2007/12/22 дети
2007/12/22 дети
Баллада о разбитой чашке. (Из рассказов церковной певчей)
Помнишь, у Гайдара есть такой рассказ «Голубая чашка»? Очень хороший рассказ. Есть, вообще, такая категория чашек, которые только для того и существуют, чтобы портить людям жизнь. Мне кажется, у каждого в детстве была такая чашка, обязательно… Что, у тебя разве не было? Была наверняка. Ой, а у Ваньки моего что было с этой чашкой – это вообще потрясающе. Я до сих пор всё помню, в деталях.
В общем, так. Свекровь нам подарила одну потрясающую японскую чашку, неземной красоты. И вот я как-то раз прихожу домой из церкви, смотрю – чашки нет. Заглядываю в мусорку – так и есть, лежат осколочки… Я – к Ваньке. Ему тогда лет пять было, наверное, не больше. А может, меньше даже. Спрашиваю: твоя работа? А он так выпрямился, брови сдвинул, подбородок вскинул, как на параде, и говорит: моя! Я, говорит, её нарочно, пока бабушка спала, из буфета достал и об пол грохнул. Специально грохнул, говорит, чтобы разбилась. А сам при этом такой гордый и невозмутимый, как самурай… руки сложил на груди и так победительно хмурится. А я стою и не знаю, что с этим наглецом делать. Вроде же сам признался, да? – и отпираться не стал, всё честь по чести. А с другой стороны – нельзя же это так оставлять. Я говорю: зачем ты её разбил, ты можешь объяснить? А он так гордо, с таким достоинством: надо было! Ну, вот что с таким ребёнком делать? Я ему говорю: это хорошо, конечно, что ты честный человек, но всё-таки, как ни крути, ты провинился, и мне тебя придётся наказать. Зоопарк у нас на сегодня отменяется, ничего не поделаешь. Иди к себе в комнату и думай над своим поведением. А он сделал лицо, как у партизана перед дулами фашистских автоматов… он всегда такое лицо делал в таких случаях, просто неподражаемого у него получалось – и не захочешь, а залюбуешься. Значит, сделал лицо, расправил плечи и строевым шагом прошествовал к себе в комнату. А мне самой так хотелось в зоопарк, между прочим… Так я из-за всего этого расстроилась прямо, и пошла бельё гладить… ну, или что-то там ещё делать, я уже не помню.
Тут приходит Герка, мой двоюродный брат, и спрашивает: ну, что, ведём племянника в зоопарк, или как? Я говорю: увы, говорю. И рассказываю ему про чашку. А Герка говорит: да ты что? Это же я твою чашку разбил! Полез в буфет за сахарницей и зацепил нечаянно! Ты уж меня, говорит, извини. И Ваньку, пожалуйста, амнистируй. Я – к Ваньке. Ты зачем, говорю, наврал про чашку? Это же не ты её разбил! А он, представляешь, в слёзы: нет, это я разбил. Орёт, ногой топает: я разбил, я!.. Вот – сколько времени прошло, а я всё этот случай забыть не могу. Потому что я в такой растерянности была тогда, просто ум за разум заходил. Ну, я же молодая ещё была, и Ванька у меня был тогда один ещё, и ничего-то я, в сущности, про них, про маленьких, не понимала. Говорю Герке: может, ты его просто выгораживаешь? А Герка тоже, представляешь, как маленький, чуть не разревелся. И клянётся и божится, что это он разбил эту трижды проклятую чашку. В общем, я так тогда и осталась в недоумении. Не помню, пошли мы в конце концов в зоопарк или нет, но помню, что эта чашечная проблема как-то у меня в голове засела. Я даже потом отцу Василию говорю: может, у Ваньки что-то с психикой не то? Может, у него комплекс вины и он подсознательно хочет быть наказанным? А отец Василий только вздохнул и велел оставить ребёнка в покое и никогда больше об этой самой чашке не упоминать.
А недавно я чего-то про этот случай вспомнила – и нарушила запрет. Ванька-то уже большой… я думаю – ну, можно уже спросить. И говорю ему: слушай, а помнишь ту чашку японскую? Скажи хоть сейчас – ты её разбил или не ты? Ванька задумался так, застеснялся, а потом говорит: не я, говорит. Это дядя Гера её разбил. Я говорю: так чего ж ты на себя напраслину возводил, да ещё с таким жаром? А Ванька говорит: потому, что я эту чашку ненавидел с младенчества. И всё время мечтал её расколотить. Но жутко боялся. А эта чашка была непростая, между прочим. Там на ней были драконы и ещё какая-то муть, а если приподнять и посмотреть на свет, то на донышке проступало женское лицо. Такое тонкое, странное, как будто тушью нарисованное. Да ты знаешь такие чашки, у тебя же, по-моему, целый сервиз такой есть… И вот этого-то самого лица бедный мой ребёнок ЖУТКО БОЯЛСЯ. А оно правда так странно там проступало, немножко даже страшновато, как из тумана.. и выражение у него было не то чтобы очень к себе располагающее… Совсем даже не располагающее, откровенно говоря. И Ванька, представь себе, думал, что в этой чашке живёт злой колдун. Как джинн - в лампе, только этот – в чашке. Живёт и всем нам пакостит потихоньку. И Ванька, оказывается, всё время мечтал о том, чтобы эту чашку разбить и колдуна уничтожить. Но боялся. Не наказания за разбитую чашку боялся, а мести колдуна. И когда Герка чашку раскокал, и ничего не случилось, Ванька так обрадовался.. . А тут я со своими наездами: кто разбил? ты разбил? Ванька и сказал: я.
Понимаешь, он так хотел её разбить… Так хотел, что не удержался и присвоил себе чужой подвиг! И потом очень этого стыдился. Стыдился, что НЕ ОН РАЗБИЛ, понимаешь? Что струсил и побоялся выполнить эту миссию… Бедный мой Парцифаль! А я-то его чуть к психологам не потащила….