ВЕНСКИЙ ТРИУМФ. ЛЮБОВЬ ПОД УГРОЗОЙ

ВЕНСКИЙ ТРИУМФ. ЛЮБОВЬ ПОД УГРОЗОЙ

В марте 1835 года Бальзак задумал ото всех спрятаться: от судебных исполнителей, полиции и даже от своей «адской семейки». «Париж лилипутов больше не сможет опутать его своими веревками».

27 января и 10 марта дисциплинарный совет национальной гвардии приговорил его к двум, а 28 апреля — уже к трем суткам тюремного заключения. Причина — уклонение от несения караула. 27 апреля на улицу Кассини явились жандармы и увели Бальзака с собой. Из тюрьмы он вышел только 4 мая.

Новое свое жилище он нанял под вымышленной фамилией. Обитатели квартала запомнили его как доктора Жан-Батиста Межа.

Бальзак поселился в квартире на третьем этаже старинного дома, расположенного на улице Батай, на холме Шайо. В наше время здесь находится Йенская площадь. «Настоящее крысиное гнездо», так характеризовал он это место. Без радости переезжал сюда Бальзак, но вскоре вид, открывавшийся из окна на «океан домов», который простирался от площади Звезды до площади Бастилии, захватил его. В одной из двух комнат он устроил гостиную, в другой — рабочий кабинет.

Обстановка гостиной серьезно смахивала на будуар, описанный в «Девушке с золотыми глазами»: огромная кровать, накрытая белым кашемировым и черным шелковым покрывалами, обитые алой тканью стены, люстра и лампа, сияющие позолотой… «Это не богатство. Это элегантность». В апреле «плутишка Оноре», как звала его Зюльма Карро, подпал под влияние «некоей весьма властной особы». Бесспорно, речь могла идти лишь о графине Гидобони-Висконти, с которой Бальзак познакомился у австрийского посланника Аппония. Ради необходимости закончить работу над «Девушкой с золотыми глазами», он скрывается в Медоне, где проводит и апрель, и май.

Все это время Бальзака разыскивал посланник по особым поручениям австрийского императора при дворе Луи-Филиппа князь Альфред Шенбург, имевший для него письмо от Ганской. Узнавая о его передвижениях у самых разных людей, он в конце концов настиг адресата. Бальзак встретил князя одетым в монашескую рясу, перехваченную у пояса веревкой.

9 мая Бальзак выехал из Парижа в Вену для встречи с Евой Ганской. Поездка оказалась для него разорительной. У Панара и Приера он нанял почтовую карету и взял с собой слугу.

Проездом по Германии он снова встретился с князем Шенбургом и вместе с ним получил приглашение в замок Венхайм, неподалеку от Гейдельберга. Здесь Бальзак встретился с обворожительной леди Элленборо, от которой в течение всего обеда не смел отвести восхищенного взора. Ее личная жизнь отличалась таким многообразием, что окружающие считали ее гораздо старше ее истинных лет.

Леди Элленборо родилась в 1807 году. В 1824 году она вышла замуж за генерал-губернатора Индии, затем связала свою жизнь с князем Феликсом Шварценбергом. Еще позже стала фавориткой Людовика I Баварского, ради приличия в 1832 году выйдя замуж за Карла Хериберта фон Веннитгена. С князем Шенбургом, спутником Бальзака, ее также связывали любовные отношения.

В 1836 году леди Элленборо сбежала с каким-то греком, а в конце концов сделалась женой бедуинского шейха.

16 мая Бальзак встретился с Ганской, которую не видел полтора года. Но Вена — не Диодати с его блаженной «лазурной синевой». С отчаянием он замечает, что госпожа Ганская не так уж и рада новой встрече. Ей показалось, что он одет скорее оригинально, нежели прилично. Он написал ей записку и подписался: «неряха и грязнуля». Из экономии ему пришлось остановиться в гостинице «Золотая груша». Он с нетерпением ожидал от своего издателя Верде полутора тысяч франков, без этих денег уже в ближайшие дни ему было бы не на что жить.

20 мая Бальзак побывал на приеме у князя Клемента де Меттерниха, королевского и государственного канцлера Австрии, который вертел как хотел добродушным императором Фердинандом. Если верить «Дневнику» его супруги, княгини Мелании, Меттерних сказал Бальзаку: «Сударь, я не читал ни одного из ваших сочинений, но о вас я знаю. Мне ясно, что вы безумец и развлекаетесь за счет других безумцев, которых надеетесь вылечить с помощью еще более грандиозного безумия».

У Пруста Эльстир говорит: «Если легкая мечтательность опасна, избавиться от нее можно… полностью предавшись грезам».

К счастью, приемы следовали один за другим: у канцлера, у князя Фредерика Шварценберга (последний, старший сын того самого Шварценберга, который сражался против Наполеона и возил Бальзака на поле сражения в Ваграм), у историка барона Иосифа де Ганмер-Пургсталля, подарившего Бальзаку талисман, который он называл «Бедук». Эта вещица представляла собой кольцо с выгравированным на нем магическим квадратом из девяти цифр, в сумме составлявших число 15. Впоследствии Бальзаку довелось встретиться с турецким посланником, и тот сказал ему: «Вы носите кольцо Пророка, украденное англичанами у Великого Могола и проданное одному из немецких князей. Великий Могол сулил тонны золота и бриллиантов тому, кто принесет ему кольцо, которое носил сам Пророк».

На всех этих вечерах Бальзак постоянно виделся с Ганской. Они раскланивались, обменивались улыбками, но… Ему нужны были совсем другие встречи, с глазу на глаз!

«Моя обожаемая Ева! Никогда еще я не был так счастлив, и никогда еще я так не страдал. Жар сердца, превосходящий самое живое воображение, обращается нынче горечью, ибо блаженству не дано утолить свою каждодневную жажду. Я знал, какая боль меня ждет, — я ее дождался. Издали эта боль казалась мне величайшим наслаждением, и я не ошибся. И горе, и счастье сегодня уравнялись в правах. Судьбе было угодно, чтобы твоя красота расцвела с новой силой, хотя и раньше она сводила меня с ума. Если б я не знал, что мы связаны навек, я умер бы от печали. Не покидай меня, потому что этим ты меня убьешь. Я не верю в другую жизнь, кроме жизни с тобой. Чего же ты опасаешься? Разве своим трудом я не доказал тебе свою любовь? Приехав сюда, я предпочел будущему настоящее. Это глупость, совершаемая человеком, опьяненным любовью, ведь ради встречи с тобой я на многие месяцы отдаляю тот миг, когда мы, как ты сама говоришь, станем наконец свободны. Так свободны, что… О! Я и думать не смею об этом! Буде на то воля Божья! Я люблю тебя бесконечно, и все говорит за то, что мои мечты сбудутся, но вот когда? Целую тебя тысячу раз, но разве мои воображаемые поцелуи способны утолить снедающую меня жажду? Ни часа, ни минуты мы не сможем остаться вдвоем. Между нами неодолимые преграды, которые лишь понапрасну разжигают мое сердце. Поверь, будет лучше, если я уеду как можно скорее…»

Бальзак снова увиделся с Ганской лишь восемь лет спустя, в 1843 году.

На обратную дорогу нужны были немалые деньги. Бальзаку было прекрасно известно, во что обойдется проезд через пять таможенных кордонов. А еще смена лошадей, бесконечные чаевые… Плати, за все плати! Он попросил издателя Верде выслать еще тысячу франков в счет «Лилии в долине», которую намеревался написать за десять дней и опубликовать в одном из парижских литературных журналов.

Он закончил «Лилию» 15 октября 1835 года. Карета, нанятая в Париже у Панара, после путешествия пребывала в самом плачевном состоянии. Заляпанная несмываемой грязью, разбитая ливнями и дурной дорогой, она отправилась в починку к каретнику. Расходы взял на себя господин Ганский. Лакею, для которого у Бальзака не осталось ровным счетом ничего, дала дукат сама госпожа Ганская. Бальзак пообещал переслать его немедленно по возвращении в Париж. Этот самый дукат, вроде бы спрятанный между листами рукописи «Отца Горио», в Вене так и не нашли. Вероятно, дворецкий, Огюст Деприль обронил его, и дукат закатился под ковер. Ганская проявила щедрость и не стала настаивать на поисках дуката. Если и найдется, пусть дворецкий возьмет его себе!

Обратный путь протекал невесело. Бальзак покинул Вену 5 июня, 7-го он был уже в Мюнхене, где хотел посетить картинную галерею, а также передать кое-какие свои рукописи леди Элленборо. Затем — еще пять дней дорожной тряски, сопровождавшейся свистом хлыста. 11 июня он в два часа ночи въехал в Париж, «черный, как негр». Не отступая от своей всегдашней привычки, он путешествовал на империале, попутно изучая пейзаж. Был момент, когда измученные лошади, увидев у себя под ногами песок, ни с того ни с сего улеглись. Бальзак едва успел спрыгнуть на землю.

Первым делом по возвращении он подсчитал расходы. 10 октября ему непременно нужно было выплатить 40 тысяч франков. Вдова Беше проявляла беспокойство. Мало того что Бальзак не соблюдал никаких сроков, он еще вынуждал ее без конца вносить в корректуры разорительную правку. Если «Этюды о нравах» не выйдут в свет 10 января 1836 года, все расходы, связанные с правкой корректур, «будут оплачены господином Бальзаком в качестве штрафа за несоблюдение сроков».

Что ж, видно, настала пора серьезно взяться за разработку своих «мозговых полей, литературных виноградников и умственных лесов».