ДОМ ГОСПОДИНА ГРАНДЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДОМ ГОСПОДИНА ГРАНДЕ

Без денег честь — не более чем хворь.

Расин

К концу декабря 1833 года, несмотря на «гримасы публики», Бальзак преуспевал во всем. Еще никогда он не вел игры с такой смелостью и проворством, как теперь. Он мог писать обо всем. Он уже доказал, что он блестящий рассказчик, а кроме того — автор «потешных сказок», заканчивавший второй их десяток. Между тем благодаря заключению договора с мадам Беше, книжная лавка «платила такую высокую цену», что он решился приступить к написанию больших романов, в которые намерен был вложить свою «огромную любовь к искусству».

Итак, в ноябре он работал над «Евгенией Гранде» и «Великим Годиссаром», которые появились 12 декабря в I и II томах «Этюдов нравов XIX века». У него уже зрел замысел «Музея древностей», он уже «видел», какой будет «Серафита». Работал он с таким пылом, что под ним сломалось кабинетное кресло. «Это уже второе кресло, которое пало подо мной с тех пор, как я начал эту битву».

Необходимо отметить, что он действительно работал не щадя себя: писал, сочинял в течение двенадцати часов подряд начиная с полуночи и до середины следующего дня. «Затем, с полудня до четырех часов дня я правлю корректуру. В пять обедаю, в половине шестого ложусь спать, чтобы в полночь подняться. Состояние мое становится значительным, — пишет он Зульме Карро. — Книготорговцы предлагают мне в этом году тридцать тысяч франков, не считая дохода от журналов. Через восемь лет они разом выплатят мне весь капитал с продаж».

Бальзак, как истинное дитя своей эпохи, преклонялся перед деньгами. Нарождавшийся капитализм знаменовал собой организованный эгоизм, высшим наслаждением которого становилась скупость. Пусть скупец кажется самым нелепым из человеческих созданий, зато ему нет равных в силе, богатстве, стойкости, могуществе, — ведь он может получить все, чего пожелает. До сих пор Бальзак отличался своей расточительностью. Его жизнь протекала среди «светских львов», в их мальчишеской ватаге, которая кидалась от безумства к безумству, задаваясь единственным вопросом: «Что бы еще такое придумать?»

«Евгения Гранде» стала для него своего рода договором, кодексом домашней экономии.

Кто ты, человек, умеющий делать деньги? Бондарь? Виноградарь? Мэр? Ростовщик? Лесоторговец? Спекулянт? Подрядчик? Папаша Гранде поочередно перепробовал все эти занятия, пока не стал самым крупным налогоплательщиком своего округа. У него есть то, что мы сегодня называем «деловой хваткой». Добившись избрания на пост мэра, он строит дороги, но все они «ведут к его виноградникам». Он требует к себе «раболепного почтения» от всех жителей городка Сомюр, включая нотариуса, банкира и местные власти. Он и сам искренне восхищается собой, когда «ночами предается несказанному наслаждению, какое способно доставить созерцание большой груды золота».

Говорят, что обладание убивает. У Гранде все наоборот: обладание лишь подстегивает его ум. Богачи каждый год меняют лошадей и кареты, мебель и бриллианты, а вот Гранде меняет лишь способы вложения капитала. Он живет ожиданием будущего барыша. Свое состояние он держит в старинных золотых монетах. И ничего, что в доме не бывает ни гроша. Однажды вечером Гранде грузит все свое золото и везет его продавать. Цена на золото подскочила, потому что Нант закупает вооружение. Но Гранде продает не в Нанте, а в соседнем Анжере, где ему предлагают самый выгодный курс. Операция, проведенная под покровом ночи, «напоминает сцену ограбления банка из современного детектива: не вызывающее подозрений средство передвижения (дорожная карета Фруафона), надежные соучастники, строго рассчитанный график и строжайшая выдержка» (Николь Мозе). Все время, пока длится операция, Гранде не берет в рот ни крошки.

Проданное золото Гранде обращает в боны казначейства. Купленные по самому низкому курсу (60 франков), к 1820 году они, как уверяет Гранде, вырастут в цене до 99 франков, с учетом пяти процентов годовых. На самом деле он несколько переоценил выгоду сделки. Реальный рост стоимости этих бумаг составил 79 франков против 60. Пьер-Жорж Кастекс подсчитал, что «вложив два миллиона шестьсот тысяч франков капитала, Гранде за четыре с половиной года с учетом сложных процентов получил чистой прибыли на сумму семьсот двадцать тысяч франков».

