Пейджер Березовского

Д: Надо сказать, что выборы 1996 года я принципиально не хотел делать. Я-то сам голосовал по жизни и против Ельцина, и против Зюганова – голосовал за Явлинского. И там же было два тура…

А: Я помню.

Д: Явлинский вывалился, и 3 июля было голосование второго тура. 3 июля я должен был звонить Гусинскому, идти к нему на работу, начинать новый проект. Я звоню 3 июля, а мне говорят: “А Гусинский улетел ночью”. Они в час ночи улетели из Внуково-3 – у них стояли заряженные борта.

А: Да, улетели в Испанию. Я был с ними.

Д: Улетели в Испанию, решительно все. Я говорю секретарше: “Мамочка, Испания не на Луне, существует связь. Просто позвоните, пожалуйста, Володе. Скажите, что мы с ним договаривались третьего встретиться или хотя бы созвониться”. – “Хорошо, я доложу”. До вечера ни слова, 4 июля – ни слова, я опять: “Володя Гусинский просил меня подъехать”.

6 июля наконец я набираю пейджер Березовского – он у меня был. Он меня когда-то попросил его записать: “Старик, если что – звони мне, я прискачу на выручку”. Пейджер Березовского 141–70, по 974-01-01.

А: До сих пор помнишь?

Д: Да. Я набираю, пишу: “Хотел бы встретиться. Доренко”. Через 1 минуту отзвон: “Ты где? Я сижу в “Токио”. – “Токио” – японский ресторан в гостинице “Россия”. – Я сижу в “Токио”, через сколько ты будешь?”

А: А он уже успел прилететь? Потому что он тоже был в Испании, мы были вместе. Мы прямо после голосования улетели в Испанию. У меня есть фотография, где мы стоим втроем, очень довольные происшедшим.

Д: Да. А я в раздражении, что Гусинский не выходит на связь. Я приезжаю в “Токио”, он сидит с Леной Горбуновой, с супругой. “Ну давай, все, туна-суши тебе – шесть штук, шесть штук. Все, давай – ты делаешь программу на Первом канале”. Я говорю: “Подождите, но у меня с Гусинским договоренности”. Он говорит: “Все, забудь”. Потом вскакивает и кричит официантке: “Еще шесть туна-суши вот этому молодому человеку”. И говорит: “Сиди с Ленкой. Ленка, разговаривай с ним, чтобы он не устал. Весели его, Ленка. Я побежал”. И убегает в Кремль – физически, ногами.

А: Да, это напротив.

Д: Через 40 минут возвращается, говорит: “Все решил, вопросы сняты, под мою ответственность ты начинаешь делать передачу на Первом канале”. Я спрашиваю: “Экономическую итоговую программу, как мы договаривались с Гусинским?” Он говорит: “Какую нафиг экономическую? Никакой экономической. Главную центральную программу начинаешь делать[105]». Я говорю: “Ой-ой, ну хорошо”.

Вот начинаем работать. Бывший глава спортивной организации господин Федоров обвиняет Коржакова в чем-то. Мы хватаем самолет, вместе летим на Кипр, встречаемся в какой-то гостинице полуконспиративно, пока его, Федорова, не успели убить[106]. Вот такие начинаются съемки – это все 1996 год.

И Березовский на меня смотрит, он удивлен, и говорит: “Подожди, мы такие вещи делаем, тебе отдельно платить надо”. А я ему говорю: “Я не знаю, сколько мне надо денег, все равно я их не трачу, хожу в джинсах, бог знает сколько мне надо”. – “А вот мы с тобой летали полусекретно, нас могли грохнуть, Бадри организовывал прикрытия какие-то страшные, охрана – тебе что-то платить?” Я говорю: “Борис Абрамович, – сначала мы с ним на “вы” были, – Борис Абрамович, я вас умоляю, будет мне холодно или голодно, я приду, скажу. Я не знаю этих ваших еврейских штучек”. Да, он любил шутить все время на тему еврейства. Уже впоследствии, когда мне нужны были деньги на фильм, я ему говорю: “Борь, дай денег”. А он мне: “Сереж, деньги, деньги – мы что, евреи с тобой?”

Потом начались олигархические войны, пошла война с Немцовым. В этих войнах мы то объединялись с Гусинским и с НТВ, то разъединялись решительно. Пошла война с Гусинским, который был за Немцова и Чубайса, а мы были против. Валили, валили…