У графини Л.Н. Воронцовой-Дашковой

Чаи у Я.Б.Рабиновича и жены его Ольги Владимировны были всегда приятны. Кроме А.Н.Пьянкова бывал Ник. Ник. Евреинов (со своим “театром для себя”), всегда остроумен, парадоксален. Бывали братья Д.Н. и Б.Н.Ермоловы, наши пензяки, родственники известного генерала Ермолова, но их по Пензе я не знал, оба учились где-то в столицах. До революции Дмитрий Николаевич пошел по министерству внутренних дел, в гражданскую войну — в белой разведке, а сейчас у него был “бакалейный магазин”, но в его “бакалею” я не особенно верил. Почему-то — без всяких оснований — казалось, что он и сейчас должен быть связан с какими-то Intelligence. Борис Николаевич был византолог, работал в Византийском институте в Париже. Еще встречал я у Я.Б. гвардии капитана (артиллериста) М.Н. Сейдлера (досточтимый мастер ложи “Юпитер”). Он был тот самый офицер, который от имени офицерской организации предлагал вел. кн. Михаилу Александровичу (после его отречения) побег из России. План, говорят, был безошибочен. Но Михаил Александрович отклонял всякий побег, говоря: “Я не хочу бежать из своей страны”. Отказ, по-моему, был не мудр. Я никогда не понимал этой “нерасторжимой связи со своей страной”. Ну, а если моя страна осатанела, озверела, обокаянилась, как Россия в 1917—18 годах? В Дневнике за 1921 год И.А.Бунин записал: “И как надоела всему миру своими гнусностями и несчастиями эта подлая, жадная, нелепая святая Русь!” И был прав. Я всегда чувствовал свою бытийственную, личностную связь со всем миром, а не только со “своей страной”. Весь мир — мой. Весь мир — Божий.

Вскоре после моего знакомства с М.Н. Сейдлером Я.Б. передал, что у него и его сестры графини Л.Н.Воронцовой-Дашковой возникла мысль: не записал ли бы я ее рассказы о вел. кн. Михаиле Александровиче, с которым она была дружна, а ее покойный муж граф Воронцов-Дашков был самым близким (с детства) другом Михаила Александровича? Я согласился.

В условленный день я пришел к Л.Н. в отель “Наполеон” (авеню Фридланд), где она жила. Она поразила меня и приветливостью, и своей красотой. Близкий к придворным кругам человек говорил мне, что графиня Людмила Николаевна слыла при дворе самой красивой женщиной. В таких оценках, думаю, “двор” был компетентен.

Так как Л.Н. рассказывала о великом князе как о человеке, я предложил заглавие “Человек, отрекшийся от трона”. Л.Н. согласилась. Так начались мои записи рассказов Л.Н. В ее комнату подавался чай и что-нибудь к чаю. Ее рассказы я записывал скорописью. Дважды для уточнений рассказанного Л.Н. приглашала на “чаи” генерала кн. Бекович-Черкасского, бывшего командира Татарского полка Дикой дивизии и бывшего командира Дагестанского полка генерала кн. Амилахвари той же дивизии, которой во время войны командовал вел. кн. Михаил Александрович. Оба князя оставили у меня самое приятное воспоминание. Не помню, чем занимался эмигрант Бекович-Черкасский, но Амилахвари зарабатывал на жизнь как парижский таксист.

И Л.Н. и я полагали, что ее рассказы о великом князе, отрекшемся от престола, заинтересуют и русскую и иностранную печать. Увы, мы ошиблись. “Последние новости” отклонили печатание. А.А.Поляков сказал мне коротко: “Нам не подходит”. Вероятно, и единственный человек, уговаривавший в 1917 году Михаила Александровича принять престол, П.Н.Милюков был против печатания, ибо теперь стал республиканцем. Иностранные газеты совершенно не заинтересовались. И единственно, где я напечатал эти записи, была газета “Сегодня”, за какие-то гроши, причем редакция сделала в тексте сокращения.