11 июня 1969. Таити

11 июня 1969. Таити

Дорогая Лида, золотая Лидо,

Я так обрадовалась Вашему письму (хотя и не сразу ответила). Вы правы, чувства симпатии, которые нас связывали, сохранились и, надо надеяться, сохранятся и дальше. Написала о Вашем письме Мэри П<етерец> и Валерию и сразу же получила от Валерия ответ, он писал Вам уже раньше меня. Так что Вы в курсе дел: что и как с ними? На днях посылаю Вам долгой почтой стихи Валерия. Уведомьте меня, когда они дойдут, хорошо? Валерий очень обрадовался весточке от Вас или о Вас. Он всегда тепло вспоминал Вас. Да и вообще, его слова: «Трогательно, как на Востоке мы все любили друг друга» для меня лично сущая правда.

Я бы так хотела встретиться со всеми «островитянами» или хотя бы узнать побольше о них. Не можете ли Вы мне написать о Вовке Померанцеве и его жене Мирре? О Щеголеве? От Валерия я знаю кое-что о Слободчикове. Знаю, что Иевлева умерла. От Коростовец я получила первое после всех этих лет письмо из Австралии. Ей довольно трудно, муж умер, одна из сестер тоже, и живет она с двумя сестрами, одна из которых больна. Дом большой, много работы, в Австралии нет помощников, а ей уже 70 лет.

Время пробежало, даже мне тут, на Таити, в большом доме, слишком много работы, хотя нас всего двое и есть уборщица. Поэтому и не отвечаю скоро на письма. Валерий был очень сердит на меня, что не писала ему полтора года, но простил, недаром мы все друг друга любим.

Удивительно то, что Ваше письмо и Марии Павловны — пришли почти одновременно. Как будто что-то заваривается и возвращается ветер на круги… Так Вы, значит, снова возвращаетесь к литературе. Буду рада, если пришлете несколько стихотворений.

Я не писала все эти годы совершенно, если не считать случайных и совершенно неотделанных стихотворений. Почему? Я не знаю. Я думаю, потому что выбилась из колеи, потому что вокруг не было не только людей, кто этим бы интересовался, а вообще — русских.

Может быть, настоящий поэт писал бы даже на необитаемом острове, не мог бы не писать. Но я болею жадностью ко всему и разбрасываюсь. Кроме того, наши путешествия сопряжены с работой для меня. Это не то что туристы с одним чемоданом. Надо везде устраивать дом, принимать, ходить на ужины и т.д. Первые годы я дохла от скуки на этих ужинах и коктейлях, особенно среди французов, так как не говорила по-французски и плохо понимала. Теперь шпарю, хоть часто и с ошибками, но понимаю, а что не пойму — переспрашиваю, могу выбрать интересных людей и получить от этого удовольствие.

После Шанхая мы были во Франции, которая мне очень понравилась, особенно местечко, где семья моего мужа проводит лето. Там совсем русская природа, природа моего детства, и никакие тропические красоты мне никогда ее не заменят. Но скука там зверская в отношении людей, и если бы не моя способность «мечтать», я бы там долго не просидела. Да мы и не сидели долго, так это только для отпуска. Потом мы прожили три года в Индии, два года в Джибути (гумилевские места), три года в Сайгоне и теперь здесь. Каждый раз возвращаясь во Францию между всем этим.

Ездим почти всегда пароходом, и на остановках тоже много видишь. Европу я знаю мало: была две недели в Лондоне, две недели в Швейцарии, два дня в Италии, два дня в Испании. Вы знаете, что я была и у Вас, но надолго не вышло, только подразнилась. Мечтаю при­ехать еще, м.б. будущей весной.

Я рада, что интересуются Арсением Несмеловым, он был большой поэт. У меня почти нет его стихов. Если у Вас есть и если будет время, перепечатайте мне как-нибудь. Даже несколько гранинских стихов и все мои — ненапечатанные — у меня пропали с ящиком в Коломбо, черт бы его взял. <…>

Что же еще рассказать о себе? Я не знаю, чего Вы не знаете. Мой муж служит в пароходной компании. Но ездить не любит. Любит читать, но не литературу, а философию, с уклоном в «таинственное». Очень молчаливый, «тенистый». Противоположность кутилам. Очень аккуратный, но гвоздя не прибьет. Если будем жить в деревне, как оба мечтаем, то мне придется туго. Во Франции тоже нет помощников, но зато во всех других странах, кроме Таити, где все — сплошные лентяи, — мне повезло в этом отношении. В Индии у нас было шесть слуг на нас двоих. Они нам были совершенно не нужны в таком количестве, но некуда было их девать. Люди там такие бедные, что, несмотря на всю мою любовь к Индии, часто было больно жить на свете. Но все же там много и замечательного. Несмотря на всю эту прислугу, у меня всегда было полно <дел>, так как все лежит все же на хозяйке, а мне еще и этому надо было учиться, – ведь я всегда была сплошная богема.

Часто хотелось плюнуть на все и удрать. Что я и делала. Иногда напяливала сари и ехала куда-нибудь с индусками в грязном вагоне третьего класса. Но всего не опишешь в письме. Теперь мне опять хочется писать, и я даже написала несколько стихотворений. Это Мэри Ю<стина> после долгих ругательств расшевелила меня. Она взяла и послала мои стихи в один журнал, в Париж…