«НЕ ПРОДАЕТСЯ ВДОХНОВЕНЬЕ, НО…»
«НЕ ПРОДАЕТСЯ ВДОХНОВЕНЬЕ, НО…»
«Старая дева», опубликованная в «Пресс» в октябре 1836 года, в буквальном смысле спасла Бальзака, находившегося в «отчаянном» положении.
Счета, требовавшие немедленной оплаты, сыпались на него дождем. Чтобы окончательно не упасть духом, ему пришлось призвать на помощь все свое чувство юмора, иначе вряд ли он смог бы продолжать писать. В это время он начал работу над «Тайной дома Руджиеров» и «Разбитой жемчужиной», а в часы «досуга» снова и снова правил «Проклятое дитя». Этот последний роман принадлежал к числу самых тщательно отделанных его произведений. Первоначальный вариант увидел свет в 1831 году, но в 1836–1837 годах Бальзак вернулся к рукописи, значительно расширил текст и подверг его существенной правке.
Рассорившись с Жюлем Сандо, который, по мнению вечно заваленного работой Бальзака, оказался сущим бездельником, писатель перебрался в принадлежавшую тому мансарду в Шайо. «Увы! Вы хорошо ко мне относились, — напишет ему Сандо 17 марта 1837 года, — но так и не захотели поделиться со мной секретом своей гениальности».
Тревоги не покидали Бальзака и в Шайо. Забыв про светскую жизнь и ложу в Опера, живя в доме без ванной комнаты и имея 70 тысяч франков долгу — матери, мадам Делануа, Верде — на что он мог надеяться? В это время он подумывал о том, чтобы «спрятаться где-нибудь в Турени… Вот только с кем?»
В августе 1836 года Верде за 30 тысяч франков выкупил у бывшей вдовы Беше, ставшей госпожой Жакийя, права на публикацию и отпечатанные экземпляры «Этюдов нравов XIX века». Расплачивался он векселями под поручительство портного Бюиссона.
Верде по-прежнему демонстрировал Бальзаку свое глубочайшее восхищение. Приглашая мэтра к обеду, он усаживал его в золоченое кресло, ставил перед ним золотую посуду, в то время как остальные гости ерзали на низеньких стульчиках и ели из простых тарелок. Но вот наступил октябрь, и милейший, почтительнейший Верде не только отказался ссудить Бальзака очередной денежной суммой, но и предъявил писателю счет за прежние долги. «В те дни я сделался худшим его врагом», — писал Верде. Действительно, Бальзак задолжал своему издателю больше 12 тысяч франков, и 17 ноября 1836 года тот вынужден был за 73 300 франков продать Максу де Бетюну, компаньону Плона, все книги Бальзака, изданные вдовой Беше и лично им, — всего 54 тома.
За два дня до ликвидации предприятия Верде Бальзак едва не угодил в долговую тюрьму, от которой его спасло буквально чудо. Некое общество, объединившее книготорговцев Виктора Леку и Анри Луи Делуа, а также бывшего директора «Фигаро» Виктора Боэна, купило у него авторские права на уже изданные и будущие книги.
Бальзак был счастлив: «Этот контракт куда выгоднее того, что предложили Шатобриану». На самом деле Шатобриан за 156 тысяч франков и пожизненную ренту в 12 тысяч франков предоставил тем же самым книготорговцам право на издание «Замогильных записок», причем рукопись хранилась у нотариуса и по условиям договора не могла быть опубликована до смерти автора. Бальзак же получил 50 тысяч франков в качестве аванса за еще не написанные произведения.
Два года спустя, в 1838 году, общество так и не смогло вернуть себе выплаченных Бальзаку 50 тысяч и уступило свои права Ипполиту Суверену, ранее издавшему «Полное собрание сочинений Ораса де Сент-Обена», а также Жерве Шарпантье (1805–1871). Последний ввел в типографское дело новшество: начал издавать книги карманного формата — в 1/18 листа, которые продавались по 3 с половиной франка за экземпляр. Книжки Шарпантье вмещали в себя больше текста, чем два изданных крупным форматом романа по 15 франков.
Относящийся к тому времени портрет Бальзака работы Луи Буланже самому прототипу нравился: «То, что сумел передать Буланже и что меня радует, так это упорство, составляющее основу моего характера и подобное упорству Колиньи и Петра Великого; это моя отчаянная вера в будущее».
В Саше, куда Бальзак прибыл на отдых, он посетил Талейрана и его племянницу герцогиню де Дино[41], которые обитали в замке Рошкот. В присутствии этого «живого пережитка прошлого», к числу которых Бальзак относил также Лафайета, Вашингтона и Карла X, писатель, умевший демонстрировать светский лоск, но слишком занятый своими мыслями и оттого несколько рассеянный, повел себя далеко не лучшим образом.
В своем «Дневнике», который велся с 1831 по 1862 год, герцогиня де Дино 28 ноября 1836 года записала:
«Господин де Бальзак, уроженец Турени, прибыл в здешние края подыскать себе небольшое имение. К нам его привел один из наших соседей. К несчастью, стояла ужасная погода, и мне пришлось оставить его обедать.
Я вела себя вежливо, но сдержанно. Я невероятно боюсь всех этих публицистов, литераторов и прочих сочинителей статей; прежде чем вымолвить слово, я по семь раз кряду прикусывала себе язык и почувствовала счастье, когда он ушел. У него лицо простолюдина, такая же манера говорить и, я подозреваю, чувствовать. Вероятно, он умен, но его разговору не хватает легкости и блеска. Он кажется скорее тугодумом, зато внимательнейшим образом рассматривал и изучал нас, особенно господина де Талейрана. Я с радостью обошлась бы без этого визита, и если б можно было его избежать, так бы и сделала. Он хочет казаться незаурядным человеком и сам о себе рассказывает тысячу небылиц, в которые я нисколько не верю».
В январе 1837 года Дьюкетт, компаньон по изданию «Кроник де Пари» возобновил попытку добиться возврата своих денег. Векселя, подписанные Верде, так и не были оплачены, и тогда Дьюкетт выступил с иском сразу против Бальзака и Верде. На улице Марэ Бальзак значился коммерсантом, а потому ему грозил арест. Пока же у него отобрали тильбюри, стоявший в сарае на улице Кассини. В начале февраля Бальзак записал в своей хозяйственной книге: «5 февраля. Привратнику Мон-де-Пьете — 1 франк за срочность. 6 — карета для поездки в Мон-де-Пьете — 4 франка. Привратнику выдано 2 франка. Привратнику с улицы Кассини, который прибежал сообщить, что увезли тильбюри, — 1 франк 25. 12 — званый обед. Уплачено Бюиссону 20 франков, взятых взаймы».