КЛЮЧИ ОТ ЦАРСТВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КЛЮЧИ ОТ ЦАРСТВА

Ежели вам будет угодно приучить свои ножки шагать той дорогой, что ведет к Небесам…

Еще до отъезда из Парижа, в декабре 1833 года, Бальзак выхлопотал у доктора Жана-Казимира Лемерсье встречу в Женеве с великим швейцарским натуралистом Пирамом де Кандолем.

Бальзаку хотелось расспросить ученого о флоре Скандинавии, которую он сделал родиной главного действующего лица «Серафиты»: странного двуполого существа, которое в обществе женщин ведет себя как мужчина, а с мужчинами превращается в женщину. Когда же это существо обретает наконец свою глубинную сущность, то есть становится духом, в нем окончательно берет верх именно женское начало.

Двойственность этого гермафродита объясняется не только его бисексуальностью, но и двойной природой, одновременно человеческой и божественной. Древние греки гермафродитами называли богинь, обладавших способностью давать жизнь без участия супруга, и таких богов, как например Дионис, умевший повелевать ростом и развитием растений.

Бисексуал, служивший в античности символом могущества, постепенно трансформировался в общественном сознании в бесполое существо, этакого монстра, от которого рады избавиться родители. Миф о гермафродите попытались возродить сначала Парацельс, а затем Якоб Бёме. Гермафродит — это человек до грехопадения, то есть Божий человек. Его спутницей была дева София. Но стоило человеку низринуться с небесных высот, как София покинула его, а на ее место явилась Ева — женщина, знаменующая конец райской жизни. Человеку следует вернуть привычку к покойной и беспорочной жизни, и тогда, следуя примеру Иисуса Христа, он вновь обретет Софию. Иисус Христос ведь тоже гермафродит, юный девственник, образ совершенного существа, явившегося на землю, дабы освободить нас от супружества и научить любить друг друга.

Бальзак мечтал, что напишет «Серафиту» рядом с Евой Ганской. Первые три главы он набросал еще в Париже, до отъезда в Женеву. Но вернуться к рукописи ему удалось лишь в феврале. Единственное, что успел он сделать в Женеве, это встретиться с Пирамом де Кандолем. Известного натуралиста позабавило «живое и отчасти необузданное воображение» писателя. Впрочем, он признавал, что «в обществе он ведет себя как истинно светский человек». Растение, которое так заинтересовало Бальзака, называлось «антерия эпикалекс» или «камнеломка звездчатая». Загадочный цветок, сверкающий, словно драгоценный камень, но в то же время нежный и ароматный. Кажется, он явился прямо с небес, подобно «сокровищу, сокрытому в дуновении ангелов». Редкостный цветок, «дикий и эфемерный», который невозможно вырастить в саду.

Действие романа переносит нас в Норвегию, эту «морскую Швейцарию», в конец XVIII века. Один из кузенов Сведенборга, барон Серафитус, пройдя сложным путем мистических исканий, встречает ангелоподобную женщину. От их брака рождается дочь, с первого дня жизни уже отмеченная неземным совершенством. Ее задача сводится к тому, чтобы вдохнуть в смертных новую жизнь: «мужской дух» мудрости и «женский дух» любви. «Небеса возрадовались», — восклицает Сведенборг в миг рождения маленькой Серафиты. Когда умирают ее родители, Серафита нисколько не скорбит: «Они навечно во мне».

Серафитус, или Серафита, которой «никто никогда не видел без одежды», хранит непорочность, сравнимую с чистотой горных снегов. Дочери пастора Минне она представляется красивым юношей. Вместе с Серафитусом они катаются на лыжах, вернее сказать, подолгу скользят по снегу на привязанных к ногам дощечках.

Бесстрашный Серафитус увлекает Минну к вершине Фальберга. Шаг его точен и уверен. «Чем выше поднимаешься, тем меньше обращаешь внимания на пропасть под ногами, — учит Серафитус Минну. — В небесах не бывает бездн».

Силы Минны слабеют, но Серафитус подбадривает ее, обретая в эти минуты удивительную грацию. Одухотворенный проводник рассказывает девушке об абсолютной любви, в которой «здешние чувства должны слиться с духом Всемогущего». Минна хочет взять его за руку, но он отступает на шаг и вместо пожатия протягивает ей цветок — тот самый символ двуполого существа, в котором гармонично сочетаются коричневый цвет земли и зеленый цвет надежды.

Для Серафитуса Минна — слишком земное создание. Ей предстоит вначале полюбить Вильфрида, терзаемого земными страстями, изведать всю притягательную силу инстинктов.

36-летний Вильфрид, напоминающий самого Бальзака словно брат-близнец, познал в жизни немало падений, но благодаря учению и склонности к размышлениям сумел отточить свой ум, посвятив его изучению законов человеческого бытия. В горниле раскаяния он очистился душой. «Раскаяние — вот единственная сила, которая способна преодолеть все». Вильфрид мечтает о затворничестве, но его кельей должен стать весь мир. Встреча с Серафитой заставляет его забыть о прошлом. «Как вы выросли», — говорит ему Серафита. Усыпив Вильфрида с помощью гипноза, она показывает ему картины становления человечности, словно разматывает перед его взором длинную ленту: «Видишь, это те, кто совсем лишен ума; вот те, у кого есть хоть какой-то проблеск; а эти уже прошли через испытания; вот и те, кто живет любовью; те, кто познал мудрость и стремится к миру света…»

Серафита явилась на землю, чтобы убедить Минну и Вильфрида, что они созданы друг для друга. Наконец, во время «видения» Минне и Вильфриду открывается, что обе составляющие Серафиты-Серафитуса — и мужская, и женская — на самом деле есть единое целое, то есть ангельская сущность.

