Лучший город земли Запорожье

Лучший город земли Запорожье

«Зюддойче Цайтунг», излагая мою биографию в те дни, когда я оказался в эмиграции, немного ошиблась. Мы на Украину в 1941 году бежали не от немцев, а от своих. Если можно было назвать «своими» энкавэдэшников. После того, как отец мой, освобожденный из лагеря и даже реабилитированный, отказался вернуться в партию, над ним снова нависла угроза ареста.

Сначала, если проследить наш маршрут по карте, мы пересекли страну снизу вверх, от Ленинабада до Вологды. Там оставили бабушку у маминого брата Володи и спустились вниз, в Запорожье. Там жила папина сестра (на год его старше) Анна Павловна с мужем Константином Матвеевичем Шкляревским и двумя сыновьями Севой и Витей.

Не могу сказать уверенно, но думаю, что это было в середине июня: купальный сезон на Днепре был открыт.

Окраины Запорожья (до революции Александровска) были утыканы домнами, мартенами, заводскими трубами, которые круглые сутки коптили небо. Как-то, уже в 60-х, в ясный солнечный день мне пришлось лететь над Запорожьем на самолете, и внизу открылось завораживающее зрелище. Половина города была затянута клубящимися, бурлящими, черными, малиновыми, пурпурными, изумрудными облаками, невероятно красивыми, но такими зловещими, что трудно было представить, как может существовать под ними хоть какая-то жизнь.

В то время, когда мы туда приехали, город включал в себя старую основную часть, прилегающее к ней село Вознесеновку и пятнадцать рабочих поселков. Четырнадцать состояли из мелких домишек и бараков, но Шестой поселок, в котором жили наши родственники, смотрелся как отдельный и вполне образцовый город ХХ века: широкие улицы, асфальт, дома в четыре, пять и шесть этажей. Таких я еще не видел: в Ленинабаде, ввиду частых землетрясений, дома строились не выше двух этажей. Впрочем, я много чего не видел. Не видел трамваев, троллейбусов и отдельных квартир, подобных той, в которой жила семья тети Ани. Мне шел уже девятый год, а я не представлял себе, что можно нажать кнопку – и будет свет, что откроешь кран – и потечет горячая вода, что повернешь рукоятку деревянного ящика – и зазвучит из него человеческая речь или музыка.

Я сразу влюбился в Запорожье, вернее в Шестой поселок, и долго не мог себе представить, что где-то может быть город лучше этого. Десять лет спустя я служил в армии с ленинградцами и, когда слышал от них похвалы их городу, говорил, что Запорожье не хуже. Они на меня не обижались: такое сравнение казалось им слишком смешным.