Жизнь и судьба

Жизнь и судьба

В начале семидесятых годов одна начинающая журналистка мне похвасталась: ей повезло, удалось купить однотомник Ахматовой. Дело было так. Она поехала в Минск писать про фестиваль эстрадной песни. И ей кто-то сказал, что километрах в семидесяти от города, в деревне, в сельпо, лежит и не раскупается стопка этих однотомников. Это была первая удача. А вторая заключалась в том, что ее довезли туда на машине. И кто довез! Почетный гость фестиваля, известный эстрадный певец! Они болтали о том, о сем, и журналистка рассказала про волшебное сельпо. «Так поехали!» – крикнул певец. Сели в его «Волгу», и через час оба уже держали в руках по томику Ахматовой.

Певец этот давно уже потерял популярность. Но продолжает выступать. Изредка я вижу его по телевизору. Поет он все то же, что и сорок лет назад, жизнерадостную ахинею с примитивными словами-текстами. А для души, возможно, читает стихи. Ахматову и других. А может, и не читает, и ему нравится то, что он поет. Кто знает. Но, в любом случае, осуждать его не за что. Даже если ему противно петь свои песенки. Это жизнь. И редко кому удается ее прожить так, как хочется.

Когда-то со мной работала одна женщина, инженер-электронщик. И вдруг она перешла на работу в общепит, буфетчицей. В нашей же конторе.

— Почему? – спросил я ее, ожидая услышать что-нибудь вроде того «ну, ты сам рассуди, я одна, без мужа, ребенка надо воспитывать, а тут все же другие возможности».

— Ты понимаешь, я в детстве мечтала артисткой стать. А тут я как на сцене – все на меня смотрят, ждут, что я скажу, я в центре внимания!

Все же не прошло и года, как она стала обсчитывать, обвешивать, разбавлять и недоливать. Работа есть работа.

Один известный шахматист, переживший и взлеты, и падения, битый жизнью, оставивший далеко позади свои лучшие годы, во время очередного, проходного, турнира сказал как-то моему другу: «Все равно это лучше, чем в шахту спускаться». И есть в этих словах некрасивая правда.

Но бывают и более запутанные случаи. Вспоминаю, как в тысяча девятьсот семьдесят первом году я сидел в Большом зале ЦШК на юбилейном вечере Смыслова. Василий Васильевич отмечал свое пятидесятилетие. Все было очень хорошо: и речи, и цветы, и адреса, и полный зал, и аплодисменты. Потом слово взял Смыслов. И, говоря о своей жизни, постепенно перешел от шахмат к музыке. Увлеченно вспоминал о том, как он, уже знаменитый гроссмейстер, брал уроки пения, как проходил конкурс в Большой театр. С гордостью рассказал, что вот, недавно, одна звукозаписывающая фирма в Голландии выпустила его пластинку.

И чувствовалось, что, пусть ненадолго, пусть только в этот вечер, Василий Васильевич жалел, что стал великим шахматистом. А не простым оперным певцом. Не судьба.