3

В последних числах июля император уехал в Ораниенбаум, а императрице приказал поселиться в Петергофе. При Екатерине II было всего шесть камер-фрейлин да два камер-юнкера; император же взял с собою своих фаворитов и самых красивых придворных дам…

25 июня 1762 года был опубликован печально знаменитый указ об уравнении религий и неосуждении грехов против седьмой заповеди.

Сам Петр III нарушать седьмую заповедь не собирался. По свидетельствам современников, он планировал еще до выступления в поход развестись с Екатериной и жениться на графине Елизавете Романовне Воронцовой. В тот день, когда был выпущен указ, на возлюбленную императора возложили Екатерининскую ленту.

Как утверждала сама императрица, в тот же день был отдан приказ об ее аресте, но тогда за нее заступился дядя Петра III – принц Георгий Голштинский.

Ювелир Позье оставил воспоминания о домашнем спектакле, который на следующий день, как раз накануне переворота, вздумалось устроить Петру III.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели мою комедию, – сказал ювелиру император. – Вот вам билет. Я все билеты раздаю сам.

Позье присутствовал перед обедом при маневрах голштинских войск и сражении двух маленьких галер на большом пруду. И маневры, и сражение галер показались ему более похожими на представление марионеток, нежели на военные учения, но видно было, что самому императору учения доставляют наслаждение.

За обедом Позье сидел за столом рядом с женою великого канцлера Воронцова, племянница которого должна была превратиться в императрицу.

– Что вы об этом думаете? – тихо сказал по-французски Позье. – Я очень боюсь, как бы не случилось чего-нибудь ужасного… Должен вам признаться, что, видя все, я не совсем спокоен.

– Вы правы, – отвечала жена канцлера, – я имею повод быть еще менее спокойна, чем вы.

И она заплакала…

Позье вспоминает, что вечером на спектакле императрица прислала к нему своего пажа сказать, чтобы он по выходе из театра зашел в ее покои, так как она хочет кое-что заказать.

Оказалось, что она сломала свой Екатерининский орден и попросила поправить.

Это был тот самый день, в который графиня Елизавета Воронцова должна была явиться с орденом, врученным ей императором, и Позье сказал императрице, чтобы она подумала, не обидится ли император за то, что она в пику нарочно является к столу без ордена.

Екатерина II уже не первый раз оказывалась на краю пропасти, и только звериное чувство опасности, умение мгновенно обнаружить противника и определить слабые его места спасало ее от гибели.

– Хорошо, – сказала императрица, – приезжайте за орденом завтра в Петергоф.

Чтобы не нарушать приличий, Петр III решил отложить арест супруги и 27 июня отправился вместе с нею в Гостилицы, где граф Алексей Разумовский дал в их честь грандиозный праздник. Здесь венценосные супруги встретились в последний раз. С праздника Петр III вернулся в Ораниенбаум, а Екатерина II – в Петергоф.

Предоставим слово непосредственному участнику переворота, княгине Екатерине Романовне Дашковой…

Ее родная сестра графиня Елизавета Романовна Воронцова была фавориткой императора, и император собирался жениться на ней. Восемнадцатилетняя Екатерина Романовна не могла допустить, чтобы ее родная сестра вышла замуж за ее крестного, и, устроив так, чтобы мужа отправили послом в Константинополь, на досуге занялась устройством переворота.

В своих воспоминаниях Дашкова рассказывает, что в Петербурге все ждали переворота и считали часы в ожидании взрыва. Сразу после отъезда двора в Ораниенбаум гвардию охватила тревога за свое будущее. Все опасались, что будут внезапно отправлены в Данию и тем самым лишены возможности защитить себя. Почувствовавшие свою беззащитность гвардейцы толпами ходили по улицам столицы и ругали государя.

26 июня к Дашковой пришли двадцатишестилетний капитан Петр Богданович Пассек и капитан-поручик Сергей Александрович Бредихин.

– Может быть, стоило бы повести их в Ораниенбаум и разбить голштинцев, чтобы обеспечить успех переворота? – предложил Пассек. – Слухи об опасностях, которым подвергается императрица, волнуют солдат до такой степени, что скоро их невозможно будет сдержать, и это брожение среди них может разоблачить наш план и подвергнет нас страшной опасности.

«Я поняла, – пишет Дашкова, – что эти господа слегка трусят, и желая доказать, что не боюсь разделить с ними опасность, попросила их передать солдатам от моего имени, что я только что получила известие от императрицы, которая спокойно живет себе в Петергофе, и что советую и им держать себя смирно, так как минута действовать не будет упущена».

Разумеется, Екатерина II не посвящала восемнадцатилетнюю сестру своей соперницы во все детали заговора. И тем не менее именно подтрунивание Екатерины Романовны над поручиком Пассеком послужило запалом революционного взрыва…

Дело произошло так…

Когда поручик вернулся в полк, преображенский капрал встревоженно сообщил ему, что императрица погибла. Пассек успокоил его, уверив, что императрица все еще свободна, живет в Петергофе и спешить с восстанием нет нужды, надо ждать сигнала.

Капрал на радостях рассказал о новости другому офицеру. Но офицер этот не принадлежал к заговору и донес о разговоре начальству. Майор Преображенского полка Воейков приказал арестовать Пассека.

Арест поднял на ноги всех заговорщиков.

«Когда я вернулась домой взволнованная и тревожная, мне было не до сна, – вспоминает Е.Р. Дашкова. – Моя горничная объявила мне, что портной не принес еще мужского костюма, что меня очень раздосадовало…

Не прошло и часу времени, как я услышала стук в ворота.

Я соскочила с постели и, выйдя в другую комнату, приказала впустить посетителя. То был какой-то незнакомый мне видный молодой человек, оказавшийся четвертым братом Орловым.

Он пришел меня спросить, не слишком ли рано вызывать в Петербург императрицу, не испугаем ли мы ее понапрасну. Я была вне себя от гнева и тревоги, услышав эти слова, и выразилась очень резко насчет дерзости его братьев, медливших с исполнением моего приказания, данного Алексею Орлову.

– Теперь не время думать об испуге императрицы, – воскликнула я, – лучше, чтобы ее привезли сюда в обмороке и без чувств, чем, оставив ее в Петергофе, подвергать ее риску быть несчастной всю жизнь или взойти вместе с нами на эшафот. Скажите же вашему брату, чтобы он карьером скакал в Петергоф и немедленно привез императрицу, пока Петр III не прислал ее сюда, последовав разумным советам, или сам не приехал в Петербург и не разрушил навсегда того, что, кажется, само провидение устроило для спасения России и императрицы».