12 января 1970. Париж

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

12 января 1970. Париж

Дорогой Валерий, конечно, опять не ответила сразу, так как писала, писала, писала… Не радуйтесь за меня — не стихи и не роман, а поздравления. Набралось много, так как в прошлом году почти всех обидела. И не жалею: если бы знала, что это мой последний год на Таити, то даже и Вам бы не написала, вот! Целыми днями плавала бы в лагуне.

Рада за Вас, что у Вас «возникают стихи по всякому поводу». Это так и бывает — они именно возникают… или не возникают. Пока я жила одна в Марселе, они тоже начали бурно возникать, теперь опять все остановилось. Другие «волны» идут наперебой: искать другую квартиру или нет, покупать мебель или не покупать, что варить на обед и т.д. А в Марселе я пила чай с тем, что было под рукой, и покупала сыр или что-нибудь, когда в доме ничего не было. Вот Вам марфистость, которой Вы любезно уготовили почетное место на том свете в Вашем стихотворении <…>.

Мне очень понятно, что Вы говорите о фантазии. Не только понятно, но и близко, и проверено опытом. За всю мою жизнь. Именно пишется тогда, когда событий-то и нет, когда мысль не расходится на все четыре ветра, а упирается в четыре стены, распухает до невозможного и находит выход в творчестве, даже в «видениях». Поэтому-то за всю мою бродячую разнообразную жизнь мне так не хватало моей маленькой комнаты и просто дождя или снега за окном вместо вида на океан или экзотические деревья. Конечно, я очень страдаю теперь оттого, что перед носом дома и еще подъемный кран на стройке, который хоть и смахивает на торчащую неподалеку верхушку прославленной (по-моему, зря) Эйфелевой башни, но уж никак не источник эстетических наслаждений.

Но писать-то мне мешает как раз не он.

«Возрождение» с моими стихами пришло мне сюда с Таити, даже в трех экземплярах. Рецензии Терапиано[145] я еще не раздобыла и вообще никого из пишущей братии еще не видела. Я понятия не имела, что из-за моих стихов, вернее, что мои стихи послужили таким удобным поводом для такой смачной и увлекательной перепалки. Кстати, сама Ирина Одоевцева мне говорила десть лет тому назад что она переделала мои стихи — «не правда ли — так лучше?» Я не нашла, что лучше, но так как была переполнена благоговейным почтением к ее таланту и опыту, то сказала: «Угу, хорошо…» И потом забыла об этом. Так что когда Мэри мне напомнила, что Терапиано переделал мои стихи, я неуверенно написала, что считала это работой Одоевцевой, но, впрочем, не помню… Это все было так давно и никто из моих знакомых стихов моих не читал (и не читает) — так что мне было безразлично…

Видела замечательную, но очень тяжелую картину на русском языке «Андрей Рублев». (Как могли выпустить там такую, с такими, например, словами: «Только через молитву видимое к невидимому прикасается».)…

<…>

Между Эйфелевой башней и подъемным краном и проектами насчет стульев (в стиле Людовика XV или Режанс Рустик) набросала пару стишков, но еще совсем сырых, не знаю даже, какого они калибра, не отстоялись. Послать, что ли, Вам на расправу?..

Берегите свое здоровье, Вы очень драгоценный друг и человек. Но, конечно, Вы и драгоценный сын, так что уж мама Вас побережет.

<…>