9
Когда во времена равноапостольного князя Владимира шли прения, какую выбирать веру, побывали в Киеве и иудеи.
– Мы веруем во единого Бога – Бога отцов наших Авраама, Исаака и Иакова, – рассказывали они.
– Каков же у вас закон? – спросил князь Владимир.
– Обрезываться… Не есть свинины и зайчатины… Хранить субботу!
– А где земля ваша?
– В Иерусалиме…
– Но вы ведь пришли из Волжской Булгарии!
– Да! – ответили послы. – Бог за грехи отцов наших лишил нас отечества и рассеял по всей земле…
– Как же вы пришли обращать нас в свою веру, будучи отвержены от Бога?! – рассердился князь Владимир. – Если бы Бог любил вас и ваш закон, Он не расточил бы вас по чужим землям! Ужели такой участи вы желаете и нам?
Увы…
Во времена Алексея Михайловича задать такой вопрос приехавшим за милостынею Восточным патриархам и митрополитам не догадался никто.
А они входили во вкус навязанного им Никоном инспектирования Русской Церкви и уже как бы соревновались между собою в открытии того, что они считали язвами.
Многие из них были малограмотны и даже не догадывались, что изменение обряда произошло в самой Греции, а не в России.
В XI веке в Константинополе тоже служили по употребляемому сейчас в России Студийскому уставу. Преподобный Феодосий из Константинополя и привез устав в Киево-Печерский монастырь. Из Киева устав распространился по всем русским церквам и в нерушимой точности сохранился в течение всех веков.
На самом же греческом востоке Студийский устав постепенно сменился уставом Иерусалимским. В XII веке его приняли на Афоне, а к началу XIV века – и в самой Византии, а затем и в Южнославянской Церкви…
Бедствующая Церковь греческого востока хотя и чтила память преподобного Феодора Студита, но уже позабыла о его уставе.
После этого встал вопрос: что же считать порчей книг?
Если следовать наставлению Никона: «Праведно есть и нам всяку церковных ограждений новизну истребляти…» – следовало бы вернуться к докиприановским[58] служебникам, еще более увеличивая различие с греческой службой…
Этого ли ждал от своих справщиков Никон?
Едва ли…
Можно как угодно трактовать события, но объективно получалось, что именно вожди раскола, а не иерархи ее встали тогда на защиту поруганной Русской Церкви…
Еще существеннее, что раскол становился тогда попыткой ответа на вопрос, должна ли Россия изменяться в угоду другим странам, другим идеологиям или должна, исполняя свое предначертание, о котором говорил еще игумен Филофей, ощущать себя, как это и было на самом деле, Третьим Римом.
Россия шла своим путем и могла и дальше идти им, но иерархи нашей Церкви во главе с патриархом Никоном унизили Русскую Православную Церковь, сломили национальное сознание русского человека.
По сути, это они и заставили страну свернуть с собственного пути и следовать, рабски подражая другим странам.