43. Настойчивые просьбы издалека

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Наконец-то поэт добивается назначения почетным консулом… в Рангун. Позже он будет консулом в Коломбо (в те годы — Цейлон), потом в Батавии (остров Ява) и в Сингапуре (Малайзия).

Из всех этих мест он продолжал писать Альбертине. Однако сохранились лишь письма, отправленные с Цейлона. 17 декабря 1929 года Неруда шлет письмо своей «маленькой Неточке». Все как бы повторяется сначала: «Я не хотел тебе писать, пока ты не ответишь на мои прежние письма. Но сейчас — глубокая ночь, страшная духота и сна — никакого». И здесь, как в его комнатушке на улице Эчауррен, ночной столик украшает фотография Альбертины. Поэт всегда питал слабость к изделиям из ценных пород дерева и вставил фотографию в рамку из тамаринда. Глаза Альбертины смотрят на него днем и ночью. Выходит, зря он думал, что никогда не встретится с ними… В письме сквозит определенная настойчивость. Неруда знает о планах Альбертины и требует одного: приехать к нему.

«Ведь это последняя возможность соединить наши жизни! Я так устал от одиночества, что возьму и женюсь на другой, если ты не приедешь! По-твоему, это дикая нелепость, дурь? Нет, дорогая, дико будет, если ты откажешься от меня. Знаешь, я ведь теперь „сеньор консул“ и на виду в здешнем обществе. Мамаши смотрят на меня выжидающе (заметь: у многих премиленькие дочки). Но пойми, послушай! Кроме тебя, я никого никогда не любил».

После окончания университета в городе Консепсьон Альбертина стала работать в экспериментальной школе. Однажды ее вызвал к себе директор и предложил поехать в Брюссель для освоения аудиовизуального метода обучения иностранным языкам, который разработал профессор Декроли. В скором времени Альбертина уехала в Бельгию. Туда и приходили письма от Неруды. Наш влюбленный консул разъясняет своей подруге все: и каким пароходом приехать, и в какое агентство обратиться.

«Обратись в агентство Брэнч Сервис, у него есть отделения в Париже и в Марселе, и приобрети там билет. Он стоит тысячу чилийских песо… Каждый день, каждый час я задаю себе один и тот же вопрос — приедет? О Чили я совершенно ничего не знаю, представляешь?»

На другой день Неруда шлет письмо авиапочтой: «Ни один самолет в мире не привезет столько поцелуев сразу». Поэт настроен решительно. Преступно губить их счастье, откладывать, медлить, придумывать какие-то препятствия. Он ни за что не позволит ей вернуться в Сантьяго. Она должна сделать все, чтобы быть с ним. Хорошо бы ей использовать обратный билет в Чили, обменять его в том же агентстве. Разве он склоняет ее на что-то дурное? Ему понятны ее опасения, но как только они поженятся, он обо всем напишет Рикардо Молине, ректору Чилийского университета в Консепсьоне и непременно оплатит ее билет в Чили, да и все расходы до последнего сентаво. Но при всем том Неруда осмотрителен. Альбертина — если она согласна — должна сделать все разом, немедля. И никому ни слова о нем, это может помешать его продвижению по службе… Он верит, надеется, что любимая приедет к нему и они наконец поженятся. Он велит ей «слушаться его тысячу и один раз». Но Альбертина упорствует…

Послав Альбертине стихотворение из книги «Местожительство — Земля», Неруда спрашивает: «Ты, наверно, поняла, что стихи по-прежнему о тебе?» Чуть ниже: «Почти все». А в конце письма с полной уверенностью: «Но лучшие из них посвящены тебе!»

Поэт, раздираемый сомнениями, приходит к местному факиру.

«Он сказал, что может угадать имя той женщины, которую я люблю и которая любит меня. И представляешь, взял и написал это имя!»

Однажды было послано сразу несколько писем. Письмо от 19 декабря — два уже отправлены — значительно отличается от всех предыдущих.

«Пишу тебе потому, что меня терзает одна мысль. Вдруг ты по моей вине нарушишь какие-то свои обязательства. Прости меня за то, что я опять тревожу тебя. В общем, я с радостью, поверь, предоставляю тебе полную свободу. Поступай по своему усмотрению, как считаешь нужным. Ни за какие блага я не хотел бы, чтоб ты приехала ко мне против своей воли. Грешно принуждать тебя. Я не могу „войти в твое положение“ и, перечитав письмо в сотый раз, понял, что тебе, видимо, хочется уехать в Чили. Ну что ж, говоря откровенно, здесь, так или иначе, ты разделила бы со мной невзгоды и лишения, которые выпали мне в большей мере, чем другим. Живи, как знаешь».

