Жорж Санд
Жорж Санд
Настоящее имя — Аманда Аврора Лион Дюпен, в замужестве Дюдеван (род. в 1804 г. — ум. в 1876 г.)
Известная французская писательница, автор романов «Индиана» (1832), «Орас» (1842), «Консуэло» (1843) и многих других, в которых создала образы свободных, эмансипированных женщин. Жизнь ее походила на не менее увлекательный роман, героями которого в разное время были Ж. Сандо, А. де Мюссе, Ф. Шопен.
«На закате своих дней прошу Вас наградить меня орденом Почетного легиона. Тем самым Ваше императорское величество удостоило бы меня высочайшей милости… Осмелюсь также напомнить Вашему величеству о несчастьях, постигших меня в супружестве, которые принадлежат истории…» Это письмо написал Наполеону III старый Казимир Дюдеван, известный лишь тем, что был законным мужем Жорж Санд. Действительно, жена причинила ему немало страданий (он, впрочем, в долгу не остался). Она носила мужской костюм, не бывала дома по полгода, имела огромное количество любовников и, что самое ужасное, была писательницей! Но обо всем по порядку.
Настоящее имя Жорж Санд — Аманда Аврора Лион Дюпен. В ее жилах текла кровь аристократов и актеров, святош и цыган… Ее отец, офицер наполеоновской армии, женился на женщине легкого поведения Софии-Виктории. От этого брака и родилась Аврора. Поначалу родные отца не признавали девочку, и ее воспитывала рано овдовевшая мать. Потом опеку над ней взяла бабушка — Мария-Аврора Дюпен де Франкёй, жившая в своем имении под названием Ноан. И с этого момента в душе девочки начался раскол: она просто обожала свою оставшуюся в Париже мать и любила бабушку. Но эти две женщины терпеть друг друга не могли. Однажды госпожа Дюпен рассказала четырнадцатилетней внучке всю правду о «безнравственной» Софии-Виктории. Это был тяжелый удар для Авроры. Тогда она взбунтовалась впервые и незамедлительно была отправлена учиться в женский Августинский монастырь.
В имение она вернулась уже «девушкой на выданье». «Неблагодарность, эгоизм и грубость мужчин внушают мне отвращение», — говорила Авроре бабушка. Но разве могла с этой мыслью согласиться юная француженка, мечтающая о том единственном мужчине, который повел бы ее под венец. С одной стороны, желающих сделать это могло бы быть немало: графская внучка, богатая наследница — лакомый кусочек для каждого. Но, увы, ее родословная была несколько «подпорчена» по материнской линии. Потому к Авроре сватались в основном немолодые люди, для которых женитьба не могла уже повлиять ни на карьеру, ни на положение в свете. Все они получили отказ. Аврора не спешила с выбором. Ведь живя у бабушки, она была практически сама себе хозяйка. А после тяжелой болезни графини она взяла на себя управление поместьем.
Вскоре Аврора стала в Ноане и Ла Шатре «местной достопримечательностью». Эта чудачка ездила по ночам верхом, одевалась в мужской костюм, увлеклась анатомией, в ее комнате появился настоящий скелет. В это время в жизнь Авроры вошел Стефан Ажассон де Грансань, смуглый красавец, графский сын и в то же время бедный студент. Авpope его порекомендовали как учителя анатомии и остеологии. Он, конечно, влюбился в удивительную девушку. Но брак между ними по ряду причин был невозможен, и Аврора пресекла ухаживания этого молодого атеиста. Как оказалось, до поры до времени.
«Ты теряешь своего лучшего друга», — сказала внучке госпожа Дюпен де Франкёй и умерла. В Ноан тут же примчалась мать Авроры. Наконец-то она могла почувствовать себя свободно в этом шикарном поместье. Вскоре София-Виктория увезла дочь в Париж. Там Аврора познакомилась с Казимиром Дюдеваном. Его отец был прославленным бароном, мать — простой служанкой. Уже одна эта ущербность рождения должна была сблизить молодых людей. Впрочем, Казимир на жизнь не жаловался: барон признал его своим сыном и помогал материально.
«Ты был моим покровителем, добрым, честным, бескорыстным, который никогда не говорил мне о любви, не думал о моем богатстве и очень умно старался предостеречь меня от разных бед, которые мне угрожали… Встречаясь с тобой ежедневно, я узнавала тебя все лучше и лучше и оценила все твои хорошие качества; никто не любит тебя так нежно, как я…» — писала Аврора, мысленно обращаясь к Казимиру. 10 сентября 1822 г. они обвенчались и уехали в Ноан.
