12 апреля 1969. Таити

12 апреля 1969. Таити

Милая Мэри, спасибо за журналы, за вырезки — очень интересно. Очень понравился дневник китайского школьника. Из «чужих» — Ахматова, два стихотворения-пародии и чудесный рассказ об открывалке для пива. Это напоминает мне мои приезды во Францию после трехлетней жизни, полной переживаний, где-нибудь во Вьетнаме или Индии. Маман сидит в том же кресле, вяжет почти такую же самую кофту и слушает радио, приговаривая: «Кескиль шант маль ментенан…»[104] И кажется, что и не было никаких трех лет, а так, съездили на прогулку и вот вернулись к обеду.

Может быть, во Франции я забуду немножко о рыженьком

котенке, умершем по моей вине. А пока не могу, даже прочитав о блокаде Ленинграда и о смерти Цветаевой <…>.

Но вот все же нашла те стихи, что спрашивала у Вас, нашла в копиях писем к Вам.

Посылаю снова, с полным доверием: распоряжайтесь как

хотите.

* * *

Который-то день, утонувший в тумане…

Который-то, вовсе утерянный час…

И сами мы где-то… В большом океане…

И волны несут и баюкают нас.

И все хорошо. Будто не было горя,

И будто не страшно, что будет потом.

Наш дом — пароход. Наша улица — море,

И плещется лунная ночь за бортом.

И шепчет… И сердце в каютном уюте

Уснуло, свернувшись клубочком, как кот…

Не надо Бомбея, не надо Джибутти, –

Пусть наш пароход все плывет и плывет…

Не надо земли. Только б море да море…

Не надо базаров, войны и газет,

Лишь море, и в этом туманном просторе

Лишь этот чудесный обманчивый свет.

<…> Что у Вас было пасхального на Пасху? Я спекла куличи. Вышли очень плохие, хотя поднялись очень гордо. Тем не менее я отвезла один (маленький, что же людей гробить) Смолиным и долго слушала рассказы о старом времени. Он сибиряк и был в Белом движении, дрался в тех местах, что я могу считать родными и из-за которых теперь Союз ругается с Китаем.

Все-таки зверский там был быт. Как я, такая «чувствительная» барынька, оттуда вышла? Хунхузы, тигры на окраинах городов, медведь в церкви, и еще на фоне нашей «гражданской».

Другой кулич подарила художнику Грэсу. Наверное, подавится, очень деликатный человек, похож на старого Барримора.

Остальные жру сама. Уборщица не хочет. Морис тоже что–то отнекивается.

А творогу вот нет, очень обидно. Кончаю. Целую Вас. Жду письма.

<…> Хочу сегодня пойти с компанией смотреть в третий раз «Гон вид де Винд». У нас вдруг идет, наверное, с «Купюрами». Вообще же у нас идут только Тарзаны и ковбои и еще зверские убийства. На сентиментальных мелодрамах публика заливается, хохочет. Таитяне не чувствуют и не желают чувствовать всяких грустей, сожалений и других тонких негативных чувств. В жизни нужно смеяться или драться. Когда страшно — интересно, шевелится какой-то еще не определившийся нерв и получается чувство жизни, можно не заснуть в кино. Смеются с готовностью и в жизни. И когда расквасят тарелку или свой нос или когда видят хромого или кривого. И он сам смеется. Во всяком случае, «из мухи слонов не делают» и никакой гордыни у них нет.

Кончила.