120. Дар, фонд и ошибки

Неруда не отмечал своих именин ни в день святого Рикардо, ни в день святого Элиесера, ни в день святого Нефтали, ни даже в день апостола Павла. Зато он праздновал день рождения. И как праздновал! Из-за своего пятидесятилетия он чуть не разорился. Событие это отмечалось не день, не месяц, а практически весь год. В конце концов, не каждый день и не каждый год исполняется полвека!

Шум начался еще за полгода до юбилея, когда Неруда подарил Чилийскому университету «библиотеку стоимостью пятнадцать миллионов», как гласил заголовок в «Эрсилье». Он и в самом деле в конце декабря минувшего года подарил книги, находившиеся в его доме на улице Линча, 164. Дарственную оформил законным порядком, через нотариат. Все, что имелось в его библиотеке, включая карты, рукописи и коллекцию раковин, переходило в собственность Чилийского университета.

Это была необыкновенная библиотека. В ней насчитывалось пять тысяч томов, среди которых множество уникальных рукописей и прижизненных изданий; там были «Цветы зла» Бодлера, все сочинения Гонгоры 1664 года издания, «Труженики моря» Виктора Гюго с поправками и заметками автора, сделанными в 1886 году; «У Германтов» Марселя Пруста с картой, выполненной им собственноручно; прижизненные издания Верлена, Кеведо, графа Вильямедианы, Лопе де Веги и Александра Пушкина. Кроме того, там была «Проза и лирические стихотворения» Данте Алигьери, напечатанные по особому заказу русской императрицы Елизаветы Петровны. Неруда подарил университету также рукописи Людовика XIV, Виктора Гюго, Шарля Орлеанского, Гюстава Флобера, Поля Верлена, Рембо, Леконта де Лилля, Руже де Лилля, Френсиса Джеймса и Марселя Пруста.

Он передал университету экземпляры всех изданий своих произведений на испанском языке и в переводах, распорядившись, чтобы и впредь экземпляры всех изданий, которые выйдут как при его жизни, так и после его смерти, поступали в университетскую библиотеку.

Трудно было даже оценить стоимость этого дара, содержавшего столько библиографических редкостей. Сколько стоят, к примеру, два издания Альдуса, изобретателя шрифта «курсив»? А «Стихотворения» Лоренцо Медичи? Как оценить инкунабулу со стихотворениями Петрарки, изданную через шесть лет после открытия Америки? Какова ценность в денежном выражении «Сезона в аду» Рембо или одного из восьми существующих роскошных изданий «Желтой любви» Тристана Корбьера? Или первого издания «Отелло»? А сколько стоят тридцать документов, касающихся Жана Артюра Рембо, в том числе два письма его сестры Изабеллы к матери, отправленные ею из Марселя, в которых она рассказывает о смерти поэта в больнице? А ведь для Неруды эти документы имели и дополнительную ценность: он получил их в подарок от Поля Элюара.

Неруда долго думал, какому учреждению подарить свое собрание. Сначала хотел передать его Национальной библиотеке, но решил, что среди миллионов книг пять тысяч его томов просто затеряются. И тогда остановился на университете, веря, что он сумеет сохранить их «для будущих поэтов Америки», как писал Неруда во «Всеобщей песни».

Мысль сделать этот дар возникла у Неруды, когда он возвратился на родину и увидел, что книги его заколочены в ящики, онемели и почти умерли. Поэт понял, что им, бедняжкам, плохо пришлось, что они страдали в его отсутствие. Сыграло роль и восторженное отношение к его идее ректора университета Хуана Гомеса Мильяса, который тут же загорелся и стал строить планы, как лучше распорядиться сокровищем. Он решил создать в университете отдел изучения и исследования чилийской и зарубежной поэзии, в задачу которого будет входить пополнение дара Неруды оригиналами, биографиями и иконографией других поэтов.

Через несколько месяцев в «Лос Гиндосе» состоялась торжественная передача библиотеки Неруды и открытие «Фонда Пабло Неруды для изучения поэзии».

Я очень хорошо помню полдень 20 июня, когда мы под бледными лучами зимнего солнца слушали речи ректора и Неруды. Ректор говорил о неразрывной связи поэта с народом, и поэт был счастлив, что эта связь не осталась незамеченной. Он выполнил свой долг. Именно тогда он сказал: «Поэт — не сорвавшийся с горы камень. У него есть две священные обязанности: уходить и возвращаться».

Он ушел собирать по свету книги и раковины и вернулся, нагруженный ими, чтобы передать их университету и тем самым хоть в малой степени отблагодарить народ за все, что сам получил от него. В этих книгах не только жизнь, но и смерть тех, кто их написал. Он вручил ректору «Цыганский романсеро», который убитый поэт надписал Неруде; раскрыв книгу на дарственной надписи, Пабло почтил память Федерико.

Потом он припомнил свой шутливый спор с Рафаэлем Альберти и их общее восхищение творческой зрелостью писателей-толстяков. Они провозгласили лозунг: «Быть толстыми, как Бальзак, а не тщедушными, как Беккер». Они мерились, кто толще, перед витриной книжного магазина. «Я дотягиваю уже до „Тружеников моря“». — «А я только до „Собора Парижской богоматери“».

Щедрым даром университету Неруда и начал праздновать свое пятидесятилетие, ставшее неотъемлемой частью национальной истории. Он-то не принадлежал к тем «семьям, которые клянутся кастовой честью, гордясь четырьмя поколениями предков, а потом продают свое прошлое с торгов».

Неруда припомнил свою молодость и сравнил себя тогдашнего с нынешним.

«Мое поколение было антилитературным, антикнижным, оно восставало против декадентской изощренности литературы того времени. Мы были заклятыми врагами всякого вампиризма, ночных озарений, духовного опьянения. Мы были естественны, как сама жизнь».

Время заставило его понять многое, чего раньше он не понимал. Поэт дарит университету те книги, которые в большей мере, чем научные исследования и высокоумные труды, отражают жизнь и стремление к прекрасному. «Они исполнят свое предназначение — отражать и впитывать свет», когда в них будут вглядываться молодые глаза.

Совершил ли Неруда ошибку, сделав этот дар?

В 1969 году он с горечью вспоминал:

«Чтобы собрания, о которых идет речь, не пропали, я принял решение подарить их одному из крупнейших наших университетов. Ректор горячо благодарил меня за этот, по его выражению, великолепный дар. Я исполнил свой долг, внес свою коллекцию в общую сокровищницу. Прошло пятнадцать лет, и никто их с тех пор не видел. Ни следа не осталось от книг и раковин, словно они вернулись обратно в книжные лавки и океаны. Несколько лет назад я спросил об их судьбе, и мне ответили: „Они здесь так и лежат, запакованные в ящики“.

Иногда я думаю: не ошибся ли я университетом? Не ошибся ли страной?»