Из жизни архитектора
Из жизни архитектора
В свое время Николай Борисович с блеском окончил архитектурный и попал в мастерскую самого Иофана. Вместе со всем коллективом трудился над грандиозным проектом Дворца Советов. Увы, проект так и остался на бумаге. Да и вообще, со временем главным занятием советских архитекторов стали типовые жилые дома. И хотя в юности мечталось не об этом, но Николай Борисович работал достаточно успешно. К пятидесяти годам он уже возглавлял мастерскую и даже получил Государственную премию – за проект одного из новых микрорайонов Москвы. Не один, конечно, в соавторстве, но все равно, лауреат Государственной премии – это звучало.
Николай Борисович мужчина был представительный, высокого роста, лицо его излучало довольство и доброжелательность. Квартира у него была хорошая, большая, рядом с метро. И семейная жизнь тоже удалась. Красавица жена, две дочки – умницы и отличницы. Да и вообще, жил Николай Борисович, что называется, со вкусом. Любил хорошо одеться, вкусно поесть, выпить иногда водки из хрустального графинчика. Разве что жене не изменял. За исключением, правда, одного случая, о котором он никогда и никому не рассказывал.
Дело было так. По заданию ЦК партии в мастерской Николая Борисовича был спроектирован спецобъект – так он назывался в секретных, для служебного пользования, бумагах. Объект был построен под его, Николая Борисовича, авторским надзором, принят специальной комиссией и сдан в эксплуатацию. Все было сделано наилучшим образом, архитекторы получили хорошие премии, а Николай Борисович сверх того еще и путевку в санаторий ЦК.
Там, на берегу Черного моря, в санатории, Николай Борисович не то что подружился – так сказать было бы явно чересчур, но все же часто беседовал с очень большим человеком из аппарата ЦК. Который остался очень доволен спецобъектом, делал Николаю Борисовичу комплименты и говорил о перспективах дальнейшей работы. И как-то вечером, в столовой, после обстоятельного разговора за ужином, большой человек благожелательно сказал, показывая взглядом на молодых и красивых подавальщиц:
– Ну что же, Николай Борисович, выбирайте!
И Николай Борисович выбрал, и большой человек с улыбкой похлопал его по плечу, выказывая тем самым одобрение вкусу Николая Борисовича и вместе с тем уверенность в его умении держать язык за зубами. А потом была ночь, и молодая женщина рядом.
Да, было, было, и совесть Николая Борисовича не мучила. Потому что, думалось ему, даже жена, случись ей про это узнать, поняла бы и простила – мог ли он поступить иначе, если предложение было сделано таким человеком? В общем, эпизод этот был, и прошел, и забылся. Николай Борисович продолжал свою спокойную и размеренную жизнь.
Иногда, правда, овладевало им беспокойство, даже легкое уныние. Вспоминалась молодость, мастерская Иофана, увлеченность, мечты о чем-то грандиозном. Тогда он доставал мольберт, садился, писал по памяти какой-нибудь пейзаж. Или натюрморт. Успокаивался. И снова настроение становилось хорошим, ровным.
На пенсию Николай Борисович ушел в семьдесят, прожил после этого еще лет пятнадцать.
Похороны были тихие. Старушка-жена, дочки с мужьями, внуки, родственники, пара стариков-сослуживцев. Поминки устроили дома, в той самой квартире рядом с метро. На стене висела огромная довоенная фотография – мастерская Иофана, сам Иофан, молодые архитекторы и Николай Борисович среди них – высокий, худой, растрепанный, с горящими глазами. За столом говорили о таланте покойного, его человечности, любви к людям. Потом гости ушли, вдова помыла посуду, накапала себе валокордина и легла спать.
Вот и вся история. Да, но все же – что же это был за спецобъект такой? Да так, ничего особенного – государственная дача. Обыкновенная государственная дача для члена Политбюро. А может, даже и не члена, а всего-навсего кандидата в члены, сейчас уж точно и не скажешь, столько лет прошло.