Творец изначально создал идеальную пару. Это Бог и человек. Вот почему человек, живущий в Боге, чувствует себя на своем месте.

Они обретут счастье, осознав свою двойственную природу и поняв, что любят друг друга. «Господь взял всю красоту, всю прелесть человеческой жизни и вдохнул ее в женщину. Мужчина, лишенный этой прелести, жизненно необходимой, становится груб, суров и печален. Но стоит ему соединиться с любимой, как он чувствует счастье полноты бытия».

Согласно пророчеству Серафиты Минна и Вильфрид вступят на границу первой небесной сферы. «Минна обретет свое место на облаке добрых дел». Крылья молитвы вознесут их еще выше. Но перед этим им придется узреть все земные ужасы, напоминающие видения Данте и Сен-Мартена («Человек желания»).

«Здесь были проповедники разных вероучений, каждый из которых считал собственное единственно верным; короли, облеченные властью, добытой силой и угнетением, воители и прочие великие мира сего, делящие между собой народы; ученые и богачи, яростно попирающие толпы страдальцев, стонущих под их пятой; с ними были их слуги и жены в украшенных золотом и серебром лазоревых одеждах, усыпанных жемчугами и драгоценными каменьями, вырванными из чрева Земли, похищенными со дна морей ценою долгого труда, пота и проклятий многих и многих людей. Но вся эта роскошь и богатство, воздвигнутые на крови, казались двум изгнанникам лишь жалкими лохмотьями. „Отчего ваши ряды недвижимы?“ — обратился к ним Вильфрид. Они не отвечали. „Отчего ваши ряды недвижимы?“ […] И когда в едином порыве они распахнули свои одежды, взорам предстали иссохшие тела, изъеденные червями, тронутые тлением и хранящие следы самых ужасных болезней.

— Вы ведете народы к гибели, — сказал им Вильфрид. — Вы предали землю, вы изменили слову и сделали продажным правосудие. Вы пожрали всю траву на пастбище и теперь принялись за овец, не так ли? Думаете, вид ваших страшных ран служит вам оправданием? Всех своих братьев, не утративших способности слышать Глас небесный, я призову поспешить напиться из источника, который вы захотели от них утаить.

— Побережем силы для молитвы, — сказала ему Минна. — Ты не должен брать на себя миссию Пророков или Мессии… […] Да, нам приоткрылись Высокие Тайны, и здесь мы с тобой — единственные существа, которым дано понимать радость и скорбь; давай же молиться. Путь нам известен; пойдем же этим путем».

При подготовке к созданию этого романа Бальзак перечитал все великие мистические книги разных народов, отдельные сцены из которых мастерски включены в ткань повествования. В числе прочих источников Анри Готье называет Платона («Федон»), Клопштока, Мильтона, Тассо, Данте, Гёте («Фауст»).

Рукопись «Серафиты», законченная 2 декабря 1835 года, была немедленно отправлена госпоже Ганской. Одновременно Бальзак посылал еще несколько рукописей на ту же тему, в том числе юношеское произведение «Фальтюрн». Текст он обернул в «серую ткань, которая так славно скользит по полу. Эта книга говорит о небесной любви, облеченной в земную любовь и радость, настолько полную, какой она может быть в этом мире. Вся моя жизнь полна тобой». «Верьте мне, „Серафита“ — это мы с вами. Давайте же единым порывом развернем наши крылья».

Публикация «Серафиты» началась в июне-июле 1835 года в «Ревю де Пари», с которым Бальзак возобновил сотрудничество, но затем на неопределенный срок прервалась, уступив место «Отцу Горио». Появление «Серафиты» произвело опустошительный эффект на ряды подписчиков. Прерывая публикацию романа, редакция сочла нужным привести следующее объяснение:

«Ревю де Пари» предполагал напечатать окончание философского этюда господина де Бальзака, начало которого появилось в июле нынешнего года. И автор, и журнал надеются вскоре выполнить это обещание. Подавляющую часть наших читателей, возможно, удивит это упорство, но те немногие, кому произведение понравилось, поймут, что его завершение потребовало значительных усилий, умножившихся в силу ряда причин. Труды мистического характера (достаточно редкие) невозможны без специальных исследований, на которые нужно время. Разумеется, читателей нисколько не занимают эти соображения, однако автор и редакция журнала сочли необходимым привести их, одновременно предлагая вниманию читателей новое крупное произведение господина де Бальзака — роман «Отец Горио», который послужит своего рода компенсацией за затянувшееся ожидание «Серафиты». Окончание «Серафиты» будет опубликовано в будущей книжке журнала.

В письме к Еве Ганской Бальзак так прокомментировал это происшествие: «В Париже дураки, прочитавшие вторую часть „Серафиты“, говорят, что я сошел с ума, а редкие возвышенные души тайно завидуют мне». В том же письме Бальзак жалуется на «страх пера» и «страх чернильницы», доходящие порой до настоящей муки. Позже, когда пройдет время, необходимое на «переваривание мистики», он еще вернется к этому произведению.