Из других жизней

Как когда-то случайно я стал завхозом в киржачской музыкальной школе, так же непреднамеренно – в результате совпадений не планируемых мною обстоятельств – началась моя карьера на Уолл-стрит.

Я получил степень магистра международных отношений и экономики в Колумбийском университете и, скорее от незнания, что делать с собой дальше, поступил в докторантуру того же университета по специальности “Политическая экономика”. С детства я усвоил, что хорошие еврейские мальчики становятся или писателями, или, на худой конец, профессорами. Мои шансы стать писателем в англоязычной Америке казались невелики; оставалось быть профессором.

Американские профессора в начале карьеры ведут кочевой образ жизни: их – после получения докторской степени – берут адъюнкт-профессорами по двухлетнему контракту, и за эти два года они должны или настолько понравиться (и преодолеть интриги коллег по факультету), что им предложат контракт еще на три года, или найти место в другом университете. Покатавшись по разным университетам лет десять, лучшие получают tenure, то есть становятся полноправными профессорами, коих практически невозможно уволить – работа до конца жизни, а если у них имеются успешные публикации или они действительно сделали вклад в развитие науки, то их берут не просто в какой-нибудь штатный (государственный) университет где-нибудь в Арканзасе, а в престижный, принадлежащий к Ivy League, как мой родной Колумбийский. Это считается вершиной академической карьеры.

Американские (да и европейские) профессора ведут крайне привилегированную жизнь: живут в кампусе в окружении других интеллектуалов, читают лекции от силы два раза в неделю, пишут книги и долго-долго отдыхают во время студенческих каникул. Получают они сравнительно немного денег, что компенсируется приятностью и легкостью существования. Социализм выжил, но не в СССР, а в американских университетах.

Вот такую жизнь я себе и готовил: без стресса, без особых денег и среди самых образованных людей в Америке. Я надеялся – лет через пятнадцать – получить кафедру в каком-нибудь приличном провинциальном университете и жить там до конца жизни. На большее я не рассчитывал. Получилось, конечно, совсем по-другому.

К концу второго года обучения в докторантуре у меня закончились деньги. Жил я на студенческие займы, положенные в Америке всем не могущим платить за образование, и займы эти постепенно накапливались, обрастая небольшими, но все же процентами, которые, правда, я не должен был платить до окончания докторантуры.

Пока я учился на магистра, у меня оставалось время на какие-то подработки, в докторантуре же времени не было ни на что. Студенческий заем был рассчитан на расходы одного студента: оплата образования и жилье. Я же должен был кормить не только себя, но и приехавшую маму и маленькую Машу. Да еще помогать Алёне, которая к тому времени со мною развелась и сама училась. Кроме того, пришла пора расплачиваться за студенческие займы, взятые за обучение в магистратуре.

В общем, средств не хватало. Я подумал, посчитал… и решил взять академический отпуск: заработаю денег и продолжу учебу через год. Оформил отпуск в деканате и быстро нашел работу аналитика по рискам в знаменитом банке J. P. Morgan: со степенью магистра Колумбийского университета это оказалось несложно.

Меня взяли аналитиком в отдел мировых рынков (Global Markets). Я приходил на работу в шесть утра, знакомился со всем, что происходило за ночь на Дальнем Востоке, и к семи – когда появлялись трейдеры – должен был подготовить анализ и прогноз рыночных рисков на сегодня. Нужно было уместить весь мир на одной странице: больше трейдеры не читали.

В течение дня я собирал информацию о происходящем, скажем, в определенных странах Латинской Америки и к 12:00 выпускал двухстраничный отчет. Или мне поручали проанализировать риск национализации какой-то определенной индустрии или большого предприятия, которым интересовались западные инвесторы, где-нибудь в Индонезии. Аналитики обычно специализировались по регионам или секторам экономики, но моя позиция считалась временной (при приеме на работу я честно сообщил, что нахожусь в академическом отпуске и собираюсь вернуться в университет), поэтому мною затыкали аналитические дыры на развивающихся рынках. Работа похожа на академическую, но все нужно делать очень быстро и писать очень кратко.

Мне – младшему аналитику безо всякого опыта – платили сорок две тысячи долларов, дали десятитысячный бонус при приеме на работу и пообещали заплатить еще один бонус в конце года (на усмотрение начальства). Адъюнкт-профессор, однако, получал меньше тридцати тысяч в год. Что-то не так в академическом мире, задумался я. Особенно когда через полгода одна из моих коллег удалилась в декретный отпуск, и меня временно сделали стратегическим аналитиком, повысив зарплату до пятидесяти пяти тысяч. Что являлось зарплатой полного профессора в солидном провинциальном университете после двадцатилетней карьеры. Уолл-стрит нравился мне все больше и больше.

Стратегический анализ рынка – вещь интересная: нужно определить тенденции развития внутри региона или индустрии, сравнительную конкурентность и привлекательность для инвесторов отдельных индустрий или компаний и предсказать рыночные стратегии участников данного рынка. Писать сухие, изобиловавшие статистическими графиками отчеты было не то чтобы сложно, а скучно, и я решил их расцветить и включить не только рыночные, но и более общие прогнозы регионального развития. Меня, учитывая мое советское прошлое, поставили в это время – 1992–1993 годы – анализировать зарождающийся восточноевропейский фондовый рынок. Я следил за его становлением и писал об этом уже не отчеты, а целые обзоры. Обзоры постепенно разрастались и теперь занимали аж три страницы, а то и больше. Так продолжалось до лета, пока в аналитический отдел не пришла сама Николь Бакалар.

Николь была начальницей отдела мировых рынков J. P. Morgan. Она считалась большим боссом и, как большинство женщин, сделавших успешную карьеру в сугубо мужском, сочащемся тестостероном мире Уолл-стрит, отличалась решительностью и резкостью нрава. Женщинам, чтобы преуспеть в финансовой карьере, нужно было казаться б?льшими мужчинами, чем мужчинам.

– Кто тут… Раздски? – не справилась Николь с моей фамилией. Она держала в руках мой последний аналитический обзор.

Раздски, понятное дело, был я. “Сейчас уволят”, – подумалось мне, но без особого страха, поскольку срок моей работы все равно подходил к концу.

– Так, – сказала Николь, после того как я признался, что Раздски – это я. – Пойдем со мной.

Мы пошли в трейдинг – святая святых, где обезумевшие от стресса и кофеина трейдеры пялились в мониторы, а затем вдруг начинали стучать по клавишам или орать в телефонные трубки. Усевшись у нее в кабинете – стеклянном кубе, из которого просматривался весь торговый зал, – Николь предложила мне кофе. Я отказался.

– Что собираешься делать? – спросила Николь.

Я не понял: после увольнения за плохую работу или вообще в жизни? Подумал и сообщил, что осенью вернусь в докторантуру Колумбийского университета. А потом стану профессором. На мой взгляд, это звучало солидно.

– Профессором? – удивилась Николь Бакалар. – Зачем? Им же ничего не платят.

Я пробурчал что-то про интеллектуальный интерес, но уже менее уверенно.

– У тебя есть свой взгляд на рынки, – сообщила Николь. – Необычный. Ошибочный, но необычный. Хоть ты и слишком фокусируешься на фундаментальных факторах, а не на технических.

Фундаментальный и технический анализы демонстрируют два противоположных подхода: фундаментальный аналитик прогнозирует рыночную стоимость компании или ее акций исходя из различных финансовых показателей и оценки производственной деятельности данной компании в индустриальном секторе или регионе: конкурентность, объем продаж, прибыльность, конъюнктура цен на продукцию, компетентность менеджмента, политические риски и прочее. Технический же анализ рынка ценных бумаг целиком базируется на статистике, учитывая объем торгов и историю цен на данную бумагу. Технический анализ не принимает во внимание конкретные данные о компании, выпустившей ценные бумаги, а просто анализирует диаграммы и графики, отражающие историю изменения цен на эти бумаги, пользуясь разными статистическими методами. Надо ли говорить, что я – бывший гуманитарий – склонялся к фундаментальному анализу. Что честно и подтвердил г-же Бакалар.

– Почему бы тебе не стать трейдером? – вдруг спросила Николь. – Подготовишься, сдашь на лицензию, будешь получать в разы больше, чем аналитик. И в десятки раз больше, чем профессор.

Так и случилось. С тех пор я взял за правило слушаться женщин.