168. Вспышки магния

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Не переставая звонил телефон на Ля-Мотт-Пике. Шведский посол просил назначить ему встречу на девять утра. Толпа журналистов проникла в большую гостиную. Они дожидались заявления Неруды. А он не появлялся. Журналисты томились два часа, но не сдавались. «Посол ждет официального подтверждения, прежде чем встретиться с вами» — таков был неизменный ответ. Наконец Неруда появился в сопровождении Матильды и французского поэта Луи Арагона. Зал осветили вспышки магния, журналисты устремились навстречу лауреату. Под перекрестным огнем их вопросов поэт дошел до кресла и медленно опустился в него. Рядом стояла его супруга в голубом костюме. Вопросы волнами обрушивались на лауреата. Арагон в черном костюме с розовым галстуком беседовал с лауреатом под градом поздравлений. Артобстрел прекратился на мгновение, только когда сотрудник посольства громко объявил: «Вас просит к телефону президент Альенде…»

Большинство писателей заявили в прессе, что премия присуждена справедливо, хотя некоторые из них сделали это скрепя сердце. Арагон сказал, что Неруда — один из самых любимых его поэтов и что он лучший поэт в мире. В Вальорисе Пабло Пикассо порадовался, что присуждение Нобелевской премии его другу и тезке совпало с его собственным 90-летием.

В Испании мгновенно провели опрос общественного мнения. Висенте Алейсандре (который сам через несколько лет получит Нобелевскую премию), наиболее выдающийся, наряду с Рафаэлем Альберти, из поэтов «поколения 1927 года», глубоко чуждый всякой мелочности, заявил:

«Я, испаноязычный писатель, счастлив, что Нобелевская премия справедливо присуждена Пабло Неруде, я друг этого необычайного поэта и испытываю то же чувство удовлетворения, которое охватило всех, причастных к испаноязычной литературе».

Близкий друг Пабло Неруды писательница Анна Зегерс прислала ему из Германской Демократической Республики проникновенное письмо. Она написала его, чтобы понять, «что же ты собой представляешь». Вот они — Неруда и Зегерс — сидят за столом вместе с Жоржи Амаду, Луи Арагоном и Ильей Эренбургом и спорят об одном из самых загадочных писателей в истории литературы — о Бруно Травене{150}. Лишь Анна Зегерс и Пабло Неруда знали, кто он такой, и хранили эту тайну. Сидящие за столом говорят о том, что писатели, участвующие в Движении сторонников мира, обязаны каждое воззвание превращать в «маленькое произведение искусства». Анна Зегерс вспоминает эпизоды боевой жизни. Впервые она увидела Неруду на войне в Испании: Чилийское консульство не прекратило работы даже в разгар бомбардировок Мадрида. Писательница вспоминает, что своей поэзией Неруда помогал людям, «потому что в стихах этих было нечто, спасавшее человека от плена одиночества, которое порой хуже тюремного заключения…».

Неруда с детства преодолевал одиночество. Теперь он ощутил себя нужным многим и многим.