«Я прыгнул сам"»
«Я прыгнул сам"»
Первый полет был ознакомительный: взлет-круг-посадка. Я волновался, но смотреть вниз было не страшно. С балкона четырехэтажного дома смотреть страшнее. Мой отец, которому довелось однажды лететь на таком же самолете, говорил мне, что высоту в полете не ощущаешь, потому что нет отвесной линии. Он был прав. Пока я анализировал свои ощущения, самолет приземлился и подрулил к месту, где были разложены парашюты. Не успел я спрыгнуть на землю, как на меня тут же надели две парашюта, помогли влезть на крыло и с крыла в кабину того самолета, где сидел Аполлонин. Взлетели, поднялись, повыше, чем в первый раз. Самолет летел, мотор ревел, я оглядывался на Аполлонина и улыбался, показывая, что мне не страшно. Аполлонин на это никак не отвечал, казалось, вообще не замечал меня. Но вот он сделал движение левой рукой, и наступила почти полная тишина. Мотор слегка тарахтел на холостых оборотах.
– Вылезай! – крикнул Аполлонин.
Глубоко провалившийся в кабину и сдавленный двумя парашютами, я стал выбираться. Наверное, я это делал очень медленно и неуклюже, потому что Аполлонин стал что-то выкрикивать. За шумом ветра я не сразу разобрал, что он выкрикивает знакомую фразу: «...твою мать!» Я вылез на крыло и, хватаясь руками за края сначала своей, а потом его кабины, передвинулся к кромке крыла. Я ждал, когда он мне скомандует «Приготовится!» и «Пошел!», а слышал только «...твою мать!» Я подумал, что, может быть, что-то не в порядке, посмотрел на Аполлонина, глазами спрашивая, в чем дело, а он мне кричал все то же – про мать. Я ничего не понял, но прыгнул.
Не могу сказать, что мне было так уж страшно. И секунды до момента открытия купола не показались вечностью. Я посмотрел на купол: он парил надо мной большой, квадратный, надежный (вот где подошла бы немецкая реклама шоколада: «Практиш, квадратиш, гут»). Ощущение было одно из самых радостных в жизни – и от свободного полета, и от того, что я не побоялся, а ведь когда-то не мог заставить себя прыгнуть с двухметровой высоты в кучу песка. Но спуск проходил, к сожалению, быстрее, чем хотелось. Я, как меня научили, развернулся спиной к ветру, ноги слегка согнул и сложил вместе, тут же коснулся земли и повалился на правый бок, хотя мог и устоять. Пока отстегнул лямки и кое-как сложил парашют, подъехала машина.
Когда приземлился последний парашютист, нас отвезли на летное поле и приказали построиться. Из одной из аэродромных построек выскочил Аполлонин.
– Сейчас все будут мыть самолеты, а ты, ты, ты и ты, – я был последним, в кого он ткнул пальцем, – марш домой пешком!
– В чем дело?
– В том дело, что трусы вы все!
По его словам, те трое и я тоже будто бы вцепились в кабину и не решались прыгать, и ему пришлось нас скидывать, завалив самолет на крыло. Я не знал, было ли это так с теми тремя, но про себя я точно знал, что прыгнул сам. Но он был уверен в обратном. Праздничное настроение сменилось отчаянием. Меня потом в жизни много раз оскорбляли облыжными обвинениями, но ни одно не казалось мне таким обидным.
– Нет, – сказал я Аполлонину. – Я не держался за кабину, я прыгнул сам. Я задержался на крыле, потому что вас не понял.
– Ладно, – махал он рукой, – много видел я таких непонятливых.
– Ну, разрешите мне еще раз прыгнуть, и вы увидите.
– Не разрешу. У меня прыгают смелые люди, а не такие. Иди домой к маме.
– Михаил Михайлович, я от вас не отстану, пока вы мне не дадите возможность доказать, что могу прыгать не хуже других...
Аполлонин был неумолим.
После этого я его долго ловил его в аэроклубе, по дороге на аэродром и при возвращении обратно. Он бегал от меня, как алиментщик от покинутой жены. В конце концов я довел его до того, что он решил откупиться. Будучи пойман мной на пороге аэроклуба, он сказал, что у него есть для меня сюрприз. Вынул из планшета и протянул мне красочное свидетельство с нарисованными на нем флагом, самолетом и парашютом, где было написано, что я совершил три парашютных прыжка.
– Ну вот, теперь ты доволен?
– Михаил Михайлович, – сказал я, суя ему эту бумагу обратно, – мне не нужна ваша липовая справка. Мне нужно прыгать. Хотя бы раз, и вы увидите.
– Ну, ты и настырный! – сказал он как будто и с досадой, и с каким-то уже уважением. – Ладно, приходи завтра к ресторану «Днепр»...
В то лето я совершил еще два прыжка, а следующий сезон весь провел на аэродроме: летал на планере и прыгал с парашютом.