ТРЕВОГА АРХИТЕКТОРА

ТРЕВОГА АРХИТЕКТОРА

Василий Иванович оказался практически отстраненным от царицынского строительства. Он получил годовой отпуск по болезни: ухудшилось зрение, пошаливали сердце и нервы. В декабре 1786 года Баженов просил графа А. А. Безбородко, первого секретаря императрицы по принятию прошений, продлить отпуск с сохранением жалованья, чтобы окончательно поправить здоровье. В случае отказа Баженов соглашался и на отставку, «но с пенсиею, как и все верноподданные е.и.в. пользуются, ибо, как небезызвестно в. с., не имею у себя столько содержания, сколько для большой семьи моей, а притом и для оплаты долгов, потребно».

Прошение удовлетворили. В феврале 1786 года Баженов писал в экспедицию: «…По прошению моему, от должностей, на меня возложенных, уволен я для поправления моего здоровья впредь на один год, а вследствие того бывшие у меня доныне по построению в селе Царицыне планы и прочее представлены в Экспедицию, находящиеся у меня в команде архитектурные ученики Семен Орфанов, Ив. и Николай Урюпины и Николай Кузьмин, которых более при себе я иметь надобности не имею и не могу, и потому, представляя оных в Экспедицию, аттестую, что они поведения хорошего и в архитектурной науке довольно успешны и с пользою для отечества могут быть и на предбудущее время».

Болезни докучали. Аграфена Лукинична, обычно считавшая своим долгом не вмешиваться в дела мужа, стала все чаще слезно умолять Василия не работать ночами, при свечах, чтобы еще больше не повредить зрение.

Время для поправки здоровья выпало не совсем удачное. Баженов жил в каком-то постоянном напряжении. Впрочем, были для этого и свои основания. Василий Иванович чувствовал, что над членами масонских лож сгущаются тучи. От Новикова он узнал, что издателя вызывал к себе архиепископ Платон. Был учинен допрос. Затем стало известно, что Екатерина регулярно отдает приказы московскому губернатору П. В. Лопухину вести наблюдение за масонами, контролировать их деятельность и обо всем своевременно давать донесения государыне. Благо, что Петр Лопухин, как и его брат Иван, сам был масоном и тесно связан с новиковским кружком. Поэтому все тайные приказы императрицы были известны в ложах, и «вольные каменщики» имели возможность своевременно принимать меры предосторожности. Но это было малоутешительным.

«Государыня, — размышлял Баженов, — в любое время может докопаться до связей братьев с Павлом Петровичем, до тайной пересылки ему масонских книг. И бог знает, что усмотрит она в этих связях».

Василий Иванович со дня на день ждал вызова на допрос. Но никто его не тревожил. А нервы между тем были в напряжении, больное сердце предчувствовало неладное. Тревога Баженова относительно масонских связей с Павлом Петровичем была не напрасна. Факты, о которых архитектор не ведал, но о коих знали или догадывались императрица и ее доносчики, в своей совокупности могли выглядеть отнюдь не безобидно. Дело в том, что наследник престола не просто забавлялся масонской литературой и окружал себя мистиками, агентами ордена. В числе его приближенных были: главный воспитатель цесаревича, масон, граф Никита Иванович Панин; его брат, влиятельный человек в российских ложах я «оскорбитель» Екатерины, граф Петр Иванович. «Правой рукой при воспитании Павла был также масон, Тимофей Иванович Остервальд, состоявший в должности информатора при великом князе тринадцать лет». В близких отношениях с Павлом находился родственник Паниных, влиятельный в России масон, князь Г. П. Гагарин. После отстранения Г. И. Панина от Малого двора его эстафету принял молодой князь Александр Борисович Куракин, «товарищ игр и учения Павла Петровича». На 21-м году жизни Куракин был принят в орден тамплиеров. Ближайшим помощником Куракина по вовлечению Павла в масонство был друг великого князя, назначенный состоять при Малом дворе, капитан флота, князь Сергей Иванович Плещеев.

В 1776 году Павел совершил поездку в Берлин для знакомства со своей невестой, принцессой виртембергской Софией-Доротеей, ставшей затем его женой, княгиней Марией Федоровной. Накануне поездки берлинские тайные мастера ордена дали секретные указания своим агентам в России: сделать все возможное, чтобы цесаревича сопровождал масон. Таковым оказался Куракин, коего берлинские мастера уже давно обхаживали.

Павла встретили в прусском королевском доме с большими почестями. Особенно внимательны были к нему члены масонского ордена, родственники невесты, наследный принц Фридрих-Вильгельм и дядя принцессы, принц Фердинанд, «стоявший, по свидетельству императрицы Екатерины, во главе прусских масонов». «В Берлине указали Павлу и на другого родственного ему высокого масона, шведского короля Густава III».

Согласно тайным инструкциям берлинских мастеров с этих пор одна из главных задач русских масонов — это вовлечь Павла в орден. В частности, такое задание было дано Куракину.

В конечном итоге цель была достигнута. В атмосфере глубочайшей тайны Павел был посвящен в масоны. Об этом не знали даже многие русские «братья». Об «уловлении» цесаревича лучше всех были информированы берлинские мастера и иностранные дипломаты, выступавшие агентами ордена. Они рассматривали этот факт прежде всего под углом зрения будущей внешней политики России.

Павел все больше и больше втягивался в орденские обязательства. Он завел также тайную переписку с вожаками прусского масонства: «Со времени путешествия Фридриха-Вильгельма (в 1780 г.) в Петербург, когда он был еще наследным принцем, между обоими наследниками установились дружественные и доверчивые отношения, а также тайная переписка, интимность которой увеличивается еще более вследствие принадлежности обоих принцев к секте иллюминатов. Близость между принцами существовала всегда, но она еще тщательнее поддерживается братьями этой же секты» Тема этой переписки была императрице неведома, так как письма шли по масонским каналам. Но кое-какие факты Екатерину настораживали. Именно этим объясняется ее неожиданное решение отстранить Куракина от Павла. «Князь Куракин, сопровождавший великокняжескую чету в ея путешествии за границу (в 1781–1782 гг.), по возвращении своем в Россию, сослан был на житье в саратовскую свою деревню Надеждино по ничтожному поводу…»

Позднее, видимо, не без определенных оснований, граф Растопчин утверждал, что русские масоны были не столько заговорщиками и «обманщиками», сколько «глупцами», кои шли на поводу у прусских тайных мастеров и не ведали об их планах. Ссылаясь на какие-то письма, он говорил, что мартинисты планировали на своих тайных собраниях в Мюнхене совершить руками русских масонов убийство императрицы, чтобы ускорить приход к власти члена их ордена, Великого князя Павла Петровича.