«КРЕСТЬЯНЕ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«КРЕСТЬЯНЕ»

Нашу книгу, начатую с повествования о деревенском мальчике Бернаре-Франсуа Бальса, уместно закончить описанием нравов деревни, воспроизведенных Бальзаком в «Крестьянах». Крестьяне, живущие на жестоко оспариваемых землях, столь же свирепы, как и персонажи «Парижских тайн» Эжена Сю.

7 июля 1848 года Бальзак сообщал Еве Ганской о «неслыханных кровавых беспорядках. Деревня взбунтуется в условленный срок».

Однако Июльская монархия была по своему умонастроению деревенской. Она поменяла цветок лилии на петуха. Она вывела деревню из изоляции. В распоряжении крестьян появились проселочные дороги, проложенные на средства коммун, большаки, построенные на средства департаментов. Они могли продавать свою продукцию или делать запасы. Современный инвентарь выставлялся на сельскохозяйственных выставках. Население с удовлетворением взирало на строительство железных дорог, хотя вокруг предполагаемого маршрута шли долгие споры, поскольку каждый хотел, чтобы железнодорожное полотно обогнуло его земли и прошло по участку соседа. Во Франции стало меньше хижин и больше каменных домов с запирающимися на ключ дверьми, окнами и ставнями. Последние недороды столетия, случившиеся в 1845–1847 годах, повлекли за собой менее серьезные последствия для сельского населения, поскольку привели к повышению в среднем на 80 % цен на основные злаки: пшеницу, рожь, ячмень.

Закон 1844 года, обязавший получать разрешение на право охоты, не пользовался популярностью. Объездчик охотничьих угодий превратился в объект ненависти и травли. Лесной кодекс обходил стороной вопрос о вырубке лесов, но упразднял общинное пользование лесными богатствами. У Бальзака крестьяне занимаются поджигательством. В «Народе» (1846) Мишле жалеет «трудолюбивого и полуголодного крестьянина». «Наши скотоводы запрещают земледельцу есть мясо во имя интересов сельского хозяйства. Самый неквалифицированный рабочий ест белый хлеб, но тот, кто выращивает пшеницу, ест только черный. Они изготавливают вино, но пьет его город».

В ходе тщательной тридцатилетней работы бальзаковедов было установлено, что Бальзак все больше и больше хотел стать историком, прибегавшим к использованию художественных образов, чтобы заинтересовать, а иногда и напугать читающую публику.

Бальзак хотел создать роман-реку, вместившую в себя два потока — политический и экономический.

Таким образом, как мы уже видели, в 1835 году родилась идея создания «Крупного собственника», а в 1836-м — «Наследников Буаруж». Как доказала Мадлен Фаржо, «Урсула Мируэ» — прелюдия этого политического замысла, который со всем размахом должен был воплотиться в «Депутате от Арси» и «Крестьянах».

Под напором требований Локена, который хотел немедленно получить заказанную книгу, Бальзак отказался от своих планов. Он не мог написать «Депутата от Арси» на одном дыхании, как когда-то за одну ночь он написал «Онорину».

В «Депутате от Арси» речь должна была идти о приезде в Париж молодых именитых провинциалов, которые рвутся к власти, чтобы затем в новом качестве вернуться в родные края.

В еще одном произведении, обещанном Локену в 1842 году, «Хижина и дворец», показан раздел деревни изнутри, глазами крестьян. И эту книгу невозможно было бы написать за один присест. Тьерри Боден полагает, что Бальзак задумал этот роман еще в 1817 году. В те времена земельный вопрос будоражил общество. Будет ли земля принадлежать дворянству, возвращавшемуся из ссылки, духовенству, вновь открыто занимавшему свое место в обществе? Останется ли она собственностью тех, кто скупил государственное имущество? В принципе Хартия 1814 года гарантировала необратимость сделок, имевших место во время Революции. Но дворянство во всеуслышание выражало недовольство, а духовенство могло отказать «покупателям» в Святом причастии. Людовик XVIII не уступал. Он хотел быть «королем двух народов», неважно, из «бывших» они или якобинцы.

Карл X и Палата депутатов, избранная в 1824 году, намеревались возместить ущерб крупным землевладельцам из дворян, чьи земли были распроданы. Они должны были получить компенсацию в размере одного миллиарда франков. Но кто заплатит? Правительство решило снизить государственную ренту с 5 до 2 %. «Эта реституция станет последней язвой Революции», — заявил Карл X. Финансовый Париж наотрез отказался оплачивать урон, нанесенный землевладельцам, из средств парижских буржуа. В конце концов деньги изъяли из амортизационного фонда, то есть из Государственного казначейства.

Но ультраправые не были удовлетворены. Монархисты считали, что следовало бы поступить наоборот: выплатить компенсацию покупателям и вернуть земли эмигрантам.

Эта юридическая баталия предоставила крестьянам повод для выступлений и развязывания войны с соседями — в полном соответствии с поговоркой «Кто с землей, тот с войной».