В своих письмах к Еве Ганской Бальзак настойчиво советовал ей подумать о выгодном вложении капитала: «Будьте папашей Гранде». Уже в 1833 году Бальзак спешил доказать своей корреспондентке, что, сочинив роман не столько о скупости, сколько о скупце, он дал Ганским пример для подражания и предлагал себя в качестве их доверенного лица по ведению дел в Париже, поскольку, хорошо разбираясь, когда следует продавать, а когда придержать, он всегда останется в выигрыше. «Париж для нас двоих», — скажет Растиньяк. Победа жителя Сомюра Гранде (который, как показал П.-Ж. Кастекс, считал себя скорее уроженцем Турени) над Парижем, кажется окончательной. «Не то что эти парижане!» — так отныне будет звучать его излюбленное ругательство.

«Евгения Гранде» — это история неуклонного восхождения дальновидного человека, проявившего способность пользоваться обстоятельствами и сумевшего сколотить состояние, несмотря на смену четырех властных режимов в годы с 1789 по 1830-й. Иными словами, человека, сумевшего сделать то, что не удалось Бернару-Франсуа. В то же время это восхитительно написанный роман, постоянно держащий читателя в напряжении. Никто — ни любимая дочь Евгения, ни жена, ни служанка, ни сын его брата Шарль — не понимает, чего от них хочет Гранде. Он пристально следит за каждым из них, а они с тревогой вслушиваются в звук его шагов. Никто из домочадцев так и не понял: все, что интересует Гранде, — это золото.

Бальзак сам заражается одержимостью своих героев и передает эту одержимость нам. И мы уже живем в доме, где экономят буквально на всем. В просторных комнатах царят холод и пустота; каждое полено для растопки выдается строго по счету; скупец пересчитывает каждый кусок сахару; полуденная трапеза скудна до ничтожества: какой-нибудь фрукт, кусочек хлеба, проглоченный всухомятку, да стакан белого вина. По вечерам свечей не зажигают: экономия…

Страстная любовь к деньгам — занятие далеко не легкое. Гранде и по ночам не знает покоя. Малейший шум вселяет в него тревогу. К концу жизни Гранде «слышит, как зевает во дворе собака».

Жизнь семьи течет в механическом ритме, диктуемом скупостью. Мать не покидает своего стула на полозьях, стоящего возле окна, дочь сидит рядом. Здесь никогда ничего не происходит, если не считать появления в назначенный час торговцев скобяным товаром, веревками или мелким инструментом.

Эта пронизанная глубокой печалью жизнь выглядит столь жалко, что прибывший из Парижа кузен отказывается от намерения жениться на Евгении. Увидев «грязно-желтые закопченные стены этой клетки и шаткую лестницу с трухлявыми перилами», он решил, что «попал в курятник».

Что ж, тем хуже для Шарля, потому что после смерти отца Евгения унаследует семнадцать миллионов. Между тем именно Шарль как раз вполне мог бы эти миллионы успешно приумножить. Подобно брату Оноре Анри Шарль отправится в дальние страны и станет торговать «китайцами, нефами, ласточкиными гнездами, детьми и артистами, а ростовщичество поведет по-крупному».

После фиктивного брака с господином де Бонфоном, долго мечтавшим об этой выгодной партии, но вскоре умершим, Евгения будет продолжать жить той же жизнью, что при отце. Она вовсе не «мертвая душа». Но ей, ведущей дела и управляющей домом, не хватает жадности. И это равнодушие в конечном счете освобождает ее из плена золота. Евгения «движется к небесам в сопровождении кортежа добрых дел».

Бальзак мог бы ограничиться обсуждением вопроса о золоте, высказавшись от имени тех двухсот пятидесяти тысяч рантье и собственников, на которых Жорж Дюшен обрушил упрек в том, что они никогда ничего не покупают, а только копят. Но через образ Евгении, сумевшей войти в соприкосновение с миром сверхъестественного, Бальзак снял «проклятие золота».

Так в одной книге он рассказал нам и о яде, и о противоядии.