Начальник центральной лаборатории

Начальник центральной лаборатории

С моим зачислением на должность начальника центральной лаборатории в дирекции ТНХК появился человек, отвечающий за создание лабораторной службы во всех аспектах (кадры, оборудование, документация…), проверку проектной документации технологии основных химических производств, качества сырья, готовой продукции и многого другого, включая контакты с отраслевой и академической наукой. Дирекция занимала несколько арендованных комнат административного здания, ужасающая скученность. Вечером на письменные столы раскидывались матрасы для сотрудников, пока ещё не расселённых в общежития и служебные квартиры. Кстати, мне по приезду выдали ключи от новой двухкомнатной «хрущёвки», привезли металлическую кровать, постель, веник и два ведра (по простоте душевной считал, что буду жить один, месяц квартиру обустраивал в нерабочее время).

Первая производственная командировка состоялась через неделю. Москва, международная выставка «Химия-77». Главный инженер ТНХК Владимир Матвеевич Набоких 13–14 сентября таскал по выставке за собой, складывая множество проспектов в мой объёмистый портфель. Я с интересом рассматривал достижения химической промышленности (не науки!). Многое казалось необычным, впечатление оглушающим. Из иностранцев основные экспозиции представляли ФРГ, Япония, Италия, слабо выставлялись США (только картинки). Очевидно, практичные американцы предпочитали не тратить зря средства: всё равно СССР ничего не купит. ФРГ показывала много действующего оборудования, вокруг десятки, временами, сотни посетителей (большинство, отнюдь не химики), ожидающие очередной демонстрации возможностей (наиболее популярна переработка полимеров) в действии. В толпу швырялись цветные пакеты, канистры и т. п. — дефицит в 70-80-е годы. Нам с Набоких ничего из этой халявы не досталось, но зрелище хватательных рефлексов терявших человеческий облик людей впечатляло не меньше экспонатов.

Выставка традиционно проходила раз в 2 года, последний раз я был на ней в 1995 г., причём участником, представлявшим продукцию ТНХК. Возвращался на комбинат с массой проспектов и других демонстрационных материалов. Министерство химической промышленности требовало представлять отчёт в Москву с мнением командированных с предприятий специалистов (первый раз писалось трудно, затем наловчился высказывать реалистичные пожелания). Кое-какое оборудование из показанного на выставках приобретено для ТНХК, естественно, после обстоятельных переговоров с инофирмой и длительного убеждения чиновников самого высокого уровня (отдел химии ЦК КПСС, Госплан, Совмин). Заканчивая тему международных отраслевых выставок, отмечу, на «Химии-91» была представлена экспозиция научно-исследовательского центра ТНХК. В наивном романтическом рыночном порыве пытался показать всему миру, что «мы есть» и желаем выполнять заказы. Увы…

После возвращения из Москвы состоялось временное переселение (растянулось на 3 года) дирекции ТНХК в новое здание томского отделения «Пластполимер». Мне выделили письменный стол в «сборной» комнате, где сидели представители разных служб создающегося комбината. Переводчица, инженер по технике безопасности, инженер технического отдела, ещё кто-то и Вася Куприянов. Задержусь.

На Васю Куприянова обратил внимание сразу. Невысокий, подвижный «колобок», общительный мужичёк лет 28–30. Куприянов — единственный в дирекции человек, курировавший проблемы строительства завода метанола (2-й пусковой комплекс), остальные занимались производством полипропилена и вспомогательной инфраструктурой комбината. Эрудированный Вася контролировал поступающую техническую документацию (огромные объёмы), формулировал замечания, вёл переговоры с проектировщиками, строителями, представителями поставщика технологии ICI — английской фирмой «Дэви Пауэр Газ «. Особо сложной являлась проблема доставки крупногабаритных технологических аппаратов северным морским путём, затем Обь, Томь (строительство специальных барж, многочисленные согласования). Вася умудрился на техническом совете комбината хлёстко поставить на место одного из томских вузовских учёных (ныне заведующий кафедрой политехнического университета), который начал «гнать туфту» лишь бы получать по хоздоговору деньги. Кстати, данный конкретный пример я многократно использовал при «воспитании» учёных, желавших сотрудничать с комбинатом.

С началом пусконаладочных работ на первых объектах комбината производственные отношения в коллективе ужесточились, карьерный рост подавляющего большинства специалистов, выполнивших огромную подготовительную работу, вопреки их личным ожиданиям, прекратился. На стройплощадке появлялись типичные производственники с родственных предприятий. Старожилы ломались психологически, кто увольнялся, кто переходил на незаметную маленькую должность, скажем, один из первых начальников производства полипропилена лет 25 позже отработал мастером складского хозяйства. Мыслящие и вслух рассуждающие руководители среднего звена оказались невостребованными (нужны беспрекословные исполнители). Как-то незаметно для меня исчез и Василий Петрович Куприянов, сам факт до сих пор считаю большой потерей комбината.

Кроме производственных заслуг Вася (так я его всегда называл, поскольку старше лет на 10, да и возражений не было) оставил в памяти несколько юмористических моментов.

В сентябре 1977 г. дирекция воскресным утром выехала за грибами на собственном автобусе «Таджикистан». Заехали в лес, километров 30 от Томска, грибов — море. Я собирал только маленькие боровички (некому грибы перерабатывать) в ведро из служебной квартиры, а Вася наполнял корзину и большой полиэтиленовый мешок, собирая всё съедобное подряд. Решил, что Вася справится с обработкой грибов, так как живёт с семьёй в отдельной квартире. Грибники набрали свои ёмкости, автобус сигналит, нет Васи. Нашёл азартного Васю в работе, мешок полный, корзина полная, что-то набирает в полиэтиленовый мешочек.

— Вася, поехали, тебя одного ждут!

— Эрвин Гельмутович! Попроси автобус подождать, мне ещё волнушек надо на баночку собрать.

— Вася! Какие волнушки, когда белых полно!

Я свои грибы порезал и развесил сушить на проволоке в служебной квартире, запах стоял до Нового года. Через неделю зашёл к Васе специально посмотреть, как семья сумела переработать столько грибов. Оказалось, все грибы, без переборки, просто свалены в ванну и киснут в воде, Васина жена ещё не приступала к обработке. Стало понятно, в этой семье грибы не понимают, лучше оставил бы их Вася в лесу.

Второй случай произошёл в той же «грибной» служебной квартире в конце апреля 1979 г. Здесь в маленькой комнате я уже жил со своей семьёй. Дочке Юлии исполнился один месяц, решили пригласить фотографа (мой «Зоркий» остался в Тюмени). У Васи неплохой по тем временам фотоаппарат, да и хорошие фото показывал. Но, вероятно, начали не с того конца. Сначала налили. Ещё и ещё. Через 20 лет на юбилее Юлии Надя вспоминала, сколько многословный Вася выпил вина, а фотокарточки месячной дочки не вышли, вернее плохо получились.

На торжественном праздновании 20-летия со дня пуска завода метанола летом 2003 г. о первом «метанольщике» Васе Куприянове никто не вспомнил. В официальном издании, посвящённом 30-летию ТНХК, о Куприянове нет ни слова.

Что это? Удел первопроходцев? Или подтверждение неприятной мудрости народной об «Иванах, не помнящих родства»?

Продолжаю.

Командировки следовали одна за другой. Конец сентября. Ростов — Всесоюзное совещание по проблемам переработки полимеров. В свободное время бродил по городу. Золотая осень. Зелёный город, умеренно красивый. Дон — река как река, Обь лучше. Почему-то в памяти осталась продажа на каждом углу живой рыбы, в основном, толстолобика.

Впереди тяжёлые переговоры с поставщиками технологии и оборудования 1-го пускового комплекса ТНХК. Помимо изучения документации важнейшим подготовительным этапом явилось знакомство с действующим, недавно запущенным производством полипропилена в казахстанском Гурьеве (ныне Атырау) мощностью 30 000 тонн в год. В Томске производство в 100 000 тонн создавалось тем же проектировщиком (фирма Технимонт итальянского концерна Монтэдисон), важно узнать максимум технологических, проектных, конструкторских неувязок, выявившихся в процессе пуска и эксплуатации.

23 октября 7 руководителей служб ТНХК (главный инженер, главный механик, главный приборист…) во главе с генеральным директором Гетманцевым вылетели в Гурьев. К нашему приезду, как будто специально, производство аварийно встало, реактор заполнен «козлом» (заполимеризовавшимся пропиленом), никто ещё не соображал, как освободить огромный (~ 60 м3) реактор. Колоритно выглядела задница Гетманцева, сунувшего голову в верхний люк и внимательно рассматривавшего внутренность реактора. Томичи высокомерно сделали вывод: так работать нельзя. Жизнь показала, всё гораздо сложнее, но натуральное, не книжное или инструктивное, созерцание «козла» оказалось полезным, в период моей работы на ТНХК подобных масштабных технологических безобразий удавалось избегать. Кусок гурьевского «козла» я увёз в Томск в качестве наглядного демонстрационного пособия, до конца работы на ТНХК «козёл» украшал полку в моём кабинетном книжном шкафу.

Удивила работа инженеров, технологов, руководителей гурьевского химзавода в условиях аварийной остановки. В субботу и воскресенье на заводе только сменный персонал, в рабочие дни в 18 часов уже никого нет. То же самое я наблюдал в Гурьеве лет через 6, когда приезжал знакомиться с внедрением нового поколения катализаторов. В выходные на заводе только приезжая наука (Новосибирск, Грозный) и томичи. В Томске мы работали с большей интенсивностью, а при аварийной ситуации никаких выходных и уж раньше 21 часа никто из руководителей дома не появлялся. Из двух командировок в Гурьев положительных эмоций, касающихся производства, не вынес.

Город грязный, жидкая глиноподобная грязь плавала по тротуарам и дорогам, ливнёвой канализации не было. Местные жители оправдывали грязь «уровнем ниже моря». Положительные эмоции вызвали река Урал посредине Гурьева с рыбаками на берегу, дешёвые и очень вкусные арбузы, великолепная рыба и обилие чёрной икры.

Возврат в Томск занял в три раза больше времени, хотя авиабилеты с подтверждённой бронью на 2 ноября приобретены своевременно. К празднику (7 ноября демонстрация, надо обязательно быть самому и вывести подчинённых) с трудом добрались до Томска, где уже куплены авиабилеты на 10 ноября 1977 г. в Ленинград. Совмещение авиации и поезда по маршруту Гурьев (сутки в деревянном сарае под названием аэропорт) — Актюбинск (более суток) — Новосибирск — Тайга — Томск показало всю прелесть ненавязчивого советского сервиса, о гостиницах даже не вспоминали. К празднику наплыв пассажиров, масса блатных, а самолёты небольшие АН-24. В Актюбинске, пропустив очередной рейс, мы до того озверели, что пять здоровых мужиков (Гетманцев и Набоких улетели из Гурьева в Томск чуть раньше через Москву) полностью блокировали регистрационное окно, не подпускали пассажиров других рейсов. Улетели. А из Новосибирска электричкой с пересадкой. Вроде бы мужики и не старые, но измотались ужасно, заросли, провоняли как бомжи, тем более, в карманах ни копейки (ни поесть, ни выпить). А на демонстрации допрос с пристрастием Гетманцева: где были?

На праздники команда взбодрилась и вперёд, в Ленинград. Начались трудные переговоры с итальянцами по приёмке окончательного проекта производства полипропилена. Первой рассматривалась лаборатория. Не сразу удалось приспособиться к темпу обсуждения имевшихся вопросов. Итальянцы очень разговорчивы. На короткий вопрос произносится 15-минутная тирада, которую с трудом переводчик до меня доводит. Переводчики привыкли работать с контингентом Интуриста и сложно справляются с техническими терминами. Работа довольно утомительная, в большом напряжении. Я — один, итальянцев двое. А за спиной находятся несколько высокопоставленных «фирмачей», перебрасывающихся репликами со своими переговорщиками, их внутренние разговоры не переводятся. Каждая согласованная страница окончательного протокола подписывается участниками переговорной группы. Кстати, несколько раз удалось использовать мнение итальянцев для борьбы со своими проектировщиками (скажем, пробить разводку природного газа в стеклодувную мастерскую и лабораторию пробной полимеризации, вопреки существовавшим в Советском Союзе устаревшим нормам техники безопасности). Недели через 3 я свою часть закончил, подписал соответствующий протокол, вернулся в Томск.

Первая производственная командировка в Ленинград добавила в память о великом городе ряд нюансов.

Недели через две плотной работы в воскресенье организаторы переговоров повезли делегацию итальянцев и двух томичей (начальник производства полипропилена Селезнёв и я, начальник центральной лаборатории) знакомиться с городами-дворцами Павловск и Пушкин. Кстати, Селезнёв приехал в Томск из Казани в октябре и поселён в служебной квартире, которую я почему-то считал своей. Вместе ездили в Гурьев, вместе приехали на переговоры с итальянцами.

В заключение экскурсии организован роскошный обед в ресторане города Пушкин. Икра, вино, водка без ограничений, тосты о полипропилене, советско-итальянской дружбе, ожидающих приезда итальянцев томичках, о самых красивых девушках в лаборатории, о мире во всём мире…. Расплачивался представитель отдела внешних сношений ленинградских проектировщиков с типичной чекистской внешностью. Выпили прилично, даже по сибирским меркам, итальянцев завезли в гостиницу, а мы с Селезнёвым вылезли на Невском и зашли в пивбар. Нам мало! Деньги у Селезнёва, у меня ни копейки. Не припомню, почему?

Поразительно, два года назад, осенью 1975 г., повышал квалификацию в технологическом институте им. Ленсовета, удивлялся музыкальному репертуару пивбара в центре Ленинграда, когда без конца крутился шлягер с антисемитским по сути текстом «Евреи, кругом одни евреи…, среди учёных и врачей каждый пятый не еврей…, если бы не было жидов, все остались бы без зубов…».

Казалось, время остановилось. Исполняется та же песня, посетители пивбара увлечённо обсуждают еврейскую тему, я вклинился в разговор соседей, произнёс несколько общих фраз без желания кого-то уколоть.

Часа через два подходит официант, просит расплатиться. Оглядываюсь, Селезнёва нет.

— Сейчас товарищ из туалета придёт…

— А Ваш друг ушёл.

— Как ушёл?

Нелепость ситуации: пьяный, за пиво не уплачено, без денег, до гостиницы ехать сначала на метро, затем на трамвае. Смеялись позже, а пока трудно предположить, как могли развернуться события (медвытрезвитель, партком, позорное увольнение…). Моросит дождь, в одной рубашке побежал по Невскому, догнал Селезнёва у станции «Площадь восстания» (как успел?). Тот молчком отсчитал необходимую сумму и спустился в метро. Я знаком с Селезнёвым чуть больше месяца, подумал, от большой дозы алкоголя его «заклинило».

Наивный человек! Очередной жизненный урок: никогда не поддерживай разговоров о евреях, только наживёшь скрытых врагов. Внешность обманчива, я до сих пор не знаю, по какой родственной линии Александр Сергеевич Селезнёв имел отношение к евреям.

По возвращении в Томск в декабре 1977 г. произошёл ещё один забавный инцидент с Селезнёвым, уже в служебной двухкомнатной «хрущёвке» на верхнем, пятом этаже. Александр Сергеевич располагался в большой проходной комнате, в маленькой вместе со мной проживал начальник проектно-конструкторского отдела Василий Иванович Охрименко. Поскольку меня первым заселили в квартиру, то и решение хозяйственных «мелочей» (в первую очередь, не стабильная подача воды и малопонятные сбои с теплом) оставалось за мной. Зима стояла суровая, в квартире явно не хватало тепла. Утепление окон — женская привилегия, а таковых в ближайшем окружении в Томске не было.

Воскресенье, утро, все дома. Крупногабаритный Александр Сергеевич примеряет новые меховые лётные унты, привезённые из Казани, ложится в них на кровать, отдыхает. В маленькой комнате Вася сосредоточенно изучает англо-русский словарь. Я занялся спуском воздуха из батарей (разводка тепла снизу вверх, дом новый, система без конца «завоздушивалась» и батареи временами были чуть тёплые). А.С. с интересом лёжа наблюдает за моими манипуляциями. Очевидно, ноги нагрелись, он снимает унты, ставит рядом и продолжает созерцать.

Неожиданно выбило давлением вентиль, засвистел воздух, пар, захлестал кипяток. Вася бросился на помощь, А.С. схватил подмоченные унты, убрал их подальше и снова лёг на кровать, подкидывая советы. Комната в пару, кипяток хлещет, мы с Васей бьёмся, ищем вентиль, из инструмента только плоскогубцы, ведро и тряпка (вызовники!). Чудом не ошпарились и не устроили потоп в подъезде. Обошлось.

Вентиль оказался в одном из обновлённых унтов Александра Сергеевича.

Смеха было много, но Селезнёв — начальник, привыкший давать команды сотням людей, два дня чувствовал себя обиженным. Сушил унты.

Кто его обидел? Человек, обладающий чувством юмора, не в состоянии воспринимать смех в свой адрес. Синдром большого начальника? Индивидуальная особенность? За годы сотрудничества я так и не мог понять эту черту Александра Сергеевича.

---------—

Уважаемый читатель! Вынужденно отвлекаюсь на тему атмосферы в обществе и Томске в тот первый период моей деятельности на ТНХК. В сентябре 1977 г. я поразился, как процветают в Томске оборонные предприятия и наука, обеспечивающая потребности военной индустрии. Одновременно нельзя было не заметить строительство жилья и массы гражданских объектов. Заслуживает памятника в Томске Е.К.Лигачёв, 1-й секретарь обкома КПСС, организовавший строительство Томского нефтехимического комбината с его общегородскими очистными сооружениями, мощной базы строительной индустрии, промышленных сельскохозяйственных комплексов, институтов академгородка, театра, большого концертного зала, многих других объектов и, само собой разумеется, нового здания обкома партии. В заслугу Лигачёву надо поставить привлечение к гражданскому строительству военных строителей, обеспечивавших ранее только атомные объекты Томска-7 (ныне город Северск).

Много раз близко наблюдал Лигачёва (в обкоме, на площадке ТНХК, есть даже совместные фотографии), продолжаю наблюдать по выступлениям в СМИ, всегда поражался жёсткой деловой немногословной манере поведения. Мне понятны нынешние выступления Лигачёва, с возмущением отвергающего рассуждения о «застое» в 70-е — 80-е годы. Действительно, за 17 лет управления Лигачёвым Томской областью, произошли колоссальные изменения не только в Томске, но и на нефтяных месторождениях Стрежевого, Кедрового, «прыгнула вверх» лесоперерабатывающая промышленность. Я думаю, далеко не во всех регионах СССР наблюдался подобный промышленный бум, о процветании наукоёмких военных производств упоминалось выше. Совершенно не случайно именно из благополучных регионов «выдёргивались» первые руководители в Москву (Горбачёв, Лигачёв, Ельцин…), впоследствии полностью изменившие жизнь соотечественников.

А пока, в октябре 1977 г. пропагандистский шум по случаю приёма новой (брежневской) Конституции СССР. Нормальному человеку трудно понять что-либо определённое. Как и в сталинской Конституции 1936 г. все слова правильные. В отличие от большинства развитых стран праздник по случаю приёма Конституции 5 декабря, 7 октября, 12 декабря в России народом воспринимается просто как дополнительный выходной, не более того, а сейчас и выходной отменили. Привык народ в России (приучили!), что Конституция не защищает простого человека, а только служит инструментом «разборок в верхах».

В Томске введены обязательные политдни с целью пропаганды достижений партии и правительства. Партийные идеологи пытались стимулировать интерес к выполнению пятилетних планов, вводили ярлыки-штампы каждого отдельного года пятилетки: определяющий, решающий, завершающий… Таким штампом как молотком били человека по голове в течение года через телевидение, радио, газеты. Интересно, кто был безымянный партийный умник, придумавший эти ярлыки. Наверно, и сейчас при власти.

Те же умники, по-видимому, подготовили пропагандистский залп в виде «великих» произведений Брежнева «Малая Земля», «Целина»… Слава богу, не все произведения по биографии вождя успели написать при жизни Брежнева, а потом они оказались никому не нужны. Написано живым языком (естественно, не Брежневым, но в то время об этом не задумывались). Начались принудительные обсуждения в коллективах. В прессе раздаются призывы к присуждению Брежневу Ленинской премии по литературе. Что попало! Помню, какое оживление в большом зале ТНХК вызвали мои рассуждения о брошюрах Брежнева. Так никто брежневские «гениальные творения» не называл.

В каждой организации «красные уголки» сменили вывески и превратились в ЦОПРы (центры общественно-политической работы). Обком к политдню выпускал разработки на 10–20 страниц. Выступали в коллективах все руководители, включая Лигачёва. Мне приходилось выступать в цехах и службах ТНХК сотни раз, убедился, люди с удовольствием слушают интересного лектора (никогда не читал по обкомовской разработке), задают много вопросов. Я неоднократно выступал против официальных политдней (приходилось видеть, как секретарь обкома просто читает разработку, наполненную общими политическими фразами, не поднимая головы), но считаю чрезвычайно полезными регулярные встречи руководителей с коллективами, причём не только со своими. То, что наблюдалось в 90-е годы (конец моей производственной деятельности), когда большинство руководителей всех уровней просто избегали коллективных встреч, ни в «какие рамки не входит».

Брежнев в Томске не появлялся. Вспоминаю, как лидеры Томской области во главе с Лигачёвым (в хвосте генеральный директор ТНХК Гетманцев) ездили его встречать на узловую железнодорожную станцию Тайга (Брежнев двигался спецпоездом с востока). Томские и кемеровские руководители выстроились на перроне (обычных пассажиров далеко убрали от вокзала). Поезд остановился. Ни один человек не вышел. Из-за занавески Брежнев махнул рукой. Картина чрезвычайно типичная для взаимоотношений подчинённых и руководителей в тоталитарном режиме. Как не вспомнить, сколько раз приходилось встречать партийных руководителей, несколько часов ожидая на морозе около ворот. Неуважение к людям идёт сверху вниз, само собой и обратная реакция, когда простой человек в России «хает» просто власть, не различая конкретных виновников тех или иных безобразий.

Казалось бы, после Праги 1968 г., Хельсинки 1975 г. Брежнев и его окружение не пойдут на новые военные авантюры. Мировое сообщество глубоко ошиблось, а советские люди просто на эту тему не думали. Декабрь 1979 г. Советские войска начали оккупацию Афганистана. В истории России (Советского Союза) это наиболее бессмысленный ввод войск в соседнее государство. Сделана попытка перевести свободолюбивый народ, живущий по законам мусульманского средневековья, на «рельсы социализма». Уничтожено не менее 1 миллиона местных жителей, погибли (официально) более 13 тысяч наших военнослужащих и сотни тысяч получили ранения. Более миллиона советских людей прошли через Афганистан, привыкли убивать детей, стариков, женщин, просто сносить с лица земли кишлаки. 5–6 лет московские власти замалчивали развитие событий в Афганистане, опять начали глушить западные радиоголоса. Фактически сорвана Московская олимпиада 1980 г., неизвестно по какой статье списали колоссальные убытки. Сахарова (публично выступил против афганской авантюры) вывезли в Горький и содержали под домашним арестом. Погибших ребят привозили из Афганистана в цинковых гробах и тайно хоронили. Позорище! В Томске в похоронах участвовали курсанты военного училища и близкие родственники, никаких сообщений в газетах.

Прошло почти 20 лет со дня вывода советских войск из Афганистана, но кровопролитие там продолжается, уже без прямого российского участия. Страна полностью разрушена. Советский Союз бросил на произвол судьбы тех афганцев, которые воевали за социалистические идеалы. Как можно оценить то, что талибы повесили просоветского президента Наджибуллу, что афганские генералы, окончившие советские военные академии, без документов торгуют тряпьём на рынках Москвы? Сейчас разные деятели спецслужб с гордостью (телевидение прямо умиляется) рассказывают, как убивали законного президента Афганистана Амина и его семью. В то же время конкретных виновных в развязывании афганской авантюры никто найти не может (появились публикации, свидетельствующие, что и политбюро такое решение не принимало), скорей не хочет. Россия!

Афганской авантюры московским правителям показалось мало, они устремили хищный взор на Польшу. Появление профсоюза «Солидарность», в течение нескольких месяцев, всколыхнувшего польский народ, обеспокоило советских идеологов. Началась «артподготовка» — массированная пропагандистская кампания. Как только ни унижали руководителя «Солидарности» рядового электрика из Гданьска Леха Валенсу, оказавшегося народным самородком, наши СМИ. Многие борзописцы хотели бы забыть свои пасквили, когда рухнул коммунистический режим и демократически избранный Валенса оказался достойным президентом Польши.

С большим трудом Войцех Ярузельский, введя в 1981 г. военное положение, отстоял Польшу от вторжения войск великого соседа. Кстати, именно за эту акцию в сентябре 2008 г. в Польше начался открытый суд на 85-летним Ярузельским, действующий президент Качинский, заявил, что приговор может носить символический характер (дай-то бог!). Антирусские настроения в Польше подогрелись публикацией фактических данных о зверском уничтожении в Катыни более 14 тысяч польских офицеров, оказавшихся в СССР после оккупации Польши в 1939 г. Гитлером и Сталиным. Только во времена Горбачёва власти Москвы признали скорбный факт. События 80-х в Польше завершили создание вокруг западной границы пояса из народов (венгры, чехи, словаки, поляки), смертельно ненавидящих (и боящихся) великого восточного соседа. Как только появилась возможность (развалился СССР) эти страны вместе с Литвой, Латвией и Эстонией рванули в НАТО, рассчитывая на защиту от России, а ещё несколько бывших советских республик стоят в очереди на приём. Нынешняя московская демагогия о стремлении НАТО к границам России ставит вопрос «с ног на голову».

С возрастом Брежнев выглядел всё более дряхлым, выступал редко и говорил с большим трудом. Уже не верилось, что Брежнев являлся большим любителем скоростной езды, поражал разбирающихся в автомобилях американцев виртуозностью вождения, вводя при этом в ужас собственную охрану. Лет через 5 после смерти Брежнева все узнали о большой личной коллекции автомобилей. Оказывается, высокие гости СССР хорошо знали, чем можно ублажить нашего руководителя.

Постепенно Политбюро ЦК КПСС в глазах советского народа начало ассоциироваться с домом престарелых, появилось обилие анекдотов, пародирующих речь и поведение Брежнева. Общество ждало, кто сменит Брежнева. Запомнились траурные мероприятия в ноябре 1982 г. Местные власти, КГБ приняли беспрецедентные меры предосторожности (не дай бог власть из рук выскочит!). Помню трансляцию похорон. Помпезность похорон смазана последним актом, когда похоронная группа, опуская Брежнева в могилу, уронила гроб, все вздрогнули. Возможно стук гроба — некий символ конца эпохи, хотя новая эпоха начнётся только через два с половиной года.

Завершаю тему неприятным воспоминанием. В Томске уже через две недели после поступления на Томский нефтехимический комбинат в очередной раз попал в сферу внимания КГБ. Те же приёмы давления, что и в Барнауле, та же проблема взаимодействия с иностранцами (желание выявлять шпионов), так как подавляющее число промышленных предприятий работают на оборону, а Томск-7 (Северск) — один из 3-х главных производителей атомного оружия в СССР. Томск всё ещё закрыт для въезда иностранцев, «наши итальянцы» появились, насколько мне известно, первыми за много лет, с множеством ограничений в проживании, маршрутах передвижения по городу, контактах с местными жителями. Скажем, я не имел возможности пригласить шефа инофирмы по лаборатории к себе домой.

---------—

Уважаемый читатель! Томск, ТНХК, командировки…, а семья-то в Тюмени и душа болит. Использовал каждую возможность, чтобы попасть в Тюмень (1–2 октября при возвращении из Ростова, 1 декабря после длительных командировок в Гурьев и Ленинград). В личном дневнике спустя четыре с половиной месяца вновь появились записи. Самые неприятные строки касаются наших с Ниной взаимоотношений. Цитирую.

11.12.77 г….Прилетел 1 декабря вечером. Нина встретила меня в аэропорту (в Ленинграде я купил ей костюм ГДР и финское платье; купил мясо, индейку). На следующий день вечером выпивали понемногу с Агаевым, в субботу пили у Кучерюков, в воскресенье (4.12) у нас. Поругались. На следующий день нас пригласили Нагарёвы. Начали неплохо. Когда немного выпили Нина начала выступать. Кончили, когда Валера уже уснул. Мы вдвоём выпили 2 бутылки водки, да я ещё сухого выпил. На улице как-то так получилось, что несколько раз ударил, порвал шубу. Следующий день практически весь просидел рядом с ней на занятиях. Улетал 7-го в очень скверных чувствах. И всё это из-за того, что она публично везде заявляет, что никуда [из Тюмени]не поедет. 8 декабря был у Гетманцева, в двух словах объяснил ситуацию: или я уезжаю, или остаюсь без семьи. Он обещал заняться моим квартирным вопросом сразу же после приезда из Ленинграда, т. е. 23 декабря.

Поездка в Тюмень на встречу Нового года ситуацию не изменила, более того подтверждались опасения «амурного» характера. Много эмоций вкладывалось в письма (посмотреть бы их сейчас), и писать было очень тяжело. Цитирую.

15.01.78 г. Не нахожу себе места. Окончательно вычислил, что после Ленинграда в Тюмени получил…. Долго я сомневался. Летал домой 30 декабря, оттуда 3 января. Сопоставление всех слов и фактов привело к тому, что вчера в письме я приписал следующую фразу: «Нинуля! Награда, которую ты нацепила мне, выворачивает душу. Прошу тебя, не надо!» Посмотрим на реакцию. Ситуация такая, что не с кем ни поговорить, ни посоветоваться. Спать совсем не могу, 3–4 часа, не больше.

Кстати, в последующие двадцать лет вторая жена Надя неоднократно пыталась выяснять, для чего в моей тумбочке в служебной «хрущёвке» стояли специфические мази. Прикидывался дурачком, хотя это и не в моём характере.

Следующая запись в личном дневнике появится уже на компьютере через 18 лет.

Чаша взаимного недовольства в семье переполнилась. История развода с Ниной и брака с Надей подробно описаны в разделе «Жёны» [ «Происхождение, родственники»].

---------—

Уважаемый читатель! Возвращаюсь в производственную сферу. Гигантское строительство разворачивается, эксплуатация собирает кадры с родственных предприятий химической промышленности (вызовники), в первую очередь, руководящий инженерно-технический состав. Десятки будущих начальников ютились в тесноте и неприспособленных помещениях, а стройка километрах в 20, причём пассажирского транспорта в ту сторону не было, телефонная связь через коммутатор атомграда Томск-7 предельно ограничена и скверно работала. Дирекция строящегося комбината распоряжалась стареньким автобусом «Таджикистан», который ходил на площадку два раза в сутки, меняя смены сторожей. Чтобы не дать закиснуть вызовникам и одновременно получать достоверную информацию, начальство регулярно отправляло их на площадку контролировать ход строительства тех или иных объектов. Уехал утром, значит на весь день, назад выбираешься в город на попутных грузовиках. И вот типичная воспитательная акция утром следующего дня.

Главный инженер Владимир Матвеевич Набоких заслушивает вызовников из Новополоцка о ходе строительства склада химреагентов. Технолог цеха полимеризации пропилена Коля Скиба и будущий начальник производства метанола Саша Щучкин докладывают, строительство идёт плохо. Набоких:

— Панели возили?

— Возили!

— А сколько штук панелей вчера привезли?

Упитанный невысокий Скиба густо краснеет, приобретает вид варёного рака и молчит, худощавый Щучкин начинает заикаться и слова произнести не может.

— Так что же Вы, бляди, делали целый день? Тра-та-та!

Следует залп непечатных выражений.

Я сам научился материться в детстве, по-видимому, в интернате на Колыме, в семье мата не было, максимум, Dummkopf — дурак или Esel — осёл, но колоритная речь Набоких поразила меня при появлении на комбинате. Второй раз в жизни я столкнулся с виртуозом ненормативной лексики, первый был в сентябре 1958 г., когда в глухой сельской Громышёвке полуграмотная бабка крыла первокурсников за две охапки берёзовых дров, украденных из её поленницы.

С одной стороны Набоких в воспитательных целях использовал массу народных поговорок: дитя не плачет, мать не разумеет; люди любят спрос!; у хорошего мужа и свинья — барыня; сколько пива, столько песен!… Кстати, последняя поговорка надолго прописалась в моём лексиконе, использовалась при заключении хоздоговоров с научными организациями.

С другой стороны, Набоких, человек скромный по натуре, виртуозно матерился в мужской среде подчинённых или при контактах с подрядными организациями, строителями, монтажниками. При строительстве подконтрольных мне объектов многократно лично убеждался, что эти категории трудящихся указания без крепких выражений не понимают. Не так давно очень удивился, прочитав, что профессиональный строитель Б.Н.Ельцин никогда не матерился.

Набоких не использовал распространённый в России мат с отправлением собеседника на 3, 4, 5 букв, бессмысленным упоминанием матери. Он конструировал многосложные предложения со смыслом, жаль, в своё время не записывал. Кое-что запомнил, например, по отношению к неисполнительным ремонтникам: «Да я Вас, блядей, поставлю раком, буду гнать до Москвы и………… пока не закончите опрессовку!» Начальники ремонтников мгновенно согласились, что отговорки неуместны.

О великий русский язык!

Все, кто близко знал эмоционального, но отходчивого и незлопамятного Владимира Матвеевича, не обижались на специфическую речь, тем более что сам Набоких — типичная рабочая лошадь. Ещё одна его любимая поговорка (смысл по памяти): добавляют груз тому, кто везёт.

Но существовали и вышестоящие воспитатели. Партийным надсмотрщикам, хоть в парткоме, хоть в обкоме работящий Набоких, лучший главный инженер за всю 34-летнюю историю комбината, как кость в горле, мог и их перепустить, лично был свидетелем, как он красочно отправил заниматься своей работой 1-го секретаря Октябрьского райкома Бондарева.

Партийные бонзы выдавили Набоких с комбината, уже с должности генерального директора, когда стабильно работали созданные с нуля четыре основных производства и вся вспомогательная инфраструктура гигантского комбината. Владимир Матвеевич умер вдалеке от Томска в возрасте 61 год.

---------—

Уважаемый читатель! Хочу пояснить смысл многократно используемого термина «вызовник». В минхимпроме действовала система: при строительстве нового комбината костяк технологического персонала создавался из специалистов родственных предприятий химической промышленности. Вызовники имели ряд льгот: внеочередное получение квартиры в Томске, бронирование квартиры по прежнему месту жительства (напомню, в советские времена человек не имел права получить новую квартиру, не сдав старую), преимущественная возможность карьерного роста с соответствующим уровнем зарплаты. Кстати, мне был установлен оклад 340 рублей (у главного инженера 350, у начальника производства полипропилена — 280), оклад доцента с пятилетним стажем — 280.

Общая схема кадровой комплектации (с отклонениями): сначала набор первых руководителей служб, они уже тянут с родных предприятий специалистов среднего звена (начальников, технологов цехов). Дальше по цепочке: начальники отделений, начальники смен и уже ближе к пуску завода высококвалифицированные аппаратчики. Оформленный вызов котировался высоко, их общее количество ограничено. Скажем, в лабораторную службу мне разрешили вызвать только 4 человека.

Томский нефтехимический гигант создавался на голом месте, с нуля. Панорама огромной стройплощадки с разбросом объектов на десятки километров впечатляла, высочайший темп строительства явно не свидетельство застоя. Три ВУЗа Томска выпускали ежегодно несколько сот химиков разного профиля, преимущественно для других регионов, в области не существовали производства большой химии и нефтехимии. Только квартирой в кратчайшие сроки и высокой должностью с соответствующим заработком можно завлечь достойных специалистов из родственных предприятий Белоруссии, Татарстана, Башкирии, Иркутской области…. Естественно, принимались не все желающие, шла жёсткая фильтрация.

А пока жильё строилось, вызовники кучно размещались по служебным двух-, трёхкомнатным квартирам, в зависимости от статуса по 2-3-4 человека в комнате.

Что делать взрослым семейным мужикам в свободное от работы время, когда жена, дети где-то далеко ждут своего вызова? Вопрос риторический, частенько собирались коллективные застолья в одной из квартир с большим количеством алкоголя и убогой закуской (выбор отсутствовал, на полках магазинов Томска преимущественно мелкий частик и щука в томате, морская капуста, а варить картошку — хлопотное дело). Что меня поражает до сих пор, в этих чисто мужских компаниях не говорили о бабах, спорте, рыбалке или политике, только о работе, будущем пуске производства полипропилена.

Однажды на глазах застолья произошёл запомнившийся надолго случай, то ли смешной, то ли грустный. Коля Скиба, исполнявший обязанности начальника цеха полимеризации пропилена, невысокий, но широкий и упитанный мужик килограммов под 120, простудился. По-видимому, при частых поездках на стройплощадку. Глаза красные, лицо красное. Явно повышенная температура, но градусника ни у кого нет.

— Коля! Выпей пару таблеток аспирина!

— Не надо, сам буду лечиться!

На глазах компании Скиба начинает готовить «лекарство». Стандартный 250-милилитровый гранёный стакан на три четверти наполняет водкой, добавляет сырое яйцо, затем до верха сыпет красный перец. Всё тщательно перемешивает и затем одним глотком ярко красную смесь выпивает. Лицо Скибы из красного превратилось в багровое, глаза как будто залиты кровью. Подвыпившие мужики за столом, с интересом наблюдавшие процедуру самоэкзекуции, ошарашено молчали. Потом развеселились.

Средство оказалось эффектным, на следующий день Скиба вышел на работу внешне здоровым.

Коля Скиба не вписался в тяжёлый пуск завода полипропилена, уехал назад в Новополоцк. На праздновании 30-летия ТНХК летом 2004 г., гость из Белоруссии, бывший вызовник, рассказал, что Скиба умер, далеко не дотянув до 60 лет.

А вообще вызовники предпочитали «лечиться» в общественной парной бане с последующими обильными возлияниями. Именно после такого «лечения», задолго до пуска получил инфаркт и сдал дела первый начальник производства полипропилена Селезнёв. Я баню посещал регулярно, хотя в служебной «хрущёвке» функционировала ванна с душем, но большим коллективом ходить не люблю. Всякие «банно-парны?е» соревнования не идут на пользу организму. Однажды, на моих глазах в железнодорожной бане Томска произошла любопытная и поучительная история.

Расслабление после парной нарушается выяснением отношений в предбаннике на повышенных тонах. Рослый дородный мужик лет 35, напоминающий барина в сравнении с типичными клиентами именно этой бани, совершенно голый, но в модных туфлях на каблуках пытается что-то расспросить у, едва стоящего на ногах, пьяного банщика. Одежда из закрытого банщиком шкафчика исчезла полностью (и верхняя и нижняя, чистая и грязная, туфли, похоже, воры не усмотрели). Мат и угрозы в самых резких выражениях. Банщик в ответ мычит что-то невразумительное, начинает открывать все шкафчики подряд. Ситуация нелепая и смешная одновременно. При пострадавшем смеяться было неприлично, убегали в моечную и парную и там отводили душу, причём далеко не все смеялись с сочувствием. Удивительное подтверждение жизненных реалий: не принято в России сочувствовать неприятностям благополучного человека.

Часа через полтора я уходил из бани с потрясающим, физическим и эмоциональным, зарядом бодрости. Обворованный мужик внешне успокоился, молча и тоскливо, в красивых туфлях, смотрел в окно, ожидая жену с комплектом одежды.

А я раньше удивлялся, почему многие мужики предпочитают ходить в общественные бани в тряпье, мало отличающемся от используемого на огородах.

Возвращаюсь к профессиональной деятельности.

В 1978 г. личная нагрузка резко выросла. Приступил к набору кадров под разработанную структуру ЦЗЛ, прежде всего интеллектуальный руководящий состав. Предстояло выполнить огромный объём подготовки технической документации (аналитические методики, инструкции по работе с конкретным оборудованием и т. п.). Убедился, химфак ТГУ готовит более квалифицированных химиков для лаборатории, чем политехники. Свою линию вёл до конца, большинство ИТР научно-исследовательского центра ТНХК в 90-е — выпускники родного университета.

На меня возложена обязанность курировать контакты ТНХК с научными организациями. Областное партийное начальство требовало от руководителей институтов «повернуться лицом» к Нефтехиму. Ежегодно составлялись и корректировались областные программы научно-исследовательских работ в интересах ТНХК. Мы их рассматривали, согласовывали, директора подписывали… Результат? Большинство пунктов не выполнялось.

Вокруг закружился хоровод научных работников, желающих засветиться связями с ТНХК. Довольно сложно в первых контактах отличить научного «краснобая» от действительно учёного, способного решить конкретную проблему. Естественно, начали требовать денег для выполнения хоздоговорных работ. Но первые 5 лет средства на науку предельно ограничены, каждая тема обосновывалась в министерстве. В пределах выделенных сумм я свободно мог подбирать исполнителей. Удалось даже несколько лет финансировать работу барнаульского друга, талантливого физика Валентина Аникеева по модификации атактического полипропилена. Выполнение оплачиваемых комбинатом тем жёстко контролировалось. Завёл порядок обязательной защиты годового отчёта на техническом совете ТНХК. Кое-какие темы по результатам обсуждения отказывались оплачивать. Часто выступал в институтах перед научными работниками с открытой критикой конкретных исполнителей и нажил себе немало «доброжелателей». Сложившиеся научные школы Томска очень консервативны, буквально на пальцах можно посчитать положительные примеры сотрудничества с ТНХК и то через десяток лет после формулирования комбинатом проблемы. Характерный пример — ножи для грануляторов полипропилена, разработанные научной школой академика Панина.

Несколько слов о личной научной работе. На проблемах, которыми я занимался в институтах, поставлен крест. Однако опыт научной (и учебной) работы, опыт руководства аспирантами и дипломниками пригодились. Весной 1978 г. по заданию генерального директора ТНХК подготовил (в соавторстве с С.Я.Лабзовским) обстоятельный литературный обзор «Синтез и перспективы развития производства полипропилена». Несколько месяцев проведено в научных библиотеках Томска и на стол В.С.Гетманцеву я положил неплохой и по нынешним меркам труд. Злободневность связана с тем, что современные технологии полимеризации пропилена в СССР были мало известны; до строительства Гурьевского и Томского заводов существовало маленькое производство в Капотне (Москва) с устаревшей доморощенной технологией. К сожалению, обзор практически никто не видел (Гетманцев положил «под задницу», наши с Лабзовским экземпляры простояли на полках), приличный ёмкий труд заслуживал публикации и был бы полезен специалистам соответствующего профиля. У меня интерес к накоплению научных печатных работ совсем пропал. Ещё раз поясню («Жизнь вторая. Научная деятельность»). Количество напечатанных работ и авторских свидетельств исторически в СССР являлось условным критерием работоспособности научного работника, особенно характерным для периферии. Представляешь диссертацию к защите, первый вопрос: сколько работ напечатано? При подаче документов на конкурс первым является список опубликованных научных трудов. При появлении на ТНХК в моём списке было порядка сотни наименований. На комбинате количество научных работ никого не интересовало, учёт никто никогда не вёл. Однако здесь я впрямую столкнулся со способом подкупа конкретных производственных руководителей — включение в число соавторов изобретения или научной статьи. Естественно, специфическая взятка просто так не даётся: расчёт либо на оплачиваемый хоздоговор, либо на допуск к внедрению на производство с последующим определением экономического эффекта…. Не «успел оглянуться», оказался соавтором 5–6 авторских свидетельств и нескольких тезисов докладов, о которых понятия не имел. Публично резко отказался от всех видов соавторства, если сам не принимал активного участия в работе. Даже в период работы директором научно-исследовательского центра большинство выпускаемых «в свет» научных трудов прошли без моего соавторства. Для непосвящённых во взаимоотношениях науки и производства может показаться непонятным, чем я горжусь. Просто надо поинтересоваться, сколько авторских свидетельств и научных статей имеют генеральные директоры и главные инженеры (со стажем) крупных химических предприятий. Вообще же в стране сейчас бардак с публикациями, никто не проверяет ни факт соавторства, ни подлинность подписей авторов. Зачастую фактические авторы включают в свой круг представителей предприятий, чтобы подчеркнуть практическую направленность публикации.

---------—