42. Отъезд

В прежние годы Неруда, случалось, испытывал глубокое удовлетворение от литературного труда. В двадцать лет он опубликовал книгу, и его захлестнула радость от ощущения творческой удачи. Правда, ненадолго. Говоря об этой книге, поэт утверждал, что ему удалось вернуть высокий смысл забытому слову «искренность».

«Искренность… Пожалуй, все мое творчество определяется этим словом, таким скромным, вышедшим из моды. Его отвергла, затоптала пышно разряженная свита, что покорно следует по пятам горделивой Эстетики и бросает на нее вожделенные взоры».

Неруда публикует в газете «Насьон» статью «Экзегеза^{63} и одиночество», где поясняет ополчившимся на него учителям и чинушам, что он без труда мог бы стать преуспевающим учеником на отделении французского языка, но дерзнул избрать поприще литературы, чтобы в словах засиял свет. Он посвятил этому высокому делу, где человек всегда одинок, ровно половину своей жизни, и первые десять лет ушли на мучительные поиски самого себя. В результате этих поисков родились «Двадцать стихотворений о любви». Книга написана с болью в сердце. В ее песнях заключена его собственная жизнь, его любовные муки. Поэт безо всякого хвастовства говорит, что эта книга — творческая победа. Он одержал победу благодаря искренности и вере в поэзию. Неруда не станет хвастать своей собранностью — чего нет, того нет. Зато назовет себя «вдумчивым наблюдателем», но таким, который пишет лишь о том, что волнует его по-настоящему… День ото дня радостное чувство угасает. Неруда готов сжечь все корабли, разрушить все мосты. Ни одна книга не должна быть повторением пройденного. Он порвет со своей прежней поэзией. Он устремится на поиски новых континентов и на земле, и в мире поэзии.

Все, решительно все, побуждало его покинуть Чили.

Завершалась определенная пора его жизни. Ему, он понимает, нужно бежать от самого себя, уплыть за три моря, очутиться вдали от всего пережитого. Вот тут на горизонте Неруды возникает еще один друг его юности — Альваро Инохоса, который просто бредил путешествиями. В 1924 году он вернулся из Соединенных Штатов, но уже мечтал податься куда-нибудь еще. Альваро и познакомил нашего поэта со своей сестрой — Сильвией Тауэр. Двадцатилетний Неруда показался Сильвии болезненно бледным, до странности невозмутимым, чуть ли не равнодушным ко всему на свете, и на редкость молчаливым. Однажды при ней поэт обронил: «Кто это придумал, что люди должны разговаривать?» Сильвия была весьма романтичной особой и тоже не слишком словоохотливой. Заметив, что поэт очень мало ест, она простодушно решила, что он ведет аскетический образ жизни. Ей и в голову не приходило, что у Неруды нет денег ни на еду, ни на что вообще.

Семья Альваро Инохосы безвыездно жила в Вальпараисо, на улице Деформес. В период между 1925 и 1927 годами Неруда довольно часто посещал их дом. Его властно тянуло к морю. Они с Альваро заглядывали на все рынки Вальпараисо, обходили все его пристани, лазили по холмам и отважно знакомились с ночной жизнью порта. Перед первым приездом Пабло к Альваро тот, шутки ради, наказал всем домашним ни в коем случае не вступать в беседу с молодым поэтом. Для него, мол, это — нож острый. А Пабло чуть не сразу завел долгий, часа на два, разговор с хозяйкой дома — матерью Альваро. Сильвия, сгорая от любопытства, еле дождалась удобного момента, чтобы узнать, о чем они беседовали. «Да о делах, о коммерции… Очаровательный молодой человек!» Она ничего не выдумала. В те времена оба приятеля без конца строили самые невероятные «прожекты», которые должны были вырвать их из беспросветной нужды и сделать… Рокфеллерами, ну хотя бы в скромных масштабах Латинской Америки. Как только у них будет верный доход, они сумеют посвятить себя одной поэзии.

В июне 1927 года Пабло и Альваро выйдут из дома, пройдут по улице Деформес, доедут на поезде до станции, где пересядут на другой поезд и прибудут в Буэнос-Айрес. А потом поплывут на пароходе «Баден» в Европу, чтобы оттуда добраться до Рангуна… Какое-то время после их отъезда в дом Инохосы приходили письма и телеграммы от разных девушек; они с тревогой допытывались, куда подевался Пабло. Поэт почти никого не известил о том, что уезжает в Азию. Вскрывала письма и телеграммы Сильвия, но отвечала «лишь из жалости» только на те, что трогали ее сердце.

Альваро пробыл на Востоке очень недолго и вернулся в Соединенные Штаты. Там в 1938 году я и познакомился с ним и с его женой — американской балериной. Едва увидев его, я тотчас вспомнил те удивительные истории, которые рассказывал о нем Неруда. Поэт утверждал, что ему не случалось встречать более самоуверенного и дерзкого донжуана, чем Альваро. Я спрашивал Неруду, как, собственно, вел себя этот донжуан. Да просто не терял времени даром. Перед отъездом в Бирму они с Пабло много гуляли по парижским улицам. Как только Альваро замечал женщину в своем вкусе, он подбегал к ней и на чудовищном французском языке предлагал… заняться любовью. В девяносто девяти случаях он терпел неудачу, порой получал и пощечину, но «сотая» по его статистике, не подлежащей проверке, соглашалась. Я встретился с Альваро через десять лет после всех его похождений. Теперь этот остроносый человек с густыми лохматыми бровями, из-под которых смотрели светлые, блеклые глаза, прочно «стоял на якоре» в небольшой нью-йоркской квартире. Этому «вольному стрелку» лишь изредка, с большим трудом удавалось пристроить рассказ в каком-нибудь журнале. На жизнь Альваро зарабатывал уроками испанского языка.

Я несколько растерянно разглядывал друга Неруды, силясь обнаружить в нем черты этакого Казановы. Но ничто в его облике не говорило о его амурных похождениях в Европе и Азии. В глаза мне бросилась какая-то настороженная сдержанность, будто за ней что-то пряталось, скрывалось.

Когда Неруда вернулся в Чили из Испании, я пришел к нему в дом на проспекте Викунья Макенны и взял интервью, которое через несколько дней было опубликовано в «Новостях недели». В то время этим еженедельником руководил добрый друг поэта — благороднейший Луис Энрике Делано. Квартира, где временно остановились Неруда и Делия дель Карриль, принадлежала все той же Сильвии Тауэр. Когда-то из ее дома в Вальпараисо он отправился на Восток.

В 1958 году после тридцатилетней разлуки Пабло встретился с Альваро в Сантьяго у художника Немесио Антуньеса. Они кинулись друг другу в объятия и несколько минут не могли произнести ни слова.

В том же году Сильвия Тауэр познакомила Неруду с пуэрториканцем Антонио Сантаэльей; тот разъезжал по странам Латинской Америки, призывая всячески поддерживать борцов за свободу его родины. После встречи с ним Пабло решил написать книгу стихов в защиту независимости Пуэрто-Рико, он даже думал назвать эту книгу «Бедный порт». Первые стихи книги стали как бы прологом, предтечей его знаменитой «Песни о подвиге». В кратком предисловии к «Песне о подвиге», впервые опубликованной в Гаване в 1960 году, Неруда пишет:

«Сначала я задумал книгу о Пуэрто-Рико, о страдальческой судьбе этой страны-колонии, о борьбе, которую ведут сегодня ее самоотверженные патриоты. Но после знаменательных событий на Кубе эта книга разрослась и объяла все пространство Карибского региона».

Альваро Инохоса перепробовал тысячу разных профессий, но потом, спрятавшись под странным хитроумным псевдонимом, который скорее был бы к лицу какому-нибудь персонажу Александра Дюма, стал торговать картинами. Этому новоявленному маршану удалось таким образом вернуться в Париж. Он хотел остаться до конца дней в городе своих мечтаний, безумств и любовных побед — в Париже 1927 года. Однако возникла одна маленькая загвоздка — прошло более сорока лет. Париж стал старше, но сохранил молодость. Альваро был моложе Парижа, но успел состариться. И потому сделал скоропалительный вывод: Париж уже совсем не тот, здесь все пришло в упадок. И, рассердившись, уехал…