Идем на помощь полякам

Идем на помощь полякам

... В начале экспедиции в «Мирный» пришло польское судно, доставив свою антарктическую экспедицию, и в контейнере — два вертолета Ми-2. Поляки должны были работать в Оазисе Бангера. Когда-то там уже работала наша экспедиция, а потом на долгие годы Оазис опустел. Единственный раз серьезно мы нарушили его покой, когда готовили запасную площадку для посадки нашего Ил-18, который, как планировалось, должен был летать по восточному маршруту через Австралию, Новую Зеландию... Эпизодически же летали в этот район для проверки состояния польской станции, для осмотра ледников. В 11-й САЭ мы утопили в озере Фигурном Оазиса Бангера Ли-2, попозже поляки — вертолет Ми-2... Обе машины и сейчас хорошо видны на дне сквозь кристально чистую воду. Теперь же поляки решили возобновить исследования. Начальник экспедиции пан Войтек Кршиневски очень интересный человек, прекрасно говоривший по-русски, поскольку работал когда-то сотрудником одной из наших САЭ. Они собирались расконсервировать станцию, которую мы передали полякам, и она стала называться «Добровольская». Но им не повезло. При разгрузке судна один из контейнеров уронили и здорово повредили Ми-2. Перебросить же хозяйство экспедиции за 400 км оставшимся одним маленьким вертолетом было не так-то просто. Поэтому решили помочь им нашими Ми-8, пока они работали в этом районе.

Чтобы определить, куда придется садиться, мы предварительно с судна на вертолете Ми-8 сделали «ревизионный» полет. Оазис Бангера изумительно красив. Если бы я был художником, наверное, писал бы там картины всю жизнь. Домик с радиостанцией и метеоплощадка сохранились хорошо, а от палаток, в которых хранилось оборудование и продовольствие, остались торчать только металлические дуги. Прочнейшую двойную ткань Антарктида сжевала, не оставив и следов.

С нами был врач, он велел сжечь все продукты — вышли сроки хранения. А вот библиотеку, которую когда-то завезли с «Мирного», мы забрали с собой — поляки на русском не читали. Заместитель начальника 24-й САЭ, увидев, с каким интересом я листаю томик Пушкина, откуда-то откопал еще два:

— Бери, Евгений Дмитриевич, на память об Антарктиде. И вот этот атлас. Один том я возьму себе, а второй пусть будет у тебя.

И он протянул мне атлас... облаков. Я поразился: до чего же умны были наши прадеды и деды, которые на протяжении десятков лет делали фото самых разных облаков во всех уголках Земли. При этом до минуты указывалось время съемки... Мне, как летчику, такое метеорологическое пособие, конечно же, пришлось как нельзя кстати, и я до сих пор храню и томики Пушкина, и этот атлас, как самую драгоценную память об Антарктиде.

Сложили мы из продуктов большую гору, облили керосином и подожгли. Ветчина в банках, шпроты, ящики со сливочным маслом полыхнули ярким пламенем и от костра потянуло таким вкусным дымком, что у всех нас потекли слюнки. Рацион питания в «Мирном» был весьма скудным, жили мы впроголодь, а тут столько добра сгорает. Ну, да с врачом не поспоришь. Взбунтовались мы только тогда, когда он распорядился бросить в огонь и пачки с сахаром украинского производства.

— Нет, уж, сахар заберем с собой, — решил заместитель начальника САЭ, — Порадуем ребят в «Мирном».

— Но сроки... — взмолился врач.

— Беру ответственность на себя.

Мы быстренько загрузили сладкий продукт в Ми-8 и улетели. А на станции, действительно, и сахар, и конфеты давно закончились — суда с продовольствием еще шли к нам, и в «Мирном» доедали прошлогодний завоз. Нам, летчикам, повезло — на «Востоке» нас угостили леденцами, которые были по-братски поделены и как-то скрашивали «пустые» чаепития.

Поляки прожили у нас несколько дней и, поскольку продуктов они привезли с собой намного больше, чем могли бы съесть, часть из них передали нашим поварам. Это был царский подарок. Но, главное, они поделились с нами табачком. Приходя на ужин, каждый курильщик брал со стоечки по одной сигаретке, которые строго индивидуально выделяли жаждущим. Чуть позже, когда открылась база на Эймери, я «спас» наших глотателей дыма, доставив оттуда подарок геологов — ящик папирос.

В Оазис Бангера поляков перебросили несколькими рейсами Ми-8. Но мы договорились, что, как только закончат работу, дадут знать об этом, я прилечу, чтобы забрать их одним рейсом. Вот для выполнения этого коротенького рейса мы и заправили Ил-14 из «санитарного» запаса.

