23 декабрь 2008 г.

23 декабрь 2008 г.

**

Туська нашла на помойке изодранную в клочья книжку, и теперь они с Юлькой пытаются по обрывкам восстановить её содержание:

— «От гнева кр… бро-си-ла.. бросилась ему в ли-цо»… «Кр…» бросилась ему в лицо. Что за «кр», как ты думаешь?

— Крыса!

— Точно. Ужас, да?

***

ТУСЬКА (Юльке). Посмотри, кто это там топчется впереди – человек или дерево?

ЮЛЬКА (Очень серьёзно). По-моему, пингвин…

***

Юлька стоит перед иконой, хмурится и до отказа высовывает язык. В лице её при этом ни тени глумления, одна лишь деловитая сосредоточенность. Заглянувшая в комнату бабушка ахает и с размаху хлопает Юльку ладонью по губам. Та даже не орёт – только смотрит на бабушку широко раскрытыми, набухающими влагой и обидой глазами.

— Ты что ж это делаешь, а? – возмущается бабушка.

— Говорю «а-а-а».

— Какое ещё «а-а-а»?! Язык зачем показывала, отвечай?

— Чтоб Он мне горлышко полечил…

У неё и вправду ангина, и она всерьёз и не без основания опасается, что это помешает ей пойти на ёлку к маме на работу. Но бабушка не верит, что она просто хотела чуда. А может быть, верит, но не хочет уронить перед ребёнком авторитет взрослого.

— Не смей больше так делать, слышишь? Это плохо. Это грех!

Юлька молчит и исподлобья смотрит в угол с иконами тяжёлым, мстительным взглядом.

Через некоторое время я застаю её за комканьем прошлогоднего бабушкиного календаря с изображением Спасителя. Я хочу забрать и спрятать календарь, пока бабушка не увидела, но Юлька прячет за спину бумажный комок и смотрит на меня так, что я не рискую настаивать.

Впрочем, к вечеру её отношения с высшими властями более или менее налаживаются – как я подозреваю, к вящему облегчению для обеих сторон. Это происходит благодаря всё той же привычке Туськи читать вслух всё, что попадается ей на пути. В этот раз ей попался Жуковский.

"Спит иль нет моя Людмила?

Помнит друга иль забыла?

Весела иль слезы льет?

Встань, жених тебя зовет".-

"Ты ль? Откуда в час полночи?

Ах! едва прискорбны очи

Не протухнули от слез…”

— Туська! «Не потухнули»! - хохочет из кухни Юлькина мама.

— А, ну, да… Не потухнули.

“Знать, тронулся Царь Небесный

Бедной девицы тоскою.

Точно ль милый предо мною?

Где же был? Какой судьбой

Ты опять в стране родной?"

Каким-то чудом, вернее – чутьём она делает верное ударение – «трон?лся». При этом видно, что, увлечённая преодолением сложных и незнакомых слов, она не успевает вдумываться в их смысл и читает совершенно механически. Зато Юлька слушает сосредоточенно и чрезвычайно внимательно. А затем спрашивает:

— Царь Небесный – это кто?

— Это Бог, - осторожно отвечаю я, не зная, какими комментариями это следует сопровождать в данном случае.

— Какой бог? – деловито уточняет Юлька.

— Ну.. как - какой? Бог. Просто – Бог.

— Он разве царь? – хмурится Юлька.

— Конечно. А ты как думала?

— А на картинке он с барашками… Какой же царь, если с барашками?

— Самый настоящий царь, не сомневайся.

— Как в «Царевне-Лягушке» - царь?

— Ну, нет. В «Царевне-Лягушке» царь… ну, скажем так – не очень умный. А Бог – Он самый мудрый и самый сильный царь. Ты что, не знала разве?

— И он на троне? И прям в короне, что ль? – не успокаивается Юлька.

— Ну.. при определённых обстоятельствах – да. На троне и в короне. Если тебе так больше нравится.

Я не уточняю, что мне так тоже больше нравится. В конце концов, у всякого свой взгляд на эти вещи. Юлька некоторое время обдумывает полученную информацию, затем бежит в детскую, выкатывает из угла смятый комок и тут же, на полу, его разглаживает, приговаривая при этом:

Как же, милый, ты с будьбой,

Ты опять со мной, родной?

— Что, что? – кричит из комнаты мама. – С какой такой «будьбой»?

Юлька быстро набычивается и затихает. А уже потом, в постели, укрытая одеялом до бровей, смотрит сбоку, из-под одеяла, как из пещеры, на своё отражение в зеркальной дверце шкафа и говорит с глубоким вздохом:

— Бедна девица с косой!

Царь Небесный, несмотря на конфликт, трон?лся-таки тоской бедной девицы с косой. Горло у неё уже не болит, и послезавтра она идёт на праздник.