Собрание в лаборатории
Собрание в лаборатории
Председатель А. В. Павлов: В дирекцию лаборатории поступило заявление от С. Г. Мюге, такого содержания: «В дирекцию и общественные организации ГЕЛАН (очевидно, под общественными организациями С. Г. понимает местком, партком и комсомольскую организацию). Прошу дать мне характеристику для представления в ОВИР на предмет выезда для постоянного проживания в Израиль». Поскольку такое заявление в истории как лаборатории, так и всего Отделения общей биологии поступило впервые, мы, согласовав вопрос с компетентными организациями, решили разобрать его на общем собрании работников ГЕЛАНа. Будут ли вопросы к Сергею Георгиевичу?
Вопрос: Какие мотивы послужили поводом для Вашего заявления?
Ответ: Вам, наверное, известно, что с недавнего времени у меня произошел конфликт с властями. Будучи узником сталинских лагерей и сыном погибшего в этих лагерях человека, я, возможно, острее других воспринимал различные факты нарушения законности. Если когда-то существовало мнение, что «органы не ошибаются», и полное доверие к ним принималось большинством как само собой разумеющееся, то теперь, после того, как с трибун XX и ХХI съездов партии было объявлено, что эти органы не только могут ошибаться, но и совершать преступления перед людьми и законом, слепое доверие к ним несколько пошатнулось. Надо отметить, что ни Конституция СССР, ни другие законы страны вообще не требуют от наших граждан слепого доверия к тем или иным государственным органам. У тех людей, чьих друзей или родственников без должных (по их мнению) оснований посадили в психиатрическую больницу или судили фактически при закрытых дверях, возникли сомнения в соблюдении законности. Эти сомнения вызвали написание целого ряда коллективных писем в различные правительственные инстанции. В этих письмах лица, озабоченные происходящим, требовали гласности и соблюдения законности (ведь без соблюдения гласности может быть и нарушение законности). К сожалению, большинство поданных писем осталось без ответа, и это привело к тому, что некоторые стали обращаться в ООН, что не запрещено ни Советской Конституцией, ни нашими законами. Боясь, что отдельные нарушения законности могут разрастись до более крупных масштабов, как это и случалось уже на моем веку, я в свое время также обратился с письмом в газеты в защиту арестованного родственника генерала П. Г. Григоренко и поддержал коллективное послание по защите прав человека в СССР, адресованное в ООН, где излагались имевшие место, по мнению авторов, случаи нарушения законности в нашей стране и высказывалось опасение относительно отдельных рецедивов сталинизма. Этот мой поступок обсуждался на партбюро ГЕЛАН. Махин неоднократно повторил: «Ведь Вы же ничего не знаете, зачем же лезете в неизвестную область?». Я в душе согласился с его замечанием и решил повысить свои знания в социальных, юридических и других вопросах. Чтобы принять определенное мнение, нужно ознакомиться с точками зрения различных спорящих сторон. Поэтому, кроме изданной в СССР литературы, я приобретал и неортодоксальную в идеологическом отношении, перепечатанную на машинке. Однако во время обыска у меня была изъята вся эта литература. Я хранил ее не для того, чтобы убеждать окружающих в правоте авторов этих неортодоксальных книг, а для того, чтобы самому всесторонне, с разных позиций, разобраться в нашей истории и современности. Всем известно, что в специальных хранилищах советских библиотек хранятся такого рода книги, и по специальному разрешению, которое ученым-гуманитариям не так уж трудно получить, эти советские люди могут их читать. Так как я не гуманитарий, такого разрешения мне бы не дали. Но неужели биолог не вправе интересоваться философской и юридической наукой во всем ее объеме? Я считаю преступным не чтение подобных вещей, а преследование людей за их чтение. Поэтому я отказался на следствии давать какие бы то ни было сведения о людях, у которых я брал изъятые у меня книги. В результате конфликт между мной и властями усилился. Мне стало ясно, что читать книги, которые мне интересны, и исследовать проблемы, которые я хочу исследовать, протестовать в дозволенных законом формах там, где моя совесть требует, чтобы я это делал, я не могу без риска навлечь на себя те или иные репрессии.
Я — инвалид Отечественной войны, бывший заключенный. У меня была очень утомительная биография, и я действительно от нее устал. В марте месяце мне представилась формальная возможность выехать из СССР. Я получил вызов из Израиля от человека, который установил, что меня связывают с ним родственные узы. После трехмесячного раздумья и колебаний я решил воспользоваться этой возможностью. Я не буду останавливаться на логических доводах «за» и «против». Это вопрос для меня решенный. Остановлюсь на моральной стороне этого вопроса, по крайней мере, как я его понимаю.
Моральная сторона складывается из двух слагаемых: чувства долга к своему отечеству и тоски по своему отечеству. Относительно долга могу сказать следующее. Человек в общественном развитии проходит три стадии. В детстве общество его растит, кормит, одевает, учит, ничего не требуя взамен (кроме хорошего поведения, учения). Во взрослом состоянии у него появляются обязанности — работа на благо общества, защита его от врагов и так далее. Но под старость общество опять от него ничего не требует, но обеспечивает его пенсией, жильем и различными привилегиями. Если человек потерял свое здоровье на службе обществу (стал инвалидом войны или труда), последний период приближается и может наступить до старости. Я пролил кровь, защищая родину от врага, был дважды ранен на фронтах Отечественной войны. Юридически я имею право не работать, но иметь жилье, пенсию, пользоваться бесплатно общественным транспортом и ничего не давать взамен. Но я почти двадцать лет занимался научной работой. В годы опасности я выполнял свой нравственный и патриотический долг, а теперь считаю себя вправе отказаться от тех благ, которое дает мне советское общество, и уехать из СССР. Что же до тоски по родине, то это мое личное дело.
— Кем Вам приходится человек, приславший Вам вызов? Родственник ли он Вам?
— Я этим вопросом не занимался. Он установил, что я являюсь его родственником. У меня нет оснований ему не верить. Думаю, что вскоре узнаю о наших родственных связях подробности.
— Вы считаете себя русским?
— Да.
— Как же Вы прореагировали, когда узнали, что у Вас родственник — еврей?
— Особенно удивляться тут не приходится. Фет, например, незадолго до смерти узнал, что он наполовину еврей. А у одного из английских королей в роду оказалась негритянка. Во всяком случае, я не считаю зазорным, если в человеке течет кровь еврейского народа, давшего миру много талантливых людей — Спинозу, Маркса, Эйнштейна…
— А известно ли Вам, что большинство евреев, выехавших в Израиль, просятся обратно?
— Из нескольких тысяч, выехавших из СССР, мне известно о возвращении только тридцати одного человека.
— Вы собираетесь выехать с семьей или один?
— Обсуждается вопрос о моем выезде. Если жена подаст заявление, аналогичное моему, его будут, очевидно, обсуждать у нее на работе.
— Ну а все-таки, как Вы считаете целесообразнее ехать — Вам одному или с семьей?
— Я вполне понимаю, что в новой стране, с непривычным для нас строем, встретится много трудностей. Я имею право рисковать своей судьбой, но не считаю себя вправе подвергать опасности других людей, даже самых близких. Поэтому я поставил в известность жену о том, что собираюсь подавать заявление о выезде, но разговора о ее выезде не заводил. Ее фамилия значится в вызове, и если она надумает ехать, то подаст заявление сама. Разговоры на эту тему могли бы выглядеть как уговоры.
— Как Ваш родственник мог узнать про Вас? Как он узнал Ваш адрес, если Вы с ним не общались? И почему он без Вашей просьбы прислал Вам вызов?
— Во-первых, фамилия у меня очень редкая и, услышав ее от кого-нибудь из наших общих знакомых, он мог вспомнить, что у него были родственники с такой фамилией. Во-вторых, в Израиле есть специальное учреждение, разыскивающее родственников. Кроме того, он мог узнать и о моих неприятностях, так как во время обыска ко мне на квартиру пришло много народу, в том числе, и люди, вскоре эмигрировавшие в Израиль. Я не исключаю вероятность того, что Моше Гольдфишер поспешил прислать вызов, чтобы спасти обнаруженного им в СССР родственника от неприятностей, связанных с обыском. Он ведь не мог знать, составляют ли изъятые у меня вещи криминал. Возможно, в его представлении обыски в СССР должны сопровождаться арестами, и он решил попытаться спасти меня от тюрьмы.
— Как же Вы, русский человек, будете жить в Израиле и иметь израильское подданство?
— Я знаю многих людей еврейской национальности, живущих в России и имеющих советское подданство. А вообще-то я не собираюсь просить меня о лишении советского гражданства. Я познакомился с правилами выезда граждан СССР на постоянное жительство в капиталистические страны (они висят в приемной ОВИРа), там о лишении гражданства СССР ничего не сказано.
— Вы участвовали в Великой Отечественной войне?
— Да, участвовал.
— Имеете правительственные награды?
— Да, орден Славы III степени, медаль «За отвагу» и так далее.
— Были ли ранены?
— Да. Был легко ранен в Белоруссии и тяжело ранен и контужен на Одере.
— Контужены в голову? — язвительно спросил Махин.
— Взрывная волна не разбиралась в деталях, а я в результате потерял глаз.
— Как же Вы могли воевать с такими убеждениями?
— Я защищал свою Родину от фашизма, и вполне естественно, что моя гражданская сознательность распространяется и на область нашей внутренней политики. Мое участие в войне и мои убеждения в равной степени являются проявлением патриотических чувств. Декабристы очень хорошо проявили себя в войне с Наполеоном, но были несогласны с царским самодержавием. Я же не собирался менять строй в нашей стране, а только хотел, чтобы наши законы твердо выполнялись. Желание эмигрировать тоже не всегда является антипатриотическим. Герцен, например, и в эмиграции оставался русским патриотом.
— Не боитесь ли Вы, что Вас будут использовать в целях сионистской пропаганды?
— Нет, не боюсь. Я обычно говорю то, что думаю, и «использовать» меня в какой-либо политике (если я ее не разделяю) вряд ли удастся.
— А что Вы будете говорить там о России? Будете поливать ее грязью?
— А что, по-Вашему, Россия так плоха, что о ней, кроме плохого, и сказать нечего?
— Какие вещи у Вас взяли при обыске? Почему Вы считаете их некриминальными, если их взяли?
— Взяли много произведений Солженицына и другие произведения художественной литературы. Работу Авторханова «Технология власти», первая часть которой носит мемуарный характер, а вторая построена на использовании опубликованных в СССР материалов. С выводами автора я мог и не соглашаться, но с приводимыми им фактами считал себя вправе ознакомиться.
Сонин (секретарь партбюро): Не задавайте ему больше вопросов, он вас агитирует.
— Нас не сагитируешь.! А еще что взяли?
— Философскую работу Бердяева, мемуары бывшего чекиста Гаспаряна, много мелких произведений…
Павлов: Я думаю, пора перейти к выступлениям по существу дела. Кто хочет высказаться?
Сонин: Сергей Георгиевич хотел показать себя перед вами — вот какой я хороший, я борюсь за правду. Он даже себя с декабристами и с Герценом сравнил. Он, видите ли, бравирует тем, что он — сын репрессированного (мой отец тоже сидел). А ведь кто он есть на самом деле? Он жулик. Все мы помним, как он подделал документ, чтобы получить незаконно спирт. В его докторской диссертации все цифры оказались дутыми. Когда из Америки приезжал его дружок Виглиерхио (которого, кстати сказать, выставили из СССР в двадцать четыре часа за сионизм) и который хотел обязательно поработать с Мюге (чуть было не сказал: с товарищем Мюге — нет, он нам не товарищ), то мы были против такого сотрудничества, так как Мюге и к приборам подпускать нельзя — он их не знает. Вот он говорит, что его преследуют за чтение литературы. Все мы знаем, что он не читал, а распространял ее. Он знает, что совершил целый ряд преступлений, знает, что его ждет заслуженная расплата, и теперь, как напаскудивший заяц, мечется в поисках подворотни. И эту подворотню ему открыли наши враги на Западе. Видно, он им ко двору пришелся. Я считаю, что ему не место в Советском Союзе. Пусть убирается — и чем скорее, тем лучше. Считаю, что ему не место в нашем коллективе.
Павлов: Для всех нас заявление Мюге было неожиданностью. Мы знали Мюге как русского человека и как прямого потомка героя войны 1812 года Дениса Давыдова. Знали, что он — инвалид Отечественной войны, что он получает дополнительные блага от нашей родины. Он мне как-то говорил и о своих неприятностях. Так вот, вместо того, чтобы раскаяться в содеянном, он сам усугубляет конфликт. И теперь бежит со своей родины. Пусть бежит. Задерживать его не будем. И чем скорее, тем лучше.
Рыжиков (член-корр. АН СССР): Я к Георгию Сергеевичу всегда относился с недоверием (виноват, Сергею Георгиевичу). Он не наш человек. Пусть освободит нас от своего присутствия. И чем скорее, тем лучше.
Шихобалова (зам. директора ГЕЛАНа): Вот Марк Дмитриевич Сонин охаравтеризовал С.Г., может быть, несколько грубо, но в общем правильно. Меня больше всего возмутило то, что он не считает себя в долгу перед родиной. Такой человек нам не нужен. Пусть едет.
Крылов (предместкома, только что вернувшийся из отпуска, и, видимо, его не успели обработать): Мы знаем С. Г. 17 лет. Знаем его и с хорошей стороны, узнали и с плохой. Ведь он умел хорошо и интересно работать. Он успешно защитил докторскую диссертацию. Я думаю, что это заявление — результат какого-то наваждения. Пусть он одумается, извинится перед собранием и заберет свое заявление обратно.
Сонин: Нет, мы этого не просим.
Павлов: Дадим теперь слово С.Г. для ответа выступавшим.
Сонин: Хватит. Нечего ему трепаться. Нам и так надоело его слушать!
Павлов: Тогда собрание считаем закрытым.
Так мне и не дали слова. А сказать мне было что. Во-первых, я бы задал вопросы Сонину: 1) Кто проверял данные из моей диссертации, чтобы заявить, что там цифры дутые? 2) Кто из присутствующих скажет, что я ему давал читать антисоветскую литературу? Ведь Сонин сказал, все мы знаем, что он распространял. Уверен, что никто не заявил бы, что брал у меня книги. Кому охота самому лезть в петлю?
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Летающие лаборатории
Летающие лаборатории Одну машину переделали в лабораторию по испытанию и доводке первых турбореактивных двигателей. Но век ее оказался коротким. В сентябре 1947 года, не налетав и года, при выполнении аварийной посадки в районе Мурома летающая лаборатория потерпела
Пожар в лаборатории (1895)
Пожар в лаборатории (1895) Гибель мастерской Николы Тесла со всем ее удивительным содержимым — не просто личная трагедия. Это несчастье для всего мира. Не будет преувеличением сказать, что можно по пальцам одной руки пересчитать ныне живущих людей, которые больше значат
ДЛЯ ЛАБОРАТОРИИ СМЕРТИ
ДЛЯ ЛАБОРАТОРИИ СМЕРТИ Варсонофьевский переулок в Москве получил свое название по Варсонофьевскому монастырю, при котором был «убогий дом», куда свозили тела погибших насильственной смертью.Тот, кто придумал так назвать этот переулок, оказался в какой-то мере
СТРОИТЕЛЬСТВО ЛАБОРАТОРИИ
СТРОИТЕЛЬСТВО ЛАБОРАТОРИИ Главной задачей кавендишского профессора сейчас, до начала чтения лекций, и потом, до открытия лаборатории, было ее строительство и оснащение.Уже назначен был архитектор, талантливый Фокетт из колледжа Иисуса, магистр искусств.Уже был выделен
ОТКРЫТИЕ КАВЕНДИШСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ
ОТКРЫТИЕ КАВЕНДИШСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ И вот настал этот день, день великий и торжественный, которого ждали столь долго, к которому готовились, 16 июня 1874 года — день торжественного открытия Кавендишской лаборатории. Это был праздник для всего Кембриджа, и Максвелл оказался в
Работаю в лаборатории как фуд-стилист
Работаю в лаборатории как фуд-стилист 22 марта 2012, 11:03 утраВсю неделю каждый день готовлю на кухне, вернее в лаборатории. Кроме запланированных блюд для фокус-групп, каждый день готовлю очередное блюдо для дегустации технологам и маркетологам, конечно, не забываю
В ТВОРЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ
В ТВОРЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ Глухой меня услышит и поймет. Франсуа Вийон Становление мастерства Чаплина совпало с бурными годами первой мировой войны; расцвет его таланта пришелся на богатый событиями период между двумя войнами.Первым значительным послевоенным
В АЭРОНАВИГАЦИОННОЙ ЛАБОРАТОРИИ
В АЭРОНАВИГАЦИОННОЙ ЛАБОРАТОРИИ Кадры штурманов еще только создавались. В Академию для переподготовки приезжали пилоты и летчики-наблюдатели. Они имели звание командиров РККА и носили петлички со знаками различия. Однажды из запаса пришли на переподготовку старые
В лаборатории Обреимова
В лаборатории Обреимова Вопрос о теме дипломной работы оставался висящим в воздухе. Стало ясно, что искать ее в еще толком не народившейся области биофизики не приходится. Тогда я решил выбрать тему по электронике, понимая, что эта область прикладной физики будет
В лаборатории Баева
В лаборатории Баева Приняв решение оставить мою тематику и руководство группой Роберту, я не случайно выбрал для начала нового этапа своей научной биографии лабораторию Баева. После пережитых разочарования и обиды мне хотелось работать под руководством человека
Начальник центральной лаборатории
Начальник центральной лаборатории С моим зачислением на должность начальника центральной лаборатории в дирекции ТНХК появился человек, отвечающий за создание лабораторной службы во всех аспектах (кадры, оборудование, документация…), проверку проектной документации