26 июля 1977. Иссанжо

26 июля 1977. Иссанжо

Дорогая Мэри, спасибо за письмо <…>.

Не знаю, имеет ли какой-либо смысл, сидя здесь, среди лугов и коровников, переживать за судьбу русской эмиграции, вообще русских и даже человечества, не помогая ни в чем никому, кроме кошек, собак и лошадей, но я переживаю. Переживаю главным образом то, что все эмиграции переругались из-за каких-то стилей в литературе (ясно, что у каждого поколения, выросшего в разных условиях, будут разные отпечатки), из-за «идеологии» (опять же), тогда как теперь момент всем соединиться и вопить хором только о самом важном, всечеловеческом, что так явно было и есть попрано <…>.

Что касается нелюбви к России, то это очень больно и обидно, так же как какому-нибудь комсомольцу, выросшему на любви к Ленину, которому открыли все ленинские штучки. Конечно, причина разная, в первом — понятие широкое и расплывчатое для новых людей, во втором — конкретный факт. Но все-таки можно сопоставить любовь к России старых эмигрантов, тех, кто Россию знал, какой она была, и нелюбовь тех, кто там вырос теперь. Во-первых, до бешенства надоедает прилипчивый и насильный патриотизм (недаром есть анекдот о новом утюге, — пока гладишь, он говорит о великих советских достижениях, вот и не покупают), и хочется отмочить что-то назло.

Во-вторых, в этой нелюбви есть много боли, ожесточения. Мне приходилось встречать там простых людей, которые с ненавистью говорят о том, что ни дружбы, ни родины, ни идеалов для них уже не существует. Девочка, уехавшая из Шанхая в Союз, вся пропитанная идеализмом, теперь, даже в Америке (удрала через границу), не хочет видеть русских. Недавно я встретилась с одним человеком[126], который просидел 10 лет в лагере, потом 20 ждал разрешения выехать к жене в Австралию, наконец выехал, проработал полтора года и решил на все заработанные деньги, «пока жив», повидать мир.

Тот факт, что царя убил не русский, еще стыднее для русских — допустили.

Мне рассказывали про какую-то лестницу в Петрограде, что именно там «пала русская империя», что вышла на защиту только горсточка женщин. А другие, наверное, сидели и разбирали детали идеологии? Это мне так рассказал «горько» человек оттуда. Что и говорить, были и геройские защитники, но такие рассказы заставляют задуматься о горечи, накопившейся среди русских же против русских Целую Вас, Ларишон.