Из писем Неруды с Востока даже по отдельным фразам можно представить, как он страдал от одиночества. Целыми днями не с кем перемолвиться словом. Разве что со слугой. Не на кого излить досаду, злость. «Ты же знаешь, характер у меня не самый лучший…» Настоящий взрыв последует, когда ему вернут заказное письмо из Бельгии со штампом: Parti sans laisser adresse[56]. «Где человечность? Где хоть какое-то чувство ответственности? Сеньорита даже не удосужилась написать ответ!» Неруда вне себя от гнева, от обиды. Тон его письма категоричен. «Как можно порушить все планы, извести понапрасну столько времени! Все должно решиться сейчас, немедленно или никогда!»

Когда Альбертина вернулась в Консепсьон, к ней пришло прощальное письмо поэта. Тон этого письма необычен:

«Я хотел, чтоб ты стала моей женой, в память о нашей любви… И пожалуйста, уничтожь все мои письма, все, что я тебе посылал. И верни мои фотографии. Им незачем попадать в руки твоих новых приятелей в Консепсьоне (я наслышан порядком!). А главное, вышли почтой фотографию, которую я дважды отправлял на твой брюссельский адрес заказными письмами. Ту, где я в бенгальском наряде. Мне она срочно нужна. Верни ее как можно скорей. Окажи мне эту великую последнюю милость.

Прощай навсегда, Альбертина. Забудь меня и верь, что я желал тебе только счастья!»

Это и в самом деле разрыв. Однако поэт напишет Альбертине еще несколько раз по возвращении в Сантьяго, в 1932 году. В одном из писем — они написаны на бланках Министерства иностранных дел, где Неруда тогда работал, — он известит Альбертину о том, что ей уже успели рассказать.

«Должно быть, ты знаешь, что в декабре 1931 года я женился. Тебе не захотелось избавить меня от страшного одиночества, которое день ото дня становилось невыносимее. Ты поймешь, если вникнешь душой в то, что такое долгие годы на далекой чужбине».

В следующих строках — как бы желание вернуться к прошлому: Неруда говорит, что чувство к ней не поблекло, не угасло.

«Мне хочется поцеловать тебя в лоб, погладить твои руки, которые я так любил, рассказать, что в моем сердце все еще живет нежное дружеское чувство к тебе».

Третья строка свидетельствует о его осторожности:

«Не показывай никому это письмо. И пусть никто не знает, что ты мне пишешь».

А в четвертой строке — вопрос, скорее просьба:

«Может, ты сумеешь приехать в Сантьяго, хоть на денек?»

15 мая 1932 года Неруда снова пишет письмо на официальном бланке Министерства иностранных дел. Он хочет понять, в чем причина их разрыва.

«Я не стану причинять тебе боль, но, по-моему, ты совершила роковую ошибку. В телеграммах и в письмах я говорил, что женюсь на тебе, как только ты приедешь в Коломбо. У меня уже было официальное разрешение оформить брак с тобой, Альбертина, мне даже выписали денежное пособие… А теперь моя сестра вдруг говорит, будто я звал тебя к себе, не собираясь узаконить наши отношения, и ты, мол, потому и отказалась. Зачем такая неправда? Мне и без того невыносимо горько, что ты так и не поняла меня, а тут еще и эта напраслина. Ужасно!.. Ну да ладно… Забудем то зло, что причинили друг другу, и останемся друзьями, пусть все-таки в нас живет надежда».

Есть и последнее письмо, от 11 июля 1932 года. Оно послано Альбертине из Сантьяго. В сердце поэта полная сумятица. Как часто люди не понимают, что возврата к прошлому — нет!..

«Я думаю о тебе постоянно… но ты такая же неблагодарная, как и прежде. До сих пор не пойму, что с тобой было в Европе, не в силах понять, почему ты не приехала ко мне».

Спустя полвека Альбертина вспоминает обо всем без тени волнения, пожалуй, даже нехотя:

«Пабло писал мне из Рангуна. Звал к себе, чтоб мы там поженились. А я уехала в Париж. Рождество мы провели с подругой в Лондоне. Некоторые письма Пабло я получила с большим опозданием, а другие вернулись к нему, и он страшно рассердился».

Возвратившись в Консепсьон, Альбертина стала преподавать французский язык по методу профессора Декроли. Письма в Консепсьон Пабло отправлял на университетский адрес.

«Однажды наш директор, строгий моралист, правда лишь на словах, вскрыл письмо Неруды и выговорил мне за его содержание. Ну а я с возмущением сказала ему, что он не имел права читать чужое письмо. В общем, хлопнув дверью, я ушла из университета. И вскоре уехала к Рубену, он уже был женат, и у него в доме познакомилась с Анхелем Кручагой».