Когда Кршиневски сообщил, что экспедицию закончили, на ледник в 100 километрах от берега уже стали выползать туманы с Восточного шельфа. Летом же на самолете и близко к «Добровольской» не сядешь. Договорились, что я на Ил-14 приду в точку восточнее Шеклтона, указал ее координаты. К нашему прилету они на Ми-2 должны туда перебросить экспедиционное хозяйство и перебраться сами — лететь недалеко. Казалось бы, все просто, но Антарктида сумела и в этой ситуации весьма зло подшутить над людьми.

Мы быстро пришли в нужную точку, а поляков нет. Давай искать — нет и все. А светлое время уходит, надвигаются сумерки, надо спешить — в темноте, в незнакомом месте садиться-то не хочется. Радиостанции они на «Добровольской» законсервировали, вертолет там же находится, остатки груза забирает... Наконец, мы увидели пустые бочки, которыми отмечена посадочная площадка, кучу вещей.

— Сделаем круг, — сказал я экипажу, — они должны теперь зажечь фальшфейеры. Определим направление ветра и — садимся.

Что же поляки сделали? Да, они зажгли шашки ПСНД-30, наши, отечественные, которых мы до этого никогда не видели. Разворачиваемся, снижаюсь в створ посадочной площадки и вдруг вижу, что идем точно на два ряда мачт. Острые, высокие, тонкие стоят прямо по курсу и чуть покачиваются на ветру. Я резко рванул штурвал на себя и заложил крутой вираж, уходя от столкновения.

«Фантастика какая-то, — мысли лихорадочно мечутся, — откуда здесь мачты? Или это стяги чьи-то на высоких флагштоках?»

— Что думаешь? — я повернулся ко второму пилоту.

— Чертовщина какая-то. Оранжевые флажки здесь, на леднике? Зачем?

— Ладно, поглядим еще.

Зашли осторожно. Ба! Да это же дым от фальшфейеров! Стоял штиль, и сигнальный дым от них узкими, высокими «шестами» пронзал вечернее небо. Свои дымовые шашки мы знали хорошо — они окутывались цветными облаками, черными или оранжевыми, которые стлались по земле, а тут — новинка. Сели, я — к Войтеку:

— Ты что иллюминацию устроил? Я подумал, что здесь уже какая-то новая иностранная станция расположилась.

Он удивился:

— А я — то думаю, чего ты шарахнулся в сторону?!

— Где вертолет?

— Ушел на станцию и нет. Сами волнуемся...

Сумерки сгущались, наплывала ночь. «Мирный» торопил нас, но как мы улетим, если не знаем судьбы пилота Ми-2? Он где-то затерялся один в этой пустыне. А вдруг попал в беду? Напряжение нарастало с каждой минутой.

— Может, поищем, командир? — подошел ко мне штурман.

— А если столкнемся? Темно ведь уже.

— Тоже верно.

Наконец, мы услышали знакомый гул. Оказалось, что наш польский коллега долго не мог взлететь из-за плотного тумана, который накрыл Оазис Бангера.

— Сижу, как в котелке с молоком, — видно, что он и сам рад тому, что прилетел, — потом взлетел и думаю, а вдруг туман и вас накрыл. Как я сяду?

— Теперь надо думать, как в «Мирный» пойдем, — остановил я его. — Видишь, ночь надвигается.

— Если выберусь отсюда, больше не вернусь...

— Давай так. У тебя скорость меньше, чем у меня, поэтому ты иди вперед, только включи мигалку. Мы взлетим позже, догоним тебя и обойдем. А ты иди за нами. Садись в районе аэродрома, утром перетащим куда надо.

Ми-2 улетел. А мы со вторым пилотом пошли посмотреть, откуда же взлетать будем. На леднике ни грамма снега, весь он в воздушных ячейках, в термических трещинах, где поуже, где пошире. Большой опасности они не представляли, однако тревожило то, что о них мы можем содрать покрытие, или, что гораздо хуже, ударить лыжами в косую трещину. Но мороза большого не было, и я решил, что проскочим.

— А вот это уже совсем плохо, — я присел на корточки и подозвал второго пилота, — видишь?

— Что?

— Один край трещины выше, чем другой. На скорости может возникнуть боковой удар и машину бросит в сторону. Надо удержать...

Но нам повезло. Взлетели без приключений, догнали Ми-2, пришли в «Мирный». А вскоре и поляк прилетел. На этом в «Мирном» мы и завершили авиационные работы. Недели две мы еще побыли там, подождали, пока акклиматизируется новый состав зимовщиков «Востока». А потом перелетели в «Молодежную» и стали собираться домой. 24-я САЭ подходила к концу.