167. Решение Шведской академии

Члены Шведской академии собрались в здании старой стокгольмской биржи для объявления решения, и секретарь Карл Рагнар Хиеров начал свое выступление с шутки. Он вспомнил, как несколько дней назад участвовал в телевизионной дискуссии с премьер-министром Улафом Пальме, который сказал, что удобнее всего Нобелевские премии присуждать послам, чтобы не было затруднений с вручением. Заявление, разумеется, странное, но отнюдь не беспочвенное. За последние десять лет Академия присуждала премии Сен-Жон Персу в 1960 году, югославу Иво Андричу в 1962-м, греку Георгосу Сеферису в 1964-м и наконец Мигелю Анхелю Астуриасу, а все они были дипломаты.

Журналисты пришли в замешательство, они не знали, как понимать слова премьер-министра, и тут секретарь Шведской академии с улыбкой сказал, что члены Академии последовали совету Улафа Пальме, и пояснил: «Премия присуждена послу Нефтали Рикардо Рейесу Басоальто…» И после некоторой паузы добавил: «Более известному под псевдонимом Пабло Неруда».

Текст официального заявления начинается в несколько непривычной манере: «Нобелевская премия в области литературы за этот год присуждена отнюдь не бесспорному кандидату; спорят не только о нем, но и о его праве называться поэтом. Уже сорок лет не утихают дискуссии, и одно это доказывает несомненное значение его поэзии». В заявлении сознательно приводятся как хвалебные, так и отрицательные отзывы о лауреате. Наряду со всем известными словами Гарсиа Лорки: «Смерть ему ближе, чем философия», приводится прямо противоположное мнение, принадлежащее другому испаноязычному поэту, также Нобелевскому лауреату Хуану Рамону Хименесу, который сказал, что Неруда — «великий плохой поэт».

Шведская академия признает, что масштабы нерудовской поэзии поражают воображение. Законный вопрос: существовало ли нечто подобное в истории поэзии? Далее идут статистические выкладки. В 1962 году Неруда написал две тысячи страниц поэзии. Два года спустя опубликовал пять новых томов стихотворений под названием «Мемориал Исла-Негра». Представитель Академии прибегает к несколько странным сравнениям, определяя масштабы творчества поэта:

«Выбрать одно стихотворение или один сборник стихов из этого беспредельного океана — все равно что вычерпывать чайной ложкой баржу водоизмещением в пятьдесят тысяч тонн. Мы никак не сумеем обобщить творчество Пабло Неруды, этого не в состоянии сделать даже он сам.

Невозможно предположить, что вся эта необъятная литературная продукция находилась на одном уровне. Тому, кто задался бы целью отыскать недостатки поэзии Неруды, не понадобилось бы много времени. Тому, кто захотел бы найти ее сильные стороны, не пришлось бы тратить времени совсем. Со дня его первого литературного успеха и по сию пору мы видим эту силу в неиссякаемом богатстве творчества Неруды. Самое замечательное, однако, в том, что, несомненно, его поэзия с годами стала вдохновеннее. Она — словно реки, которые несут свои воды через Американский континент: едва различимый ручей становится все шире и набирает мощь по мере приближения к устью».

В заявлении говорится, что долгий творческий путь протекал под знаком постоянных стилистических преобразований, при непрерывном обновлении мотивов, бесконечном изменении идей и смене чувств.

Временами в этом документе слышатся интонации европейского профессора, который упрекает своего ученика за поверхностность, недостаточную отделанность стиха, за непомерное нагромождение метафор, в чем умудренный мэтр видит непродуманное, поспешное следование азам европейской сюрреалистической поэзии, заимствованным из учебников и манифестов. Далее ученый муж рассуждает, что, пожалуй, воображение его ученика подчиняется несколько иным законам, чем у европейцев, оно находится «в прямой и таинственной связи с творческой природой самого языка и образностью речи».

В заявлении Шведской академии не обойден молчанием и тот факт, что Неруда не только поэт-глашатай ослепительной мечты, но и революционер, продолжающий бороться и сегодня. В доказательство приводится следующее высказывание поэта: «И тогда я расстался с детством, потому что понял: моему народу жить не позволяют и в погребении отказывают». Невозможно замолчать этот факт и не засвидетельствовать, что Неруда видит свою родину «порабощенной и угнетаемой со времен конкистадоров». Его самого не раз выдворяют и преследуют, однако он не сдается. Сообщества угнетенных есть повсюду. Именно их он неустанно ищет, «став поэтом угнетенного человечества».

Заявление, которое затем было прочитано по шведскому радио, явно написано опытной рукой знатока нерудовской поэзии. Это рука ангела-хранителя поэта при Академии. Ангела с мечом, знаменитого шведского писателя, современника Неруды, испытавшего на себе влияние той же эстетической революции, к тому же знатока латиноамериканской литературы. На протяжении двадцати лет Артур Лундквист вел кампанию за присуждение премии Неруде. Он побывал в Чили в мае 1946 года, в конце осени, в сезон дождей, и прошел по выложенной камнем дороге среди влажной травы до двери нерудовского дома, о чем он вспоминает в своей книге «Элегия Пабло Неруде». Тогда же Неруда познакомил меня с ним. Я навестил Лундквиста в отеле «Крильон де Сантьяго». В 1957 году Лундквист вновь приехал в Чили. Он увидел коллекции поэта, однако понял, что тот коллекционировал прежде всего события, лица, человеческие судьбы, воплощенные в предметах, привезенных со всего мира.

Шведский академик долгие годы вел работу среди восемнадцати членов этого консервативного учреждения, пока не добился премии для своего друга, которого считал величайшим поэтом.