2007/12/08 Снова об отце Брауне

2007/12/08 Снова об отце Брауне

Беру назад свои прежние слова о патере Брауне. Похоже, я была к нему несправедлива. Нет, я совершенно точно была к нему несправедлива. А всё из-за незнания языка. Ибо, как известно, тот, кто недостаточно знает язык оригинала, бывает вынужден довольствоваться переводами, а переводы – это…. Впрочем, к делу.

На днях мне в руки попало переводное издание «Рассказов о патере Брауне» 1927 года. Из любопытства я заглянула туда – и совершенно не узнала отца Брауна. Не веря своим глазам, я долго ходила вокруг него, прищуривая то один, до другой глаз, протирая очки и нерешительно откашливаясь, - до тех пор, пока он не забеспокоился и не осведомился дружелюбным тоном, что мне угодно. Я застеснялась своей назойливости и книгу захлопнула. Выждала немного и открыла вновь. Текст, открывшийся мне, был так свеж и хлёсток, так нежен и ядовит и так потрясающе индивидуален в каждой своей строке, что я не могла на него налюбоваться. Судите сами. “The incredulity of Father Brown” в новейшем переводе выглядит как «Недоверчивость отца Брауна». Ну, что же, можно, наверное, и «недоверчивость»… В переводе 27-го года – «Неверие патера Брауна». Это, как мне думается, именно тот парадокс, которого хотел Честертон. «Неверие» в сочетании с «патером» звучит оглушительно и сразу приковывает к себе внимание. Что рядом с этим вялая, застенчивая «недоверчивость»? «Недоверчивость» - ну и что? В чём же тут парадокс?

Смотрим далее. Рассказ «Небесная стрела». В переводе Коротковой (кстати, очень неплохом переводе) он начинается следующим образом: «Боюсь, не меньше ста детективных историй начинаются с того, что кто-то обнаружил труп убитого американского миллионера – обстоятельство, которое почему-то повергает всех в невероятное волнение». Помню, что при первом чтении меня насторожила странная, если не сказать – жестокосердная небрежность авторского стиля. Да, убийство человека – вещь нехорошая. Даже если этот человек – американский миллионер. И иронизировать по поводу того, что известие об убийстве «почему-то» повергает всех в волнение… хм… впрочем, не знаю. Перевод из издания 27-го года звучит несколько иначе: «Сотни детективных историй начинаются, боюсь, с убийства американского миллионера, - события, которое почему-то рассматривается, как народное бедствие». Ага! «Народное бедствие» - вот оно! Чувствуете разницу? Причём – совершенно убийственную разницу.. впрочем, речь же и идёт об убийстве… Нет ничего удивительного в том, что известие об убийстве повергает в волнение досужую, жаждущую сенсаций публику, но когда это событие пытаются представить той же публике как некую глобальную, всенародную катастрофу – да, вот тут ирония автора и понятна, и уместна.

Смотрим далее. В переводе Коротковой: «Счастлив, кстати, сообщить, что и наша история начинается с убитого миллионера, а если говорит точнее, целых трёх, что даже можно счесть излишней роскошью». Опять эта неприятная, царапающая небрежность… почему это, собственно говоря, автор так уж счастлив сообщить нам о гибели трёх человек? Ну, допустим, не «трёх человек», а «трёх американских миллионеров» - но всё равно… как-то это немножечко коробит… Теперь смотрим старый перевод: «К счастью для меня, этот рассказ ДОЛЖЕН начаться с убийства миллионера; собственно говоря, даже с убийства трёх миллионеров, что кое-кому покажется, пожалуй, излишней роскошью». Чувствуете, какая здесь убийственная насмешка и над жанром как таковым, и над читателем, безропотно принимающим законы жанра, и над самим собой, вынужденным оправдываться в том, что тоже этим законам подчиняется? Насмешка над кем и над чем угодно – только не над бедным, убитым миллионером, как в первом варианте перевода.

Не буду больше утомлять вас цитатами. Просто поверьте мне на слово: каждый перевод в этом издании совершенно изумителен и представляет нам (ну, во всяком случае, мне) отца Брауна с совершенно иной, гораздо более привлекательной стороны. Даже в ужасно мелких мелочах, едва заметных глазу. «Чудеса так просто не делаются» - очень хорошая, правильная, вполне себе нейтральная фраза. «Чудеса – не такая дешёвая штука!» - вроде бы то же самое, но… как ярко видишь человека, только что восставшего из гроба и произносящего эту фразу заплетающимся языком, но абсолютно твёрдым тоном.

Одним словом, с отцом Брауном мы помирились. Конечно, он меня простил. И я этому ужасно рада.