В 1817 году Бальзак стал свидетелем этих беспорядков. Он гостил тогда у Луи де Вилле Ла-Фе. Этот придворный аббат, превратившийся в крупного землевладельца, навел в своем поместье порядок, что пришлось не по вкусу соседям-крестьянам.

В 1818 году Бальзак, узнав о смерти Поля-Луи Курье, убитого объездчиком его охотничьих угодий, окончательно убедился в крестьянском вероломстве. Страсть, которую питал объездчик к жене Курье, придавала трагедии любовный аспект, но было известно, что ненависть к Курье соседей вызвал высокий забор, возведенный им для того, чтобы никто не мог проникнуть в его поместье. Необходимость идти на нарушения делает людей злыми. Крестьянин стремится собирать хворост, заниматься браконьерством, удить рыбу, промышлять в лесу по своему усмотрению.

Еще в ранней молодости Бальзак понял, что Французская революция совершалась не столько в Париже, сколько в деревнях. «Великий страх» 1789 года оказал более сильное воздействие, нежели взятие Бастилии. Бабеф, встав во главе заговора Равных, подвел итог Революции. Суд над Бабефом и его казнь 26 мая 1797 года сделали из него мученика. Его программа всеобщего счастья благодаря равенству пользования, достигаемому фактическим равенством, относилась не только к социальной жизни, но и к жизни чувств. Это предвещало конец буржуазии, ставшей земельным собственником в 1793 году. При этом, как должен был показать «Депутат от Арси», буржуазия продолжала занимать твердые позиции в обществе.

В июне или июле 1842 года Бальзак ездил в Арси-сюр-Об. Он исходил местность вдоль и поперек и сделал множество записей для создания «портрета политического деятеля-буржуа». Он хотел воссоздать историю «этой отвратительной буржуазии, которая ворочает делами».

У Бальзака сформировался образ буржуазного генеалогического леса, богатого на побочные ответвления, как это видно из «Готского альманаха». Эти ответвления, то есть потомство, никому не известное и буржуазное до мозга костей, являлось для Франции Луи-Филиппа тем же, чем были семьи Конде или Монморанси при Старом Режиме. Генеалогические ветви, которыми эти семьи охватили страну, напоминали Бальзаку «удава, столь искусно обвившего дерево, что путешественник наивно усматривает в нем естественный феномен азиатской растительности». Эти люди сжимали, душили жизнь в провинции, как в Париже «добропорядочное» общество подминало под себя все прочие социальные слои.

Эти семейные династии действовали по простой схеме. Если семья владела банком или солидным предприятием, если она породнилась через брак с крупными землевладельцами или высокопоставленными чиновниками, если среди ее членов были дядюшки аббаты, кузены-администраторы, сборщики налогов, судебные исполнители и если у них были дети, которые становились нотариусами, прокурорами, супрефектами или префектами, в таком случае неоспоримо и величественно, как восходящее солнце, одна семья занимала небосклон «кантона, городка или супрефектуры».

Для того чтобы завоевать власть и упрочить ее, эти семьи делали вид, что проявляют заботу о народе. Чопорные в приватной жизни, они вовсю балагурили с крестьянами, а их жены занимались благотворительностью. В предвыборный период эти люди проповедовали идеи, имевшие отношение к эмоциям, но никак не к истинным убеждениям.

Так родился самый большой бальзаковский миф — медиократия (власть посредственности). Это слово, придуманное Бальзаком, будет всплывать во всех антиреспубликанских полемиках в течение последующих ста лет.

Медиократия — это партия буржуазии, «золотая середина» посредственности, вклинившаяся между уничтоженной в 1789 году аристократией и народом, на котором непременно следовало нажиться. Медиократия — «это (также) гений препятствий». Братья Гонкур создадут даже «правительство медиократов».

По Бальзаку, в 1842 году богачи были разобщены, однако накал борьбы между богатыми и бедными по-прежнему не утихал.

До 1789 года у бедняка был враг в лице аристократа, его замка и владений. В городе особняку аристократа, его лошадям, любовницам, карете завидовали. В 1843 году врагами бедняка по-прежнему оставались отдельные оставшиеся в живых аристократы. Однако в равной мере бедняки ненавидели буржуа, который с 1793 по 1796 год подменял собой Церковь и дворянство, скупив по сходной цене национальное достояние.

Против кого крестьянину выгодно бороться? Против аристократа? Но с него немного возьмешь! Уж лучше охотиться на буржуа, но осторожно! Буржуа очень осмотрителен. Он прячет свое имущество и держит в руках рычаги власти: налоги, кодексы, законы.

Миновали счастливые дни больших распродаж. Канули в Лету времена, когда треть земли во Франции принадлежала духовенству. Огромные владения оказались раздробленными. Земля поднялась в цене, а у тех, кто хотел обладать ею, не было ни гроша. Итак, речь больше не шла о том, чтобы купить, ибо это было уже невозможно. Возникла необходимость взять.

Уже в 1840 году Бальзак предчувствовал, что грядущая революция будет жестокой и решительной. Она обрушится на государственный порядок, установленный буржуазной революцией. На смену правительству представителей, в действительности бутафорскому, возглавляемому парламентом, кабинетом министров, избранным королем-гражданином, придет коллективная диктатура.

