1
Первая смерть пришла в Царскую Семью в феврале 1669 года, с рождением тринадцатого ребенка.
Вначале новорожденная Евдокия умерла, а следом и сама Мария Ильинична…
18 июня преставился царевич Семен. Потом – шестнадцатилетний Алексей, наследник престола.
Частенько смерть к великому государю наведываться стала. Видел Алексей Михайлович, что и оставшиеся сыновья Федор и Иван не крепки здоровьем.
В семье страшно было.
В державе – еще страшнее.
На юге бушевали воровские казаки Стеньки Разина. Уже не суда на Волге грабили, а большие города захватывали, как ляхи или басурманы!
В Астрахани – страх какой! – бояр и служилых людей предавали лютой казни. Одних с раската сбрасывали, других вверх ногами вешали, третьих на крюке, поддетом под ребро, умерщвляли. В Петров пост принуждали горожан мясо и молоко есть!
Сатанинской силою Стенька Разин встал на юге. Поднимались по Волге на стругах, город за городом брали…
А на севере – тоже беда. Соловецкий монастырь восстал.
Отправление царских войск против Разина. Рисунок XVII в.
«Милосердный государь! – писали соловецкие монахи. – Помилуй нас, нищих своих богомольцев… Не вели преподобных Зосимы, Савватия, Германа и Филиппа предания нарушить и вели государь нам в том же предании быть, чтоб нам врознь не разбрестись и твоему богомолию, украйному и порубежному месту от безлюдства не запустеть».
Плакал государь, челобитие это читая. Всем сердцем, всей душою своей доброю милостивым хотел к богомольцам быть, да куда там… Антиохийский патриарх Макарий строгую грамоту с дороги прислал. Писал, что в России, как он заметил, много раскольников и противников не только между невеждами, но и среди священников.
«Вели их смирять и крепким наказанием наказывать!» – внушал патриарх.
Как ослушаться святейшего?
Уже не скажешь сейчас, что самозванец это говорит. Сам ведь Алексей Михайлович и хлопотал, столько денег потратив, чтобы на кафедре восстановить. Теперь чего же, теперь слушаться надо! Велик государь, вся сила у него, все державное веление, но что сила тут? Лучше слезами, усердием и низостью пред Богом помысел чинить, чем силой и славой!
Вот ведь заварили кашу учителя вселенские, теперь и за сто лет не расхлебать будет!
И что поделаешь? Покориться надо… Плакал Алексей Михайлович, заливался слезами, войско на осаду Соловецкого монастыря снаряжая.
На севере – соловецкие монахи, на юге – Разин, вся Русь между Богом и дьяволом…
Что делать?
Слухи по Москве ходили, будто у Степана Разина в ватаге, что по Волге подымается, два струга идут черных. На одном – мертвый царевич Алексей плывет, на другом – патриарх Никон, который в Ферапонтовом монастыре под замком сидит.
«Если неразумная запретительная клятва восточных патриархов осуждением русского Первосвятителя, наложенная на весь русский народ, не снимется, добра ждать нечего», – писал Никон царю Алексею Михайловичу из Ферапонтова.
«Царь-государь! – писал из Пустозерска Алексею Михайловичу другой узник, Аввакум. – Из темницы, яко из гроба, тебе глаголю: помилуй единородную душу свою и вниди паки в первое свое благочестие, в нем же ты порожден еси и преже бывшими тебя благочестивыми цари, родители твои и прародители!»
И добра хотелось государю, и душу свою помиловать тоже хотелось.
Но рыхлым, совсем рыхлым было тело.
Гасло в нем все. Разина страшно было. Макария страшно. Смерти тоже боялся теперь Алексей Михайлович…