«КРАСОТА НЕОТДЕЛИМА ОТ ДОБРА»[37]

«КРАСОТА НЕОТДЕЛИМА ОТ ДОБРА»[37]

Наступил апрель 1834 года. Трехмесячное перенапряжение сил не могло не сказаться на состоянии Бальзака. Работая над «Цезарем Биротто», «Старой девой», «Серафитой» и «Девушкой с желтыми глазами», он беспощадно эксплуатировал собственное воображение, «писал, зачеркивал и вновь писал», доведя себя до полного изнеможения: «3 апреля. Валяюсь в постели. Не могу ни писать, ни читать, ни работать». 8 апреля он направился во Фрапель, расположенный неподалеку от Иссудена, в имение семейства Карро. Здесь он подвел своеобразный итог уже созданному, группируя свои опубликованные романы в крупные циклы, и намечает контуры будущих творческих планов. «Этюды нравов» — 20 томов; «Философские этюды»… Должна была быть еще третья часть, но ее он пока смутно себе представлял.

20 апреля 1834 года, вернувшись в Париж, Бальзак отправился на концерт оркестра Консерватории. Исполняли Пятую симфонию Бетховена (1770–1827). Музыка произвела на него впечатление, равных которому он еще не испытывал. Он заставил ее звучать «в сердце и мыслях» Цезаря Биротто: «Идеальная музыка! Она вспыхнула, рассыпавшись на тысячу ладов, и рожки в его изможденном мозгу заиграли величественный финал».

Цезарь Биротто умер сразу после концерта. Бальзак, напротив, словно вернулся к жизни. В творчестве Бетховена, прожившего тяжкую жизнь и умершего семь лет назад в расцвете славы, этого «счастливейшего из несчастных», Бальзак нашел подтверждение своей давней мысли: радость и печаль неотделимы друг от друга. Художественное вдохновение питается из живого источника, корнями уходящего в юность мира. «Ты должен», повторял себе Бетховен. Нечто похожее испытывал и Бальзак, сознававший, что для него нет ничего невозможного. Каждое новое произведение превращалось для него в очередной вызов судьбе.

10 мая он писал Еве Ганской: «Я завидую только нескольким великим, которых уже нет в живых: Бетховену, Микеланджело, Рафаэлю, Пуссену, Мильтону… Благородное одиночество величия чрезвычайно волнует меня. Да и сам я сказал еще далеко не все. То, что уже сделано, — лишь фрагменты большого, большого труда».