Целью этой диктатуры будет полное уничтожение принуждений, довлеющих над народом.

Принуждение к труду рассматривалось как рабство.

Другое принуждение заключалось в том, что тираническое, грабительское, несправедливое и деморализующее государство попустительствовало тем, кто обладал властью, заставляя всех прочих терпеть лишения.

Еще одним принуждением считалась собственность. Стены, решетки, сейфы должны были пасть, чтобы уступить место новой земле, новым небесам.

«Крестьяне», которых Бальзак так и не успел закончить — он остановился на четвертой главе II части, — должны были показать буржуазию, вынужденную обороняться от крестьянства.

В Бургундии хозяин поместья Эги, генерал де Монкорне отхлестал кнутом и прогнал прочь своего управляющего Гобертена. Гобертен, став лесоторговцем и мэром Виль-о-Фе, заключил союз с нотариусом Люпеном и бывшим жандармом Судри, также мэром. Подчас эти народные мэры не умеют ни читать, ни писать. Они вступают друг с другом в сговор, чтобы создать обширную сеть, в которой Бальзак усматривал мистическую и грандиозную тождественность демократическому обществу, откуда в очередной раз вылупляется пресловутая медиократия.

Очень быстро Гобертен одерживает верх над Монкорне. Гобертен стоит во главе службы по обеспечению Парижа дровами. Он управляет лесным хозяйством и наделен всеми вытекающими отсюда полномочиями. В его ведении находятся рубка деревьев, охрана, лесосплав… После того как объездчик Монкорне был убит, генерал узнал, что за его голову была назначена высокая цена. Он вынужден продать Эги. Гобертен осуществил свою мечту.

С 1836 года Бальзак писал отрывки из «Крестьян» под названием «Кто с землей, тот с войной». Он опубликовал их затем, чтобы выделить главную мысль. Из года в год, и в 1841-м, и в 1842 году Бальзак обещал «Крестьян» поочередно всем своим издателям. Но, пишет Тьерри Боден, после того как газета «Ла Пресс» «отклонила роман из-за „длиннот“, история создания „Крестьян“ превратилась в зловещую и монотонную историю последовательных провалов». «Крестьяне» отображают тот момент, когда Бальзак, доведший до совершенства свое мастерство, поддался пессимизму.

Если финансовое освобождение коммун развязало руки мэрам-спекулянтам типа Гобертена, то агрономическая отсталость французской деревни отправила в свободное плавание маргиналов, бандитов, бродяг, короче, всякий сброд.

Крестьяне Бальзака не утратили здравого смысла. Они знают, что, если они встанут во главе страны, буржуа и правительство будут вынуждены возделывать поля и собирать урожай. Чтобы не вызывать зависть, буржуа делает вид, что всегда загружен делами. При новом социальном порядке он тоже будет занят, но на сей раз — по-настоящему, на сельскохозяйственных работах. Такой представлял себе Бальзак будущую революцию.

Вопреки всем страхам Бальзака, такая революция во Франции не свершилась. Деревня хорошо приняла Вторую империю. В 1877–1878 годах крестьяне поднялись, как они понимали, за свои права, за родину, за образование, за почту, за общественные работы, за лучшую жизнь. Из крестьян выйдут «новые общественные слои», как скажет Гамбетта, окончившие хорошую школу в соседнем городе. Эти крестьянские сыновья преодолеют все ступени, ведущие от серой жизни к триумфу. Они станут депутатами или высокопоставленными чиновниками. Добротные школьные знания сделают из них профессоров, судей, адвокатов, врачей, промышленников. А если на этих поприщах им суждено потерпеть поражение, они всегда могут вернуться к родным истокам.

Век спустя история этих «новых слоев» повторила жизнь крестьянина Бернара-Франсуа Бальса, который в 1776 году отважно вступил в ряды Королевского совета.

Ошибся ли Бальзак? Монархист из гордости, католик из добропорядочности, эгоист, свято верующий в энергию, которая, по его мнению, лишь одна способна вдохнуть жизнь в массы, Бальзак представлял собой типичного буржуа, который приходил в ужас от всепоглощающего господства буржуазии только тогда, когда дело касалось денег. Вслед за Бальзаком, такими же порвавшими с условностями буржуа станут Флобер, Бодлер, братья Гонкур. Но их творчество не вызовет такого социального резонанса. Бальзак знал, что жизнь полна жестокостей, что вмешательство человека в природу не доведет до добра, что общество разделено на выскочек и жертв, но, осуждая многое в человеческой деятельности, он показал, насколько велик человек в своих устремлениях. Бальзака можно представить социалистом или реакционером. Возвысившись над келейными интересами, Бальзак призвал человечество к самосовершенствованию через повышение мощи своей нравственной силы, через совокупность знаний и опыта, накопленных эпохой, в которой мы живем. В этом смысле Бальзак, как он сам говорил, принадлежит к партии Революции, которая является партией Жизни.