15 февраль 2009 г. Всякие лишние люди

15 февраль 2009 г. Всякие лишние люди

***

Васька (пять лет)

— Мам! А лишний человек – это кто?

— Это Онегин, например. Или Печорин. – (Смеётся)

— Чего-чего? Мам!

— Ну, лишний – это значит: никому не нужный. Лишний – и всё.

Васька, непонятно почему, потрясён:

— Никому-никому не нужный?

— Никому.

— И тебе?

— И мне. Ну, сам посуди. Зачем мне лишнее?

Васька задумывается, затем сморщивает в гармошку лицо и начинает деловито рыдать.

— Вась, ты чего? Кто тебя обидел?

— Я тебе, значит, не нужен, да?

— Господи! Да с чего ты взял?

— Ты сама сказала!

— Господи! Что я сказала?

— Папе сказала, что я лишний!

— Васька, ты что, с ума сошёл? Когда я такое сказала?

— Когда мы с ним играли вчера… Ты чего ему сказала? «Уже два часа с ЛИШНИМ играешь!»

Так и не удалось убедить его в том, что мама имела в виду совсем другое. Целый день он куксился, кидался в стенку кубиками и демонстративно дулся в углу. И только картинка в томике Лермонтова, на которой Печорин нарисован невозможным красавцем в усах, эполетах и пистолетах, слегка примирила его с осознанием того, что он – лишний человек. К вечеру он успокоился, приосанился, сделал гордо-равнодушное лицо и встал к окну, скрестив на груди руки. Нельзя не признать, что мужчинам его типа эта поза очень к лицу.

***

Юлька

Мы с Юлькой идём по просёлочной дороге. Дорога вздыхает и хлюпает глубокими ледяными лужами под оплывающим снегом. Юлька тоже вздыхает и хлюпает носом и сапогами. Наконец не выдерживает и принимается осторожно готовить почву для будущего бунта:

— Знаешь, что… А если я не могу больше идти?

— Как это – ты не можешь?

— Не могу – и всё! Уста-а-ала.

— Совсем не можешь?

— Совсем.

— Тогда мне придётся тебя здесь оставить.

— Ну, тё-оть Тань... Ну, я правда уже не могу!

— Перестань ныть и возьми себя в руки. Скоро придём.

— Как это – возьми себя в руки?

— Вот так. Возьми и не капризничай.

Надувается, как мышь, и некоторое время шлёпает по снегу молча, что-то обдумывая.

— А можно я – знаешь, что?

— Что?

— Можно я себя не в руки, а на ручки возьму?

— Ну, бери.

Смотрит на меня, серьёзно кивает и ковыляет дальше, тихо улыбаясь и покачивая себя на ручках. Теперь у неё совсем другое лицо – не надутое и не капризное, а одновременно и разнеженное, и заботливое. Мне становится завидно. Кряхтя, я тоже беру себя на ручки, обхватываю за шею, обнимаю покрепче и несу вперёд. Но Юлькина ноша явно легче моей, поэтому, пройдя таким образом несколько шагов, я крякаю, спускаю себя на снег и предлагаю Юльке:

— Слушай! А давай лучше я тебя на ручках понесу?

Но Юлька уже не торопится передавать мне свою драгоценную ношу. Снисходительно смотрит на меня из-под козырька розовой шапки, шмыгает носом и мотает головой:

— Не-е-е… Я сама уж. А то уронишь ещё, я тебя знаю…

Перехватывает себя покрепче, прижимается к себе щекой и тащит дальше, осторожно ступая по хлюпающей ледяной каше.