Срубили нашу елочку

Жизнь моя в Асине протекала тоскливо: я жил один в покосившейся от времени избе, где недавно умерла старая женщина, и спал на расшатанной кровати, на которой она умерла. Спал я на этой кровати один, поскольку мои жена и дочь, которую я пока не видел, жили в Москве и не могли ко мне приехать: Маша была серьезно больна и нуждалась в постоянном врачебном присмотре.

Алёна рвалась обратно, и наша переписка и редкие, заказанные за два дня на асиновской почте телефонные переговоры состояли в основном из моих уговоров не тащить Машу в Сибирь. А оставить Машу с моей мамой Алёна отказывалась. Впрочем, Алёна рвалась ко мне все меньше и меньше, поскольку хлопоты о Машином здоровье занимали все ее мысли, не оставляя места нашей любви: вся любовь была отдана маленькой и постоянно больной девочке.

Я устроился в леспромкомбинат на сортировку. Работа эта была не легче повала, а в чем-то, может, и тяжелее. На пилораму, куда я просился, меня, к счастью, не взяли, а то – с моей ловкостью – остался бы без рук. Там я и проработал до следующей весны.

Особенно тяжело приходилось зимой. Меня поставили на транспортер, тащивший бревна вдоль насыпи. Лесовозы подъезжали к дальнему концу транспортера, и кран цеплял вязанные тросом пакеты бревен. Вдоль дороги сугробами нависали штабеля привезенных стволов. Стволы косо торчали поперек, лесовозы иногда задевали за такой ствол, и он качался, расшатывая весь штабель.

Стояли морозы, и бревна трещали, будто сами мерзли. Мы работали посменно, и рано утром, когда вокруг плыла предрассветная мгла, прожектора освещали насыпь, на которой мы стояли в ряд с баграми в руках.

Каждый из нас отвечал за определенный сорт стволов, поскольку они шли в разные цеха. Я должен был сбрасывать с насыпи кривые и средней толщины, а очень толстые и вершинник – концы стволов – сбрасывали другие. Мы стояли вдоль транспортера, и в стылой тьме я мог видеть только двух ближних с каждой стороны. Сортовые бревна мы пропускали, и транспортер тащил их до самого конца, где они падали в бассейн с горячей водой.

Вдоль и поперек прямоугольного бассейна тянулись узкие мостки, и на мостках женщины, замотанные толстыми платками, баграми направляли бревна в бревнотаску. Бревнотаска тащила стволы в пилораму, и женщины, проявляясь из густившегося над водой пара, словно из тумана, молча толкали стволы. Они работали за садик: после года такой работы комбинат давал ребенку место в детском саду.

Сортировка – унылая работа: увидел свой ствол, просунул багор и скинул с насыпи. Главное – не надорваться, а угадать, где подсунуть лом: если ствол утолщается к вершине, подсовывать нужно ближе к комлю. Если же ствол ровный, можно и под середину. Важно не пропустить свой ствол, а то он уедет на пилораму вместе с сортовым деревом. Тогда бракер-нормировщик при приеме сортовых стволов на пилораме определит негодный, и начальство – по сортности – сразу узнает, кто что пропустил и кого нужно наказать.