«СКОРО Я СМОГУ НАЗВАТЬ ЖОРЖ САНД В ЧИСЛЕ СВОИХ ДРУЗЕЙ…»
«СКОРО Я СМОГУ НАЗВАТЬ ЖОРЖ САНД В ЧИСЛЕ СВОИХ ДРУЗЕЙ…»
Наступил январь 1838 года. Бальзак вел жизнь затворника и уверял знакомых, что спит по 18 часов в сутки. Его наперебой приглашали, он отказывался, делая исключения лишь для графа де Кастеллана, который у себя в замке ставил пьесы. Бальзак в это время всерьез подумывал о драматургии. Постоянное перенапряжение сделало свое дело. Он стал раздражительным, привычное общество казалось ему пустым и вздорным. Чужая праздность была ему невыносима.
Февраль он провел во Фрапеле (провинция Берри). В субботу 24 февраля он на неделю уехал в гости к Жорж Санд. Еще недавно, в 1830 году, когда она звалась мадам Дюдеван, Жорж Санд охотно проделала бы путь в десять лье, чтобы увидеться с Бальзаком. Некоторое время их объединяло нечто вроде дружбы, когда они сблизились через Иасента Табо де Латуша, в 1830 году руководившего «Фигаро», пока Бальзак не догадался, как опасен может быть Латуш: «В одно прекрасное утро вы обнаружите в нем своего смертельного врага». Так и случилось. Стоило Жорж Санд добиться славы, как Латуш резко переменил к ней свое отношение. «Слава опьянила ее, — уверял он, — она готова пожертвовать ради нее своими друзьями и не желает слушать ничьих советов». В 1833 году Жорж Санд переживала пору страстного увлечения Жюлем Сандо. Жили они в квартире на набережной Малаке, предоставленной Латушем. Бальзак бывал там на нескольких вечерах, с жаром делясь с присутствующими замыслами своих будущих произведений. Жорж Санд сидела, забившись в угол, и пожирала его глазами пантеры, намерившейся броситься на своего дрессировщика. Вскоре Жорж Санд начала сожалеть об оставленном в Ноане семейном «гнезде» и все больше тосковала по своим детям. Первое впечатление от обворожительного Жюля Сандо рассеялось и сменилось трезвым взглядом на человека, растратившего в парижских гостиных свою молодость и не нажившего ничего, кроме безмерного тщеславия.
И Санд выставила «малыша Жюля» за дверь. Сандо уехал в Италию, чтобы по возвращении поселиться у Бальзака и занять место его секретаря. Во всем, что касалось работы, он проявлял чудеса изворотливости, лишь бы ничего не делать, правда, доставил Бальзаку немало радости, познакомив его с «пухленьким пажом» — Каролиной Марбути, прибывшей из Турина. Ему даже удалось вытянуть из Бальзака, легко занимавшего деньги и с трудом их одалживающего, 5 тысяч франков. Сандо уверял, что Люсьен де Рюбампре списан с него, хотя на самом деле с бальзаковским персонажем его объединяло не так уж много общего: лишь то, что он тоже молодым человеком приехал из провинции в Париж, с головой, набитой стихами, и со страстным желанием пристроиться при каком-нибудь крупном банкире или ком-нибудь в этом роде, поскольку его не покидала уверенность, что стоит тому молвить словечко, и судьба «малыша Жюля» будет решена.
В начале февраля Бальзак уже был во Фрапеле и мечтал о встрече с Жорж Санд — «не то с львицей Берри, затаившейся в своей пещере, не то с соловьем, укрывшимся в своем гнезде».
24 февраля Бальзак приехал в Ноанский замок. Он нашел свою старую знакомую слегка расплывшейся («подбородок как у борова»), все с тем же крупным носом и теми же прекрасными глазами. Она писала по ночам, а днем, задумавшись, нередко принимала самый глупый вид. Как Бальзак написал Еве Ганской, больше всего его поразила ее манера одеваться. Ее «рабочий костюм» состоял из халата, желтых туфель с бахромой и алых панталон. Она обожала принимать друзей, для которых ее дом был всегда открыт. Так, недавно в течение одиннадцати недель у нее гостили Лист и Мари д’Агу.