Глава 32 Отступление к Корриентесу и сражение при Арройо-Гранде

Глава 32

Отступление к Корриентесу и сражение при Арройо-Гранде

Ночью мы переправились через реку Эапинильо и расположились на привал на ее правом берегу.

Поход до Эскины, первого на нашем пути селения в провинции Корриентес, занял у нас три дня; мы продвигались с большим трудом, мимо островов и через болота, получая жалкий дневной рацион, состоявший из одного небольшого сухаря.

В Эскине наше положение несколько улучшилось: раненые были размещены под кровлей, у нас не было недостатка в мясе, доброе население этого городка оказало нам радушное гостеприимство.

За месяцы, проведенные мною в провинции Корриентес, не случилось ничего значительного. Правительство провинции строило планы снаряжения небольшой флотилии; однако оно преуспело только в том, что заставило меня напрасно потерять время.

Затем я получил приказ от правительства Монтевидео двинуться в направлении к Сан-Франсиску, в Уругвае, и поступить с моими людьми под командование генерала Рибера, стоявшего со своей армией лагерем неподалеку от этого места.

Поэтому мы пересекли всю территорию провинции Корриентес — от Санта-Люсия до перевала de Higos выше Уругвая; затем мы спустились к Сан-Франсиску, двигаясь частью по реке, частью по суше.

В Сальто я имел радость встретить Анцани; он был тогда торговцем или, вернее, приказчиком у выходца из Брешии Рини, который еще раньше обосновался в этом селении.

Дойдя до Сан-Франсиску, я нашел там несколько наших военных судов, которые взял под свое командование.

Генерал Рибера, президент республики Монтевидео, пришел в Энтре-Риос со всей республиканской армией; в этой провинции к нему должны были присоединиться войска из провинции Корриентес, чтобы всеми силами атаковать армию Орибе.

6 декабря 1842 г. при Арройо-Гранде произошла знаменитая битва, в которой были разгромлены наши войска, т. е. войска трех народов, сражавшихся за свои священные права против тирана.

Я не стану говорить о причинах неудачи: их слишком много и пришлось бы слишком долго их описывать. Несомненно однако, что раздоры, вызванные честолюбием и эгоизмом немногих, добивавшихся власти, стали источником неисчислимых бедствий и обрекли на истребление безжалостным победителем целые массы великодушного, беззащитного населения.

Впоследствии в Италии случилось то же, что и в ла-платских провинциях, и причиной тому были также внутренние неурядицы.

В Сан-Франсиску, где я застал генерала Агуйяра, оставшегося здесь из-за болезни, мы пробыли недолго. Вскоре я получил от этого генерала приказ двинуться со всеми находившимися в моем распоряжении силами (к которым были присоединены несколько сот бойцов, называвшихся aguerridos, во главе с полковником Гуерра) к переправе у Виссиллака, с целью оказать поддержку нашей армии.

Приплыв на судах в Виссиллак, мы нашли здесь лишь кое-какие оставленные армией материалы, но не встретили ни души. Я выслал несколько разведчиков, но в степи не было никого.

День 6 декабря, когда вся армия до последнего человека была брошена в решающий бой на берегах Арройо-Гранде, в восемнадцати милях от нас, был фатальным.

В человеческом естестве есть нечто помимо разума, что не поддается определению и объяснению, но тем не менее существует; и его проявлением, хотя и неотчетливым, является предчувствие (в каком бы смысле ни понимали это слово); предчувствие, которое приносит вам радость или огорчение. Быть может — это крошечная искра, частица Бесконечного, прибежищем которой служит наша бренная плоть, но которая бессмертна, как Бесконечное, и в состоянии чувствовать острее и видеть дальше, чем это дано нам.

Ничего нельзя было заметить в этих пустых полях. И все же в этом дне было что-то торжественное, мрачное и тягостное, как на сердце у тех, кто испускает дух или изнемогает от страданий на поле брани, попранный дерзким солдатом или конем жестокого, неумолимого победителя, радующегося страданиям, пыткам, смерти побежденного!

Слава, героизм, победа — так называют эти бойни! И какой-нибудь наемный священник возносит благодарственные гимны — Те Deum! Лишь считанные люди уцелели в этом страшном побоище, так что в нашем предчувствии жестокого разгрома не было никакого преувеличения.

Не найдя никого, кто бы мог сообщить нам сведения об армии, не получив никакого приказа, который мне должен был передать (как уверял меня генерал Агуйяр) командующий, я решил, оставив на судах небольшой экипаж, высадить на берег всех остальных людей и двинуться на поиски наших войск.

Небольшой сплоченный отряд, оказавшись рядом с потерпевшей поражение армией, всегда может принести огромную пользу, в чем я имел возможность неоднократно убедиться. Такой отряд не в состоянии превратить поражение в победу, но он всегда может спасти снаряжение, а также отдельных солдат и раненых, которым без подобной поддержки грозит попасть в плен к противнику.

Нередко случается также, что, видя смелые и организованные действия небольшого отряда, противник, чьи войска, хотя и одержавшие победу, неизбежно оказываются после сражения в беспорядочном состоянии, бывает вынужден остановиться и тем самым дает возможность побежденным отступить более организованно и с меньшими потерями.

Именно таков был результат твердых действий добровольцев в битве при Кустоце во время кампании 1866 г. Занимая тогда позицию на самом краю левого фланга итальянской армии, они получили приказ прикрывать со стороны озера Гарда отступавшую после сражения армию. Небольшое количество добровольцев, расположившихся на западном берегу Гарды, бросилось вперед к Лонато и Ривертелла и тем самым облегчило спасение снаряжения, а также раненых и отставших.

Замечу, попутно, что следуя принятой мною в Риу-Гранди тактике, я никогда не совершал марша без кавалерийского отряда, набранного из числа моих бойцов-амфибий, среди которых были прекрасные всадники, удаленные из кавалерийских войск за недисциплинированность, а возможно — за преступления; однако эти люди сражались в общем превосходно; если же им случалось провиниться, они, естественно, подвергались заслуженному наказанию.

Хотя в этом месте не было ни души, мы поймали несколько брошенных лошадей; завладев ими, мои отчаянные воины тотчас же раздобыли в достаточном количестве все необходимое для разведки: обилие лошадей в этой местности весьма облегчало проведение такой операции.

Мы уже приготовились и выступили в поход, когда приказ генерала Агуйяра заставил нас вернуться в Сан-Франсиску. Конечно, мы были бы обречены, если бы столкнулись с неприятелем в бескрайней степи Энтре-Риос; ведь нашу армию, потерпевшую в тот день сокрушительное поражение, обнаружить было вряд ли возможно; вместо соединения с ней, нас ожидал разгром, которого трудно было бы избежать.

Итак, не зная о причинах приказа и не имея возможности получить достоверных сведений о событиях, мы снова сели на суда.

По прибытии в Сан-Франсиску я получил от полковника Эстебеса записку, начинавшуюся следующими печальными словами: «Наша армия потерпела неудачу». Генерал Агуйяр двинулся вдоль левого берега Уругвая, чтобы собрать бегущих. Меня он попросил остаться в Сан-Франсиску для охраны находившихся там в большом количестве материалов.

В период времени между битвой при Арройо-Гранде и началом осады Монтевидео царило то замешательство (сопровождавшееся лихорадочным принятием планов, их отклонением и снова одобрением), которое случается в подобных обстоятельствах, т. е. после тяжелого поражения. И, в самом деле, нашу армию постигла почти полная катастрофа, ибо в течение длительного времени из ее остатков так и не удалось создать что-либо похожее на боеспособные войска. Однако, если принять во внимание, что монтевидеоские войска выступили против самой сильной армии, виденной когда-либо в Южной Америке, опьяненной многими недавними победами; если учесть, что наши войска атаковали эту армию с невыгодной позиции, имея у себя в тылу широкую реку Уругвай, — то станет понятно, почему остатки наших войск были уничтожены или захвачены в плен.

Многие наши люди были объяты страхом, обнаруживали нерешительность и дезертировали, что было совершенно неизбежно при такой войне, в которой обе воюющие стороны говорили на одном языке и большие группы людей происходили из одной и той же местности.

Однако народ с большой твердостью и героизмом откликнулся на энергичное обращение достойных людей, призывавших его к восстанию, объявлявших отечество в опасности и звавших всех под знамена. В короткое время была создана новая армия, не столь многочисленная и не очень дисциплинированная, но зато в большей мере проникнутая верой и энтузиазмом и глубже осознавшая священный долг, который призывал ее на борьбу. Отныне ею руководили не интересы одного человека, заставлявшие простолюдинов идти на поля сражения; звезда этого человека закатилась в последней битве, и тщетно он пытался впоследствии возвыситься вновь; отныне армия руководствовалась интересами нации, перед которыми отступали вражда, личные притязания, мелочные раздоры.

Иноземец приготовился вторгнуться на территорию республики. Каждый гражданин с оружием и лошадьми спешил встать под знамена, чтобы дать отпор врагу. Опасность возросла с приближением мощной армии Росаса, которой командовал его ужасный подручный Орибе. Однако укреплялся дух этого мужественного народа, росла его преданность своей родине. Ни один человек не предложил пойти на уступки, начать переговоры с — захватчиком! Уже тогда можно было предугадать, какие лишения способны перенести эти люди, какую стойкость и героизм может проявить эта нация, которая выдержала в своей столице девятилетнюю осаду, чтобы в конце концов победить!

Я краснею от стыда, когда вспоминаю о том, что было сделано в Италии после сражения при Новаре. Тогда вся Италия, противившаяся подчинению иноземному господству, жаждала сражаться; и мне ли не знать, способен ли наш народ проявить упорство и самоотверженность! Но обстоятельства! О, сколько было обстоятельств, обусловивших наши несчастья! И сколько гнусных предателей самых разных мастей вскармливает наша прекрасная и глубоко несчастная родина!