Непроворный инвалид

Непроворный инвалид

Жить единым человечьим общежитьем.

В. Маяковский

Петр Сергеевич вырос в самой обычной семье и жизнь прожил тоже самую обычную, ничем не примечательную. Послевоенное детство, двор, пристеночек, голубятня. Потом дворовая шпана, драки, даже отсидка по молодости. Два года всего, но зарекся на всю жизнь. Освободившись, устроился на завод, получил специальность. Постепенно встал на ноги, завел семью. Через десять лет и квартиру получил, двухкомнатную, в Бескудниково, На работу, правда, ездить было далеко, больше часа в один конец. Но ничего, зато отдельно, без родителей и соседей.

В пятницу Петр Сергеевич выпивал. Сначала немного после работы, со своими мужиками, потом брал бутылку и ехал домой. Жена накрывала на стол, сидела с ним, тоже выпивала рюмки четыре. А в субботу он выходил во двор, играл в домино, пил пиво, отходил.

Так и шла его жизнь, день за днем, год за годом. Дочка выросла, привела в квартиру мужа, появились внуки. Жить стало тесновато, но ничего, тем более на работе дали садовый участок, и Петр Сергеевич стал его обустраивать по выходным. Это дело ему нравилось. Один, никто не зудит, не мешает. Поработал, устал – отдохнул. Поел, выпил стопочку, поспал. И все на свежем воздухе.

А потом он заболел. Тяжело, чуть не загнулся. Гангрена, пришлось ампутировать ногу чуть ниже колена. Поправлялся долго, привыкал к протезу тяжело. И стал Петр Сергеевич пить. Уже не выпивать, а именно пить. Родные сначала терпели – болеет все же человек, но потом начался крик, скандалы, жена, дочка, ее муж – все постепенно возненавидели Петра Сергеевича. Ну да и он тоже не оставался в долгу.

Так продолжалось года два, пока не стало совсем плохо. Он упал, сломал шейку бедра. Пришлось лечь в больницу, сделали операцию. Но ходить он так уже и не смог. И родные сдали Петра Сергеевича в приют. Да он и не возражал, там хоть орать на него не будут каждую минуту.

Приют был огромный, многоэтажный, весь пропахший мочой. Поселили его в двухкомнатном боксе, в большой комнате, с двумя соседями. И еще двое жили в маленькой, итого пять человек. Двое не вставали, лежачие. Двое ходили – с костылями. А Петр Сергеевич получил коляску и научился на ней ездить. Постепенно освоился, познакомился с мужиками. Смотрели телевизор. Иногда выпивали, посылали кого-то из ходячих в магазин. Часто-то не получалось, почти всю пенсию забирали за проживание, оставалось рублей четыреста.

И еще иногда он ездил на своей коляске в гости на четвертый этаж, к интеллигенту. Тот жил в отдельной комнате, с телевизором и собственным сортиром. Тоже и с ним выпивали, но культурно, по чуть-чуть. Смотрели телевизор, про политику говорили, про футбол. Потом Петр Сергеевич возвращался в свой бокс, где сортир на пятерых, двое, правда, не ходят, но не легче – пока санитарка за ними судно вынесет, измучаешься от этой вони.

Он часто вспоминал детство, барак. Там вообще сортир был один на весь коридор, и ничего, как-то жили, не ругались. А здесь всего-то пятеро, даже трое, если разобраться. Но старые же все, больные. Особенно этот, Иван из маленькой комнаты, после него и не зайдешь, все мимо делает.

И вот однажды, после пенсии, выпили они с мужиками на лестничной площадке, покурили. Петра Сергеевича чего-то развезло, и он поехал к себе. Открыл дверь в туалет, а там… Ну ясно, Ванька опять насвинячил! Петр Сергеевич заехал в маленькую комнату. Ванька сидел за столом и ел, видать, родные приходили, пища была не казенная.

— Ванька, сука, убери за собой, сколько тебе говорить! Тебя что, мордой тыкать надо в твое дерьмо?

— Да пошел ты, пьянь вонючая, - огрызнулся Ванька, отрезая кусок копченой колбасы.

И тут что-то помутилось в голове у Петра Сергеевича. Потом уже, через какое-то время, он вспомнил, как подъехал к Ваньке, как выхватил у него нож, и как этим ножом ударил снизу вверх, под подбородок. Изо всей силы.

Сначала приехала «Скорая», а потом и милиция. Составили протокол, Петр Сергеевич подписал. Увезли труп, долго обсуждали, куда везти безногого преступника. Так и не решили, сказали ему:

— Побудешь здесь пока.

И ушли. Петр Сергеевич даже заехал на четвертый этаж, к интеллигенту, все ему рассказал, выпили грамм по сто. А через пару дней его все же забрали. Ну а до суда он не дожил.