участником этой игры, не таким активным, как Березовский, но мы тоже как-то участвовали. Очень мало людей тогда ставило под сомнение целесообразность такого манипулирования. Выборы, конечно, не были фальшивыми, голоса считали более-менее нормально. Но манипуляция общественным сознанием была гигантская. Как, в общем, и в 2000 году.

П: Конечно. Ну, а дальше – мы не будем говорить.

А: Да, об этом напишут позже. Вернемся в 90-е. За годы вашего отсутствия телевидение сильно поменялось. В 90-е годы появилась плеяда блестящих людей: Игорь Малашенко, Олег Добродеев, Костя Эрнст – талантливые, серьезные. Время вытаскивало талантливых, ярких людей, способных, сильных.

П: В самых разных областях. В моей, журналистской, так и было. Потом они превращались… Ну, тот же Киселев – я имею в виду не Женю, а Диму[120]. Он же талантливый на самом деле. Помню, мы ездили с ним, в группе Академии российского телевидения, в Люксембург. Он как-то ко мне подошел и говорит: “Владимир Владимирович, я хотел бы считаться вашим учеником”. Я говорю: “Ну, на здоровье”. – “Вы понимаете, я решаю вопрос”. Я говорю: “Какой вопрос?” – “Ну, как вам сказать. Вы вроде как плюете против ветра, и я должен понять, готов я идти на это или я должен идти другим путем”. Я говорю: “Ну, думайте”.

А: И пошел.

П: Пошел. Причем как!

А: Когда окончательно поменялась атмосфера?

П: Когда я приехал, еще происходило какое-то накопление. Ну а потом это все жахнуло, достаточно было чуть-чуть поднажать. Ведь тот же Добродеев, который ушел с НТВ, якобы чтобы прийти в себя, отдохнуть, – это же ведь потом все стало понятно. Невероятно… Оказалось, что самый приличный при всех его сложностях – это все-таки Эрнст. При всем при том, что он очень трудный человек, но достаточно сказать, что когда Парфенову закрыли все двери – хорошо, он не мог брать его на работу, но он с ним делал фильмы!