Молодожены были счастливы. Аврора оказалась хорошей хозяйкой. Не прошло и года, как их семейство пополнилось маленьким Морисом. Но что-то было не так. Физическая близость не приносила радости Авроре, а духовной между мужем и женой просто не было. Они будто разговаривали на разных языках. Через много лет Аврора скажет: «Мы воспитываем своих дочерей как святых, а затем случаем их, как молодых кобылок». Аврора не желала быть «кобылкой». Муж не внушал ей возвышенных чувств, и она полюбила другого. Им стал Орельен де Сез, человек, который мог понять ее душу. Речи о физической измене пока не было. Влюбленные вели очень романтическую переписку. Когда Казимир узнал об этом, Аврора убедила его, что испытывает к Орельену исключительно платонические чувства, и написала мужу «Исповедь» на восемнадцати листах. В ней она раскрывала причины семейного разлада: «Когда мы разговаривали, особенно о литературе, поэзии или нравственном совершенстве, ты даже не знал имен писателей, о которых я говорила, и ты называл мои рассуждения глупыми, а чувства экзальтированными и романтическими. Я перестала говорить об этом, я испытала настоящее горе от сознания, что наши вкусы никогда не сойдутся…» Казимир был в полной растерянности. Он боялся потерять Аврору и даже начал читать «умные книги». В каком бы обществе ни появлялись супруги Дюдеван, Аврора оказывалась в центре внимания. Окружающие восхищались ее образованностью, умом, внешностью. Пропасть между простаком Казимиром и его разумной женой увеличивалась с каждым днем. И дело было вовсе не в Орельене… В этом отношении Казимир мог быть спокоен — Аврора так и не перешла грань супружеской измены, она даже писала любимому только с ведома мужа.
Казимиру казалось, что жена перестала уважать его. Он начал пить. И в это время Аврора встретила друга своей молодости — того самого Стефана де Грансань. Теперь он жил в Париже, занимался наукой и лишь изредка заезжал в Ла Шатре.
Чахоточный, полубезумный ученый произвел на романтичную Аврору неизгладимое впечатление. Однажды она уехала в Париж, чтобы якобы поправить здоровье. И вернулась уже беременной. Родившуюся 13 сентября 1828 года девочку назвали Соланж. Казимир, судя по всему, не испытывал никаких иллюзий по поводу отцовства. Но больше всего он боялся разговоров в обществе, потому молчал, пил, развлекался со служанками. А Орельен де Сез ушел в прошлое. Он так и не смог понять и простить Аврору, уверявшую его в целомудрии, даже супружеском…
Новая любовь пришла в жизнь Авроры летом 1830 г. Жюль Сандо, «маленький Жюль», девятнадцатилетний паренек, розовощекий, светловолосый, вызывал в душе Авроры смешанные чувства — ей хотелось стать для этого мальчика любовницей, матерью, защитницей. Впервые она увидела его в гостях у друзей. Жюль не обратил никакого внимания на эту красивую умную женщину, которой восхищалась вся местная молодежь. Естественно, это задело Аврору, она перешла в наступление, и вскоре сердце Жюля было у ее ног. Более того, госпожа Дюдеван сама попала в сети: «Если бы вы знали, как я люблю это милое дитя, как с первого же дня его выразительный взгляд, его порывистые и открытые манеры, его робкая неловкость покорили меня…» Ради этого «ребенка» она оставила собственных детей и отправилась в Париж. Мужу Аврора безапелляционно заявила: «Я хочу получить пансион, я еду в Париж; дети останутся в Ноане». Месяцев через шесть она обещала вернуться. Казимиру ничего не оставалось, кроме как проглотить эту горькую пилюлю, ведь он дорожил хотя бы видимостью брака.
В столицу Франции Аврора приехала не с пустыми руками. Еще в Ноане она написала роман «Эмме». Однако заработать на нем денег не удалось. Редактор сатирической газеты «Фигаро» Латуш предложил ей работу. Вскоре Аврора «протащила» в редакцию и Жюля. Любовники стали писать вместе, подписывая общие творения именем Ж. Сандо. Они были счастливы. Правда, новые парижские друзья Авроры недолюбливали Жюля. Один из них писал: «Это был человек безграничного ума, но у него было черствое сердце, он был исполнен мелкого тщеславия и ложного честолюбия».
Весной 1831 года Аврора вернулась домой, как будто и не было этой парижской зимы. Но и в кругу семьи она не забывала о любимом. Женщина писала одному из столичных знакомых: «Поручаю вам обнять моего маленького Жюля и не дать ему умереть с голоду, по его привычке». Местные кумушки смаковали ее безнравственность. Но это не слишком расстраивало Аврору, как и мнения солидных семейных мужчин — она даже не пыталась хоть как-то скрыть супружескую измену: «Когда мою судьбу мерят тем же аршином, что и судьбу их порядочных женщин, я горжусь тем, что это меня унижает. Как плохо они меня знают! Им нужно только одно, чтобы у меня была незапятнанная репутация! Они опускают глаза, когда обо мне говорят как о женщине. Друзья… прощают нам все, кроме потери репутации в глазах общества…» Вернувшись в Париж, Аврора вместе с Жюлем написала роман «Роз и Бланш». В этом творении было много «сырых» мест, он был не в меру романтичен, а иногда и скабрезен (там, где авторство принадлежало Жюлю), но на этот раз романом заинтересовались издатели. Более того, его довольно быстро раскупили.
Из следующей поездки в Ноан Аврора привезла дочь (подлинным отцом которой был, конечно, Жюль, а официальным — Казимир) и… новый роман — «Индиана». Но как подписать это произведение? Жюль Сандо не принимал участия в его написании и не хотел считаться его автором. Аврора же боялась, что читатели просто засмеют произведение, написанное женщиной. Что ж, решила писательница, тогда я стану мужчиной. И назвалась Жорж Санд. Это был не просто псевдоним: Аврора так сжилась с ним, что о себе всегда говорила в мужском роде. Бальзак так написал об «Индиане»: «Эта книга является реакцией правды против фантастики, современности против средневековья, личной драмы — против тирании исторического жанра… Я не знаю ничего, что было бы написано так просто, задумано так восхитительно. События следуют одно за другим, теснят друг друга, безыскусственно, как в жизни, где все сталкивается, где часто по воле случая совершается больше трагедий, чем мог бы придумать Шекспир».
Но если в творческом плане у новоявленного писателя Санда все было в порядке, то в сердечных делах — не очень. Между любовниками начались раздоры. «Сначала это были сцены, возникавшие совершенно непонятно почему и кончавшиеся рыданиями и ласками, — легкие грозы, играющие в любви — пока к ним не примешиваются слезы — ту же роль, что и ливень для земли в сильную жару. Вскоре, однако, разразились такие грозы, когда слова взрывались в воздухе и поражали, как молния…» — писала Аврора. В начале 1833 года она рассталась с Сандо. Жюль попытался покончить жизнь самоубийством, но принял слишком большую дозу ацетата морфия, и его вырвало.
В чем же была причина этого разрыва? Возможно, ответ на это Аврора попыталась дать в своем новом романе «Лелия». Главная его героиня — женщина, не знающая любви. Она холодна, потому что никто не способен растопить лед ее души: «Чувственное желание зажигало мою душу и парализовало силу чувств прежде, чем разбудить их; это была яростная вспышка, она овладела моим мозгом, сосредоточившись исключительно там. И во время величайшего напряжения моей воли немощная жалкая кровь леденела в жилах…» Ни один мужчина не мог доставить Лелии удовольствия. Не с этим ли сталкивалась и Жорж в отношениях с мужчинами? Фигурирует в романе и другая женщина — куртизанка Пульхерия, познавшая сполна сладость чувственной любви. Прототипом этой героини, видимо, была близкая подруга писательницы Мари Дорваль, известная романтическая актриса. Стоит заметить, что если Жорж Санд отличалась эксцентричным поведением, то ее наперсница не отставала от подруги. Взять хотя бы историю знакомства двух знаменитостей: Мари буквально влетела в квартирку Жорж с криком: «Вот и я! Это я!» Вскоре женщины подружились. Санд нашла в подруге те качества, которыми, увы, сама не была наделена: «Она! Бог вложил в нее редкий дар — умение выражать свои чувства… Эта женщина, такая прекрасная, такая простая, ничему не училась; она все отгадывает… Я не знаю, какими словами объяснить мою холодность, какое-то несовершенство моей натуры… И когда эта хрупкая женщина появляется на сцене… тогда знаете что мне представляется?.. Мне кажется, что я вижу свою душу…» Вне сцены «душа», правда, не отличалась мягкостью характера, от Мари нередко можно было услышать словечко, которое могло смутить любого мужчину. Безудержно страстный и в то же время несколько циничный нрав она, видимо, унаследовала от родителей, актеров бродячей труппы. Многие мужчины отдали ей свое сердце. Среди любовников Дорваль был кавалер Мальтийского ордена граф де Виньи. Ему дружба Мари и Жорж откровенно не нравилась. Он ревновал. И это и не удивительно, если де Виньи прочел письмо Санд к его любовнице: «Я вас сегодня не увижу, моя дорогая. Нет мне сегодня счастья! В понедельник, утром или вечером, в театре или в вашей постели, непременно приду обнять вас, сударыня, иначе натворю безумства!.. Прощайте, моя прекрасная…» Однажды граф даже запретил Мари отвечать на послания «этой Сафо», «этой чудовищной женщины», одевавшейся с некоторых пор преимущественно в мужское платье. Думается, все подозрения ревнивого «мальтийца» были беспочвенны. Жорж в это время переживала более чем странные отношения с Проспером Мериме. Однажды она предложила собрату по перу «любовь-дружбу». «Я думала, — писала Санд, — что он обладает секретом счастья, что он мне откроет его… что его пренебрежительная беззаботность вылечит мою ребяческую чувствительность». Они поднялись к ней в квартиру в тот же вечер. Осадок от этой встречи у обоих остался отвратительный…
Следующей попыткой Жорж Санд найти женское счастье стал талантливый молодой поэт Альфред де Мюссе. Ему было двадцать три года, он был ослепительно красив и избалован женским вниманием. Поэт много пил, употреблял опиум, предпочитал дамам из высшего общества проституток. Однако ему понравилась Жорж. «Когда я увидел ее в первый раз, