ИСПОВЕДЬ ГЛАВПУРОВЦА
«Помню, Шляга посоветовал:
— Надо написать листовку так, чтобы самому малообразованному солдату стало ясно, что происходит и как надо действовать.
Я возвратился в свой кабинет и попросил юриста дать мне текст Закона о чрезвычайном положении и подключиться к работе над листовкой. Юрист-подполковник в неожиданно резкой форме отказался. Это было что-то беспрецедентное. Я поинтересовался причинами отказа. Он подошел к окну, выходящему на Калининский проспект, отодвинул штору и зло сказал:
— Покажите мне массовые беспорядки, при которых по закону войска могут вводиться в Москву. Их нет. Что же говорить солдату?
Через час порученец начальника ГлавпПУРа сообщил мне, что листовка уже не нужна. Вместо нее решили раздать войскам обращение ГКЧП к народу. Это обращение почему-то не разошлось. Гора пачек так и осталась лежать в приемной бывшего секретаря Всеармейского парткома генерала Михаила Суркова.
По распоряжению Шляги был сформирован оперативный штаб во главе с генералом Григорьевым. Туда от офицеров, разосланных в гражданке по всему городу, уже к обеду стала поступать информация.
Исходя из большинства донесений можно было сделать вывод, что в войсках пошло разложение. Генерал Григорьев искусно подбирал слова, чтобы в документах, уходящих в МО и ЦК, все выглядело более-менее сносно. «Наблюдается некоторая моральная и физическая усталость военнослужащих» — эту фразу, выпестованную генералом, я запомнил накрепко.
Где-то в середине дня министр обороны распорядился, чтобы начальник ГВПУ генерал Шляга выступил по телевидению и рассказал о позиции армии, о ее отношении к ГКЧП. Шляга чувствовал себя плохо и перепоручил это дело своему первому заместителю генералу Александру Овчинникову. Тот страшно волновался. Расхаживая по кабинету, зубрил выступление. Полковник Евгений Лукашеня, сопровождавший его на Центральное телевидение, рассказывал потом, что, когда они с Овчинниковым подъехали к Останкино, их встретила разъяренная толпа, яростно орущая:
— Фашисты! Убийцы!..
Кто-то из наиболее агрессивных пикетчиков даже рванул Овчинникова за рукав. Милиционерам пришлось вмешаться. Выступление генерала было непродолжительным и целиком строилось на пересказе установок ГКЧП.
Овчинников возвратился в ГлавПУР подавленным.
И первое, что сделал, — немедленно позвонил в Ростов и попросил местные власти не заселять квартиру, которую его семья еще недавно занимала.
В тот же вечер Овчинников приказал адъютанту получить его личное оружие. Вид генерала был настолько подавленным, что его просьба принести ему пистолет вызвала у подчиненных мрачные мысли…
Но все обошлось».