Н.В. Вольский

Я довольно часто ездил к Н.В. Вольскому. Он жил под Парижем в Плесси Робенсон. Жил в нужде. М.С.Маргулиес говорил о Вольском: “Это самый блестящий человек в эмиграции”. Автор замечательных книг “Встречи с Лениным”, “Малознакомый Ленин” был действительно человек выдающийся. Талантливый публицист, широко образованный и, если хотите, действительно — блестящий. Но насчет “самый” — не думаю. В эмиграции было много “блестящих” людей. И отдавать пальму первенства Николаю Владиславовичу Вольскому я бы все-таки не решился.

Н.В. был экономист, публицист, автор философских и социологических работ. И, как выяснилось при первом же нашем разговоре, по России был почти моим земляком. Он родился в 1879 г. в уездном городе Моршанске Тамбовской губернии, в помещичьей семье. Его отец (польского происхождения) был уездным предводителем дворянства, а мать, урожденная Рымарева, — из богатой коннозаводческой помещичьей семьи. Детство и юность Н.В. провел в имении родителей “Подъем”, и эту жизнь в имении он всегда вспоминал лирически, с большой теплотой. Но своего отца почему-то не любил. И, став студентом, порвал с ним все отношения.

В Петербурге Н.В. учился в Технологическом институте. И тут, как он говорил, под влиянием проф. М.Туган-Барановского, стал марксистом. Данный ему от природы страстный темперамент увлек его на самый левый край русского марксизма — он стал большевиком. После тюрьмы и ссылки в Уфу Н.В. работал в Киеве, в подполье. В 1903 г. он встретил и полюбил Валентину Николаевну, ставшую верным другом всей его жизни. Она тоже происходила из тамбовской помещичьей семьи. В Петербурге стала опереточной певицей. И имела успех.

В 1904 г., чтобы избежать ареста, Н.В. бежал за границу и там, в Женеве, на некоторое время близко сошелся с Лениным. Но духовная независимость Вольского, потребность мыслить по-своему, а не “по Ильичу” быстро привела к разрыву с Лениным и большевиками. Очень ярко суть этого разрыва дана Вольским в таком диалоге с Лениным:

“— Из ваших слов вытекает, что ни одна гадость не должна быть порицаема, если ее учиняет полезный партии человек. Так легко можно дойти до “все позволено” Раскольникова.

Какого Раскольникова? Достоевского из “Преступления и наказания”.

Ленин остановился и, засунув большие пальцы за отворот жилетки, посмотрел на меня с нескрываемым презрением.

— Все позволено! Вот мы и приехали к сентиментам хлюпкого интеллигента, желающего топить партийный и революционный вопрос в морализирующей блевотине. Да о каком Раскольникове вы говорите? О том, который прихлопнул старую стерву-ростовщицу, или о том, который потом на базаре в покаянном кликушестве лбом хлопал о землю? Вам, посещавшему семинарий Булгакова, может быть, это нравится?” (“Встречи с Лениным, 331 ст.).

Было короткое время — в 1905 г. — когда Н.В. пробовал стать меньшевиком, но и они ему не подошли — “по темпераменту”. Он очень скоро от них ушел, оставаясь, как говорил, “беспартийным социалистом”. “Меньшевики это те же большевики, но в полбутылках”, писал — П.Б.Струве.

В те годы Н.В. много и блестяще писал, и кончилось это тем, что владелец самой распространенной в России газеты “Русское слово”, И.Д.Сытин, знавший толк в людях, пригласил Вольского на пост фактического редактора “Русского слова”. Официальный редактор, знаменитый тогда Влас Дорошевич, делами газеты занимался мало, часто уезжал за границу. Так что фактически Н.В. редактировал всю газету, что давало большое положение и большие деньги. Так он проработал до Первой мировой войны.

Как-то я спросил у Н.В.:

Но ведь вы тогда у Сытина получали, наверное, громадные деньги, могли стать богатым человеком…Ох, не говорите, стыдно вспомнить, — отозвался Н.В. — Получал две тысячи рублей в месяц, тогда как губернаторы получали, кажется, шесть тысяч в год. И знаете что? Все съедал тотализатор. Это была страсть, и глупая страсть. Бывало, как получу деньги — тут же на бега. Ну, лошадки все и съедали!

Этого я от Н.В. никак не ожидал.

В эмиграции Н.В. много писал — в “Современных записках”, в “Последних новостях”, в “Новой России” (у Керенского), в “Новом журнале” (у Карповича), в “Народной правде” (у меня), в “Социалистическом вестнике”, в “Новом русском слове”, в “Русской мысли”. Статьи обычно подписывал псевдонимами — либо “Н.Валентинов”, либо “Е.Юрьевский”.

После войны, в Мюнхене, Н.В. выпустил интереснейшую книгу “Доктрина правого коммунизма”. Говорят, что в архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке хранятся многие его рукописи. Из них я знаю “Раннего Ленина” и “Символистов”. Рукопись “Символисты” я читал. Это очень плохая работа, ибо тут Н.В. взялся не за свое дело. К художественной литературе “уха” у него не было. Он ее не чувствовал. Но многих символистов знал лично, в молодости был дружен с Андреем Белым, Эллисом и другими. И как человек, хорошо понимавший Белого, смеясь, говорил: “Белый — что? Белый как ангел — голова, кудри, плечики, начало туловища, а дальше — ничего”.

Насколько хорошо Н.В. относился к Белому и все ему прощал, настолько он ненавидел (действительно ненавидел) Александра Блока. Н.В. сам рассказывал, как в “Русском слове” он, как редактор, наложил на Блока “табу”. Блок часто присылал в газету свои стихи, но все они, как говорил Вольский, “летели в мусорную корзину”: “Я лично его не знал, но, по чести скажу, ненавидел”.

Ничего не понимая, я пристал к Н.В., чтоб он объяснил мне причину этой ненависти. Можно любить или не любить Блока, я тоже в нем кое-чего не люблю, говорил я, например, эту “Жену, облеченную в солнце”, но Блок — большой поэт, и тут нет никакого спора, он, конечно, был бы украшением “Русского слова”.

— Дело не в поэте, а в человеке, — сказал Вольский. — Я его презирал!

— Но почему же?! — приставал я.

Наконец Вольский сдался.

Хорошо, я скажу, но пусть это останется между нами. Как-то Белый, когда он был в ссоре с Блоком и с ним не встречался, рассказал мне, что у Блока подразумевается под “ночными фиалками”. И после этого Блок мне физически опротивел. Не представляю себе, что же тут может подразумеваться под “ночными фиалками”? — приставал я.

Вольский никак не хотел говорить, но, наконец:

— Хорошо, я вижу, вы так заинтригованы этими “ночными фиалками”, что я скажу вам. Так вот, подразумевается под “ночными фиалками” некая небольшая часть женских гениталий, по-медицински это — клитор, а по-простонародному — с….ь. И вот этими “ночными фиалками” (конечно, у проституток) он и занимался, их и любил. Как только я услыхал это от Белого — кончено, Блок мне физически опротивел. И я побороть себя уже не мог, да и не хотел. Потому и летели все его стихи в мусорную корзину. За все эти годы только раз я сделал исключение для стихотворения, которое отвеча ло моим взглядам на предвоенное развитие российской промышленности, что-то такое — “Разгорается… Америки новой звезда”.

В 1964 г. в Плесси Робенсон после невероятно мучительной болезни Н.Вольский скончался. Заместителя такому эмигранту не нашлось.