«УНИЖЕННЫЙ ОТЕЦ»
«УНИЖЕННЫЙ ОТЕЦ»
Переписка Бальзака с Евой Ганской возобновилась 19 октября, после полуторамесячного перерыва. В этот же временной промежуток стало ясно, что «Отец Горио» займет достойное место рядом с «Евгенией Гранде» или «Герцогиней де Ланже».
Уже «Поиски Абсолюта» показали, что у Бальзака нет зависимости художника от собственных персонажей. В романе «Отец Горио» он с легкостью манипулирует многочисленными героями, понимая каждого и различая всех. Автор по очереди становится каждым из придуманных им людей, всегда оставаясь самим собой.
Как это нередко бывало с Бальзаком, толчком послужила наблюдаемая им сцена из жизни. Ему случилось увидеть, как «умирал старик, целые сутки крича от жажды, но к нему так никто и не пришел. Одна из его дочерей уехала на бал, другая — в театр, хотя обе прекрасно знали, в каком состоянии находился отец».
Бальзак никогда не считал, что отец — это царь и бог, однако, по его мнению, быть отцом, значит приблизиться к пониманию Бога. Именно такую мысль произносит у него отец Горио.
В Древнем Риме отец обладал полной властью над жизнью своих детей. Некоторые черты подобного отношения сохранялись и в дореволюционной Франции. Самого Бальзака воспитывали в убеждении, уходящем корнями к Аристотелю и Фоме Аквинскому, в том, что отец как личность «активно действующая», стоит неизмеримо выше ребенка как личности «потенциальной». Достаточно вспомнить, что Шатобриан не смел поднять глаз на своего отца, а Мирабо никогда в жизни не целовал своего. Почтительное уважение к родителю получило особое распространение в семьях аристократии и буржуазии. Эдгар Кине, к примеру, так смущался, сидя за столом вместе с родителями, что мог остаться голодным. В этой среде считалось нормальным, что ребенок не должен открывать рта, пока его о чем-либо не спросят.
В 1835 году, когда создавался «Отец Горио», отношение в семье к ребенку как к «королю», еще не сложилось, но дети воспитывались уже в гораздо более свободном духе. Из-под неусыпной опеки родителей или наставников они вышли на улицу, обретя некоторую независимость, подчас разрушительную. Ликвидация права первородства также повлияла на ослабление отцовской власти. Убеждения Бальзака в этом вопросе сложились, как мы помним, уже к февралю 1824 года.
Работая над «Отцом Горио», Бальзак «держал в уме» и прочитанную ранее брошюру о праве первородства, и память о том предпочтении, которое Лора де Бальзак демонстративно оказывала своему незаконнорожденному сыну Анри, и поведение его зятьев Монзэгля и Сюрвиля, и отношения госпожи де Берни с ее собственными детьми.
В «Отце Горио» звучат две главные темы: деградация отца и моральное падение детей.
Овдовев, Горио перенес свою горячую любовь к жене на дочерей. Восхищаясь их успехами в обществе, он ведет себя не как впавший в детство старик, а как заботливый любовник. В каком-то смысле это его последняя попытка продолжать ощущать себя мужчиной. Мужья дочерей не пожелали с ним знаться, и ему приходится смотреть на них издали. Проезжая в роскошном экипаже по Енисейским Полям, они иногда «посмеиваются» над ним. Брошенный отец готов на все. Он снимает и обставляет квартирку, в которой любимая дочь сможет встречаться с Растиньяком. Он даже гордится своей ролью сводника, словно находя в ней некий реванш. «Ну и пример! — возмущалась по выходе романа критика. — Этот „сумасшедший старик“ не заслуживает ничего, кроме жалостливого омерзения».
Папаше Горио, который откровенно пренебрегает правилами приличия, вторит еще один персонаж — «одинокий жалкий студентишко Растиньяк».
«Никому не нужно то, от чего отворачиваются остальные», — так заявила Растиньяку госпожа де Босеан. Несколько дней спустя он слышит не менее откровенное признание Вотрена: «Уверяю вас, в Париже и шагу нельзя ступить, чтобы не столкнуться с самыми дьявольскими проделками. Такова жизнь. Она ничем не лучше кухни — такая же вонь… И если хочется рагу, приходится пачкать руки. Здесь нет принципов; есть только события. Законов тоже нет; бывают обстоятельства. Тот, кто желает преуспеть, принимает события и обстоятельства как данность, а сам исхитряется оказаться впереди них». Вотрен знает, о чем говорит. В доказательство своих слов он приводит настоящие статистические выкладки: «Во Франции всего двадцать генеральных прокуроров, а вас, мечтающих об этой должности, двадцать тысяч. Найдите-ка мне в Париже хотя бы пять адвокатов, к 50 годам сумевших начать зарабатывать по 50 тысяч франков. И ведь лучшие места достаются не самым порядочным и знающим, а тем, кто может похвастать крупным состоянием и мастерством плетения интриг».
С сентября 1834-го по январь 1835 года семьи Бальзаков и Сюрвилей переживают серьезные финансовые трудности. Анри с супругой бессильны что-либо предпринять, и Бальзак всерьез подумывает о поездке в Лондон с целью пробить проект Сюрвиля, до которого наконец-то дошло, что строительство каналов безнадежно устарело и что пора переключиться на железные дороги. Лора де Бальзак беспрестанно жалуется на нищету и выпрашивает деньги для уплаты долгов. «Горио — это я», — вполне мог бы сказать Бальзак. Бальтазар Клаэс мучился выбором между семьей и наукой. По мнению Андре Моруа, «Бальзак, подобно Горио, стоял перед выбором: творчество или жизнь. И как старик готов был отдать жизнь за дочерей, Бальзак умер бы, если бы его лишили возможности писать».
Окруженный со всех сторон «светскими богачами-бездельниками», которые и понятия не имеют об «исполненной трудов жизни художников и бедняков», Бальзак сам себя чувствует Растиньяком. Подобно своему герою, он тоже научился прятать чувства, ведь «стоит вам на минуту выдать себя, вы пропали». Он откровенно манкирует светскими обязанностями: отказывается ехать в Нормандию, в Кевийон, где его ожидают маркиза де Кастри и герцог де Фитц-Джеймс; откладывает поездку в деревню к герцогине д’Абрантес; перестает посещать «среды» барона Жерара… Ни дня без строчки, пока не ушло вдохновение: «Никогда еще поток не нес меня с такой силой; никогда еще человеческий разум не покорялся с такой готовностью замыслу столь же величественному, сколь ужасному».
Ему постепенно открылось, какие преимущества таит в себе присутствие сквозных персонажей. С Растиньяком читатель уже встречался — в «Шагреневой коже» этот парижский «тигр» представлял Рафаэля де Валантена Феодоре. Викторина Тайфер — дочь банкира-убийцы из «Красной харчевни». Мадам де Ресто знакома нам по роману «Гобсек» — ведь это она рылась в комнате только что умершего мужа, надеясь найти и уничтожить завещание, лишавшее состояния ее незаконнорожденных детей.
Начиная с «Отца Горио» в романах Бальзака станут без конца появляться лица, хорошо знакомые внимательному читателю.
Бальзак описывал мир, который любил целиком, включая и так называемые «отбросы человечества». По его собственному признанию, его произведения можно представить в виде «галереи», все помещения которой связаны друг с другом так, что из любого можно попасть в любое. О каждом из персонажей, появляющихся на страницах новой книги, читатель уже знает все: откуда он родом, что из себя представляет, на что способен.
Важно не только то, что он набрасывает широкое полотно нравов своего времени, важно, что это полотно правдиво.
Живые картины мира, созданного Бальзаком, отвечают исторической правде. Здесь легко обнаружить отголоски реальных событий, о которых писали газеты того времени, здесь же находят выражение немые страдания или яростный протест обездоленных судьбой бедняков.
Бальзаковский Париж — реальный город, в котором живут и действуют реальные люди. Даже их имена внушают доверие. Самые известные врачи — это неизменно Бианшон и Десплен; стряпчие — Дервиль и Дерош; финансисты — Нусинген и Келлер. В 1835 году каждый парижанин понимал, что, говоря о портном, имели в виду Бюиссона, а о враче — Дюпюитрана. Мороженое всегда заказывали у Тортони, обувь — у Пине, бронзу — у Деньера, ювелирные украшения — у Кристофля, книги — у Мама. Ротшильды всегда жили на улице Ля Файет, Вендели — в Бриэй, а Шнайдеры — в Крезо. Герои Бальзака — зачастую настоящие двойники реально существовавших людей, и в целом ряде случаев исследователям его творчества удалось установить прототипы.
«All is true», любил повторять он. «Все верно».
Подобно археологу, Бальзак открыл для нас целые пласты Парижа, неведомого, подчас «страшного». Пансион Воке, который Мадлен Фаржо удалось разыскать на улице Кле, 21, действительно располагался в «живописной долине, состоящей из домов с готовой в любую минуту обрушиться штукатуркой, выстроившихся вдоль ручья густой черной грязи». Этот доходный дом скроен на живую нитку из первых попавшихся материалов, так что его окна, кажется, «вечно ругаются между собой».
Не менее реально кладбище Пер-Лашез, на котором Растиньяк решается бросить вызов Парижу. Париж — это «шумный улей», из которого следует «выкачать мед», иначе не стоит и жить. Сам Бальзак еще в 1819 году, когда жил на улице Ледигьер, часто бродил по кладбищу Пер-Лашез, «читая» его, как «архив смерти», в котором все супруги верны, все матери нежно любимы, все отцы — почитаемы. Спите с миром!
Существовал прототип и у отца Горио. Лорин А. Уффенбек разыскала сразу двоих: оказывается, в Понтуазе проживал торговец мукой под именем Горио, а на улице Сен-Жак в Париже кондитер Жан-Антуан Горио, родившийся в Л’Иль-Адам, где Бальзак провел несколько лет жизни.
Фамилию Растиньяк носило старинное семейство выходцев из Лимузена, в дальнейшем обосновавшихся в Дордони.
Образ Вотрена восходит к некоему Викоку, родившемуся в 1775 году в Аррасе. Известный мошенник, он неоднократно совершал побеги с каторжных работ, впоследствии его услугами пользовался уголовный отдел парижской полиции. Вотрен нередко становится выразителем мыслей самого Бальзака в его «демонической» ипостаси. В великом двуединстве добра и зла, составляющем основу творчества Бальзака, именно Вотрену принадлежит роль «дьявола».
Париж Бальзака, описанный в «Отце Горио», населен целым сонмом разнообразных животных, пленивших воображение автора. Этот «бестиарий» нужен ему как карикатура, помогающая выделить характерные черты того или иного персонажа. Лизбет Фишер, героиня «Кузины Бетты», напоминает «одетую в женское платье обезьянку». Иногда образы зверей используются как символ тех или иных качеств описываемого человека. Так, Бальзак часто говорит о «львиной» храбрости некоторых своих героев. У него встречаются люди-«тигры» и люди-«рыси», есть женщины-«пантеры» и женщины-«голубки».
Роза Фортасье прекрасно показала в своем исследовании, что зачастую Бальзак буквально ошеломляет читателя, заставляя взглянуть на своего героя под совершенно неожиданным углом. Похожий на живой скелет Горио, как выясняется, в душе мнит себя любовником собственных дочерей, а болтливый весельчак Вотрен на поверку оказывается беглым каторжником. Честолюбец Растиньяк, мечтающий лишь о том, как завоевать Париж, на самом деле не приемлет его, давая тому миру, который так его манит, жесткие оценки.
В дальнейшем нам станет очевидно, что если провинцию Бальзак видит прежде всего как средоточие соперничающих кланов, каждый из которых опирается на собственный миф, то Париж для него — совершенно непредсказуемое образование. Здесь помогает выжить только природное чутье, которое сродни инстинкту. Всякая сильная личность думает лишь о собственных интересах, подчиняя окружающих своим желаниям и честолюбивым помыслам.
К апрелю 1835 года, спустя месяц после выхода в свет «Отца Горио», Бальзак уже ясно сознавал если и не «универсальность» своего подхода к миру, то свою «плюралистичность»:
«Во мне сосуществует сразу несколько людей: финансист, художник, противостоящий газетам и публике; а также художник, вечно борющийся с собственными творениями и темами. Наконец, во мне живет человек чувства, который готов часами сидеть возле цветка, восхищаясь его красками и ароматом. Но если вы назовете беднягу Оноре плутом, то жестоко просчитаетесь! Я вовсе не достоин этого звания, потому что с легкостью отказываюсь от радостей жизни, предпочитая затворничество, наполненное творческим трудом».