96. Поворот на сто восемьдесят градусов

Апрельским воскресеньем 1947 года в стране прошли муниципальные выборы. Итоги голосования открыли новые перспективы для Коммунистической партии Чили. На другой день после выборов мы — генеральный секретарь Рикардо Фонсека и два члена политической комиссии (Гало Гонсалес и я) — отправились в президентский дворец Ла Монеда, чтобы переговорить с Гонсалесом Виделой о наших планах. Мы надеялись услышать поздравление с внушительной победой. Но нас встретили крайне враждебно. Президент был похож на разъяренного быка. Он не мог допустить и мысли о том, что выборы превратят коммунистов в сильную партию. Гонсалес Видела дал нам такой совет, о котором узнали по всей стране:

«Вам надо укрыться в темноте, „залечь на дно“, как морским рыбам, и не шуметь. Будьте там, где вас никто не видит. Для вас — это единственный способ выжить. В противном случае вы погибнете».

Едва сдерживая негодование, мы ответили, что впервые слышим подобное предложение, что оно чуждо основам демократии. Ведь решающее слово сказал чилийский народ, и следует уважать его волю.

«Мы с вами дали обещание выполнить нашу предвыборную программу. И мы приложили все усилия, чтобы добиться цели. Что значит „залечь на дно“? Мы исколесили всю страну, ездили по всем рудникам, чтобы сделать вас президентом. И прежде вы ни разу не говорили, чтобы мы „укрывались в темноте“. Мы не претендуем на какие-то особые права. Однако мы считаем, что наше присутствие в правительственном кабинете будет служить определенной гарантией осуществления тех перемен, которые обещаны народу».

Президент резко оборвал разговор. Мы молча вышли из президентского дворца. Ощущение было такое, будто мы присутствовали при бесстыдном «стриптизе» махрового демагога.

Пабло Неруда не раз говорил в стихах и в речах в сенате об устрашающей нищете в Пучоко-Рохасе и в Лоте, да и во всем крае, где добывают уголь. Шахтеры с маленькими лампочками на лбу идут километры и километры под толщами моря к темному забою. И не раз их путь обрывает взрыв рудничного газа. Поэт-сенатор всегда отстаивал требования бастующих шахтеров.

Я виделся с ним почти ежедневно, и чаще всего мы обсуждали события политической жизни… Отношения с президентом Гонсалесом Виделой были прерваны.

Меня и прежде многое настораживало в поведении Гонсалеса Виделы. Я был представителем коммунистической партии в канцелярии президента. Это неофициальный пост. Мне приходилось еженедельно беседовать с ним, обмениваться информацией, соображениями по разным вопросам, вносить кое-какие предложения. В один из январских понедельников 1947 года Габриэль Гонсалес Видела пришел на нашу встречу с опозданием. Оказывается, лодка, на которой он плыл со своими приближенными по озеру Пириуэйко, опрокинулась, и все, кто был вместе с ним, чуть не утонули. Их спасли крестьяне, сказал Гонсалес Видела, чей баркас оказался неподалеку. Когда один из них узнал, что спас жизнь самого президента, он оцепенел и не мог произнести ни слова. «Я дал моему спасителю пятьдесят песо».

Все собравшиеся в президентском дворце стали наперебой поздравлять Гонсалеса Виделу со счастливым исходом. Когда дошла очередь до меня, президент сказал с кривой усмешкой: «Для вас, должно быть, было бы к лучшему, если б я утонул. Вы бы вздохнули с облегчением…» Заметив мое замешательство, он поспешил дать мне совет: «Если когда-нибудь попадете в мое положение, первым делом сбросьте пиджак и ботинки, в воде они тяжелее свинца» — и перевел разговор на другую тему.

Позднее я понял, что этот человек исподволь вынашивал свои планы и ему нравилась игра в кошки-мышки.

В августе того же года я пришел на прием в Посольство Боливии по случаю Дня независимости, который праздновала эта страна. Внезапно кто-то обнял меня со спины. Оказалось — Гонсалес Видела. «Почему вы не показываетесь в Ла Монеде? — спросил он озабоченно, даже огорченно, — нельзя быть неблагодарным. Приходите ко мне завтра!» На другой день мы в том же составе, что и в первый раз, отправились на встречу с ним во дворец. Он был один в своем кабинете. И говорил совершенно иным тоном, чем в Боливийском посольстве. С раздражением и досадой рассказывал о демонстрациях протеста, которые состоялись в Бразилии в связи с его приездом туда. Он считал, что главная вина лежит на нас, коммунистах. Потом, глядя вбок и что-то рисуя на бумаге, попросил нас поддержать его решение о роспуске конгресса.

Это было вероломное предложение и к тому же крайне необдуманное. Мы, не сговариваясь, поняли, что президент ставит нам ловушку, и ответили ему решительным отказом. Неожиданно Гонсалес Видела оборвал нашу беседу. Причем сделал это достаточно грубо.

Я рассказал обо всем Неруде. Он знал Гонсалеса Виделу лучше нас и все же, как выяснилось позже, не так хорошо, как следовало. Пожалуй, никто из нас не представлял, что это за птица. Однако Пабло Неруда, обладавший удивительной интуицией, сказал тогда: «Ясно одно — худшее впереди!» Он уже был осведомлен о секретных переговорах президента с американским адмиралом Ли (позднее об этих переговорах пространно рассказал в своих мемуарах «Миссия в Чили» посол Соединенных Штатов Клод Бауэрс). И Гонсалес Видела и Клод Бауэрс в одно время были на дипломатической службе во Франции при режиме Виши. Гонсалес Видела находился в Париже, когда туда вступили гитлеровские войска. Его привели в неописуемый восторг начищенные до зеркального блеска сапоги и военная выправка солдат, которые маршировали возле Триумфальной арки. Он поведал об этом с присущим ему косноязычием, выступая в театре «Кауполикан», когда приехал в столицу. Узнав о смертельном недуге президента Риоса, этот черный ворон тут же прилетел из Франции, чтобы описать зловещий круг, и тут же вернулся в свое гнездо, в Париж. А в октябре 1946 года он рассказал своему старому знакомцу адмиралу Ли о своих далеко идущих планах, и тот остался весьма доволен. Он заплатит коммунистам за их помощь: продержит с полгода в правительственном кабинете. А потом нагло выбросит и объявит Компартию Чили вне закона. «Да, сговор с эмиссаром Трумена приносит свои плоды. Мы еще и не то увидим», — сказал Неруда, и лицо его помрачнело.

Гонсалес Видела назначил на 21 октября встречу с делегацией чилийских коммунистов. На сей раз на встрече присутствовали министр иностранных дел Рауль Хулиет, сенатор от радикалов Улисес Кореа и другие депутаты конгресса — члены Радикальной партии. Президент решил просить нас о том, чтобы мы вывели из состава правительства трех министров-коммунистов. Мы заявили, что наши товарищи не подадут в отставку. «Их выход из правительственного кабинета означал бы серьезное нарушение всех обязательств, которые взяла на себя компартия, поддержавшая кандидатуру Гонсалеса Виделы в предвыборной кампании. Создастся впечатление, будто коммунисты первыми отказываются от своих обязательств перед народом. Это недопустимо!» «Тогда я сам смещу их!» — пригрозил Габриэль Гонсалес. «Делайте что хотите!» Эта фраза подействовала на него, как взрывчатка. Грохнул сильнейший взрыв, и посыпались осколки, вернее, оскорбления самого пошлого сорта. Из его рта неслась густая подзаборная ругань. Это было жалкое, непристойное зрелище, ибо человек, занимающий пост президента республики, не смог соблюсти даже формальные приличия… Неожиданно Гонсалес Видела смолк и направился в ванную комнату. Через минуту-другую он вышел оттуда с мокрой головой.

Мы возвращались из президентского дворца с твердым убеждением, что наши отношения с Гонсалесом Виделой порваны окончательно и бесповоротно.

Вместе с руководством нашей партии мы незамедлительно обсудили сложившуюся обстановку и наметили программу действий. Через несколько часов к нам пришел генеральный секретарь Конфедерации трудящихся Чили, депутат Бернардо Арайя. Перед этим он посетил дворец Ла Монеда в связи с забастовкой угольщиков. Гонсалес Видела, проводивший заседание Совета министров, узнал о том, что Бернардо Арайя ждет его в приемной, и вышел к нему навстречу. В беседе с ним он сказал, что объявил открытую войну коммунистам. В ответ Бернардо Арайя заявил: «Стало быть, и мне». Президент помолчал и добавил: «Но прежде, чем ты уйдешь, обнимемся, друг!»

Генеральный секретарь конфедерации (спустя двадцать семь лет после этих событий он попадет в список «пропавших без вести», составленный кликой Пиночета) тут же направился на Мак-Ивер в здание чилийской компартии, чтобы сказать нам, что уже есть приказ об аресте всех наших руководителей. После разговора с Арайей мы поспешили на тайные квартиры. С тех дней чилийская компартия перешла на нелегальное положение, которое длилось довольно долго.

Неруде не надо было скрываться. Как сенатор, он обладал правом неприкосновенности, и, пока его не лишили мандата, он мог действовать легально.