95. Странный вальс

В марте поэт дополняет цикл своих выступлений «Путешествием на Север Чили», где он, уроженец чилийского Юга, рассказывает о страждущей земле, которая показалась ему лунным кратером…

Неруда к тому времени уже завоевал прочную славу оратора, чьи слова способны проникнуть в сердца людей. Быть может, поэтому по личной просьбе кандидата на пост президента страны Габриэля Гонсалеса Виделы его назначают руководителем по проведению предвыборной пропаганды. Неруда отдаст этому делу все силы своего поэтического воображения и заплатит за это дорогой ценой…

Поэту надлежало нарисовать как можно более привлекательный образ человека, под чье знамя встали самые различные слои чилийского общества. Для пропаганды Гонсалеса Виделы — этого, по сути, малообразованного человека — используется и печать и радио. Листовки с текстами выступлений Неруды клеили на стенах домов повсюду, от Арики до мыса Последней Надежды. Особую популярность обрело имя Гонсалеса Виделы после того, как появилась песня на слова Пабло Неруды. Он сочинил эту песню по совету своей давней приятельницы из Темуко — известной певицы Бланки Хаусер. Она приехала в Сантьяго к мужу, Армандо Карвахалю, тогдашнему дирижеру Симфонического оркестра Чили. Вместе с ней приехала и ее подруга, тоже певица. Что-то сразу привлекло Неруду в этой женщине. Она как-то удивительно смеялась. Друг Неруды композитор Котапос говорил, что ее смех падает откуда-то сверху, «точно сокол с высокой башни». Неруда слушал, как пела эта женщина «Гимн левых сил», когда ее записывали на пластинку в студии. В музыке не было ничего оригинального. Чуть подправили популярную и прилипчивую мелодию «Ром и кока-кола», которую распевали сестры Эндрю…

Неруда захотел добиться расположения этой певицы с раскатистым, заразительным смехом. И добился. Возник роман. Но поэт в ту пору был занят по горло делами. Женщина, чей смех слетал птицей, исчезла. Вскоре Пабло отправился на Север Чили. А его подруга, чье имя он толком не запомнил, уехала в Мексику. Словом, все кончилось. Еще одно дорожное приключение, не более…

Некоторые утверждают, что дом поэта «Лос Гиндос», который он сам окрестил «Мичоакан», вошел в число трех самых гостеприимных писательских домов Латинской Америки. Два другие — дом Виктории Окампо в Сан-Исидро (Аргентина) и дом Гильермо Валенсии в Попайяне (Колумбия)…

В «Мичоакане» — новый гость. Один из истинно латиноамериканских, а если воспользоваться словами Поля Валери, «самых субстанциальных» писателей континента. Это — Мигель Анхель Астуриас. Неруда встретил выдающегося гватемальского романиста с распростертыми объятиями. Еще бы! К нему приехал близкий и дорогой друг, «великий индюк», автор романа «Сеньор президент», который как бы заново, на высочайшем художественном уровне открывает романный цикл о латиноамериканском диктаторе. Предтечей этого цикла можно считать испанского писателя Валье Инклана, создавшего роман «Тиран Бандерас»…

Пабло Неруда разъезжает по всей стране. Ему сообщают, что его произведения печатаются за границей. В Чехословакии издали «Испанию в сердце». В Дании и в Соединенных Штатах вышло «Местожительство — Земля». Неруда узнает, что в Сан-Паулу расхватали, словно горячие пирожки, его книгу «Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния» на португальском языке.

Однако давно известно, что далеко не все любят поэзию. Да к тому же у Неруды уже есть серьезные враги, причем не только откровенные, но и скрытые. Среди них — новый президент Чили. Подумать — Неруда столько сделал для его победы на выборах! Разве не он возглавлял всю пропагандистскую работу в предвыборной кампании? Разве не он написал стихотворение «Народ зовет его Габриэль!»? Разве не он читал это стихотворение перед тысячами людей, заполнявшими трибуны Национального стадиона? Поэт читал его повсюду: в больших и маленьких городах, в поселках, в деревнях. Оно стало гвоздем программы в предвыборных выступлениях. Да… но Габриэль, воспетый в стихах, вовсе не эпический герой. К тому же он плохо разбирается в поэзии. Для него она — китайская грамота. Но главное — его бесит огромная популярность Пабло Неруды. Однако он умелый лицемер. У него всегда наготове какая-нибудь любезность. Он умеет показать в улыбке все тридцать два зуба…

Гонсалес Видела помнил, что его победа на выборах во многом зависела от поддержки коммунистов. Тонким голосом, почти фальцетом (у него была скверная дикция, и он глотал окончания слов), Гонсалес Видела однажды сказал знаменательную фразу:

«Нет и не будет такой силы — ни божьей, ни человечьей, — которая смогла бы столкнуть меня с коммунистической партией».

Наша партия приняла решение не входить в состав нового правительства, которое пришло к власти при ее активной поддержке. Одна из главных причин — атмосфера «холодной войны». Но Гонсалес Видела, вступив на пост президента, пришел на пленум Центрального Комитета чилийской компартии и попросил его выслушать. Он говорил прочувствованные слова, за которыми скрывался явный шантаж. «Вы носите партийные билеты в карманах пиджаков. У меня этот билет — в сердце. Если в моем кабинете не будет коммунистов, я подам в отставку». После этого coup de th??tre[124] пленум принял решение о вхождении коммунистов в правительственный кабинет.

Пабло Неруда отдает все силы сенаторской деятельности. Два года подряд он честно выполняет свой долг, но чувствует какое-то внутреннее беспокойство. Будто его все время зовет чей-то голос. Да! Поэзия — ревнива. Она не терпит соперниц, особенно таких настойчивых, неотступных, как политика. Поэзия отстаивает свое главенство, а может, и свою исключительность…

И поэт, твердо зная, что поэзия — главная Любовь его жизни, с болью прислушивается к ее жалобам, упрекам, которые мучительнее всего по ночам или на нескончаемых заседаниях сената, где он, изнывая от скуки, разглядывает своих коллег. Вон кто-то задремал и прикрыл лицо рукой — артист! — чтоб никто не заметил. Но порой раздается и легкий храп. Поэт мечтает провести сиесту по-людски, отдохнуть, а потом сесть за стол и писать стихи, за которые не надо краснеть, как за это распроклятое стихотворение о Гонсалесе Виделе…

Неруда по природе своей — странник. Его одолевает жажда перемены мест. Ему хочется уехать, чтобы потом вернуться. Он должен время от времени сниматься с якоря. На сей раз магнитная стрелка его компаса указывает на родину виноградной кисти, где, как и в его родных краях, сплошные виноградники, куда ни кинь взгляд. Поэт слышит громкий зов страны, где так вкусно готовят, где такое прозрачное оливковое масло и где знают толк в вине. На этой земле царили бессмертные боги и простиралась самая великая империя. Но сердцу поэта милее всего сам народ, который живет неприметной жизнью среди древних статуй.

Неруда говорит о своем решении руководству партии. Он хочет быть послом в Италии. Идут переговоры с президентом. Тот поначалу соглашается — таким образом он уберет поэта из Чили. Пусть уедет с глаз долой! Но, пожалуй, это слишком роскошная ссылка… Президент начинает плести интриги, и план Неруды не осуществляется.

В это же самое время Гонсалес Видела вступает в тесный контакт с адмиралом Ли, который был прислан в Чили президентом США Труменом, и договаривается с ним о том, что через несколько месяцев объявит Коммунистическую партию Чили вне закона.

Гонсалес Видела sotto voce[125] договаривается также и с правыми в сенате — а ведь именно он ведает назначением послов, — чтобы те отклонили кандидатуру Неруды. Едва приспешники Гонсалеса Виделы проголосовали против Неруды, как началась политическая возня вокруг чилийских коммунистов. Более других усердствовал сеньор Анхель Гуарельо. Он весьма высоко котировался на бирже ценностей у президента по двум причинам. Во-первых, не написал ни одной стихотворной строчки, а во-вторых, не вступал ни в какие отношения с коммунистами, разве что обратился к ним с одной-единственной просьбой — утвердить его назначение послом… в Италию. А поэту пришлось ждать почти четверть века, чтобы стать послом…

На какое-то время воцаряется относительное спокойствие. С 28 декабря — День вифлеемских младенцев — поэт твердо знает, что председатель сената никогда уже не сможет предоставить слово досточтимому сеньору Рикардо Рейесу. Ему придется предоставлять слово досточтимому сеньору Пабло Неруде. Досточтимый… Смешно! В этом зале чтут людей исключительно по протоколу, а принципы морали — не в счет.

Как бы там ни было, а в ночь на 28 декабря поэт поднимет бокал в память имени, с которым он расстанется навсегда. Осушит бокал красного вина и простится с Рикардо Эльесером Нефтали Рейесом Басоальто — нелегко выговорить это одним духом! — с именем, которое появилось в Книге записей о рождении в Паррале 1 августа 1904 года. Отныне и впредь его будут называть на законных основаниях так, как называют уже много лет. С того самого времени, когда он, спасаясь от гнева отца, невзлюбившего поэтов, избрал себе псевдоним Пабло Неруда. Он будет называть себя так всюду, во всех документах. Что это? Странность, причуда? Ничего подобного! Поэт отказался от фамилий Рейес и Басоальто давным-давно. Рейес Басоальто — это худющий подросток, «жердь» из далекого Темуко, мальчишка, что ездил вместе с кондуктором Хосе дель Карменом в товарном поезде. Пока поезд стоял и рабочие грузили гравий и щебень для укрепления шпал, этот мальчишка по имени Рикардо Рейес отыскивал яйца куропаток, гнездо «змеиной матки», плод копиуэ. Как ему нравился этот пламенеющий куст, алый, точно горячая кровь! Теперь все это — далекое, далекое прошлое, его предыстория…

В новогоднюю ночь Неруда призадумался, как это ему, «неисправимому ветренику», удается сохранить верность той, которую он любит всю жизнь — госпоже, или, вернее, сеньорите Поэзии… Он сидел в глубокой задумчивости среди праздничных масок и веселых песен.

На рассвете Неруда начинает работать. Внутри него раздается свисток ровно в семь утра и зовет его к столу. Неруда чувствует новый прилив творческих сил.

В Буэнос-Айресе выходит «Третье местожительство». В этой книге есть и его былое одиночество, и неистовство любви, и встречи с историей. Есть все, что поэт создал за десятилетие: с 1935 по 1945 год. Но есть и совершенно новая поэзия, складывающаяся в мозаику разных поэтических форм. Начало книги заметно отличается от финала. Неруда прожил годы, полные глубоких интимных переживаний, годы политических бурь, годы войны. И все это прошло через его сердце. «Третье местожительство» — книга Ночи и Дня. Ночной тьмой окутана «Утонувшая в небе»: «Я, страждущий, остановился / среди цветов засохших…», «Союз» (соната): «Ночная сладость, она венчает все…» — эти строки тоже из царства Ночи. Плотская страсть, желанная тропа, что ведет поэта к тайному укрытию. «В одном лишь слоге рубленом, сверкающем, как серебро, / я жить хочу, любовь, / в одной лишь точке / на твоей груди прекрасной…» Это последние отблески «Зеленого луча» на земле Востока, а может, солнца, опускающегося в море, которое я не раз видел вместе с Нерудой, когда бывал у него в Исла-Негра. Мы подолгу вглядывались в край закатного неба, стоя на площадке, залитой косыми лучами солнца.

Книга «Третье местожительство» похожа на дом с двумя дверями, как в фильме братьев Маркс. Из одной двери попадали в зимнюю стужу, из другой — в ясную весну. Таков и странный «Вальс», из которого рвется отчаяние: «И нет меня, и я никчемен и неведом никому». В «Вальсе» передана гнетущая атмосфера призрачного Брюсселя, где поэт страдает от беспросветного одиночества среди мертвого лунного света и «холодного блеска ножей». В сумрак погружено стихотворение «Заброшенный». Семя, погребенное в земле, не в силах пробиться к свету, ему суждено пребывать во тьме, как «косточке зимней вишни». Но росток восстанет из земли в «Воссоединении под новыми знаменами». Прорастет из глубин, поднимется среди слепящего огня и крови в «Испании в сердце» и в «Песни любви Сталинграду».

Поэт глухого подземелья выйдет навстречу свету, «одетый в грозу, в громы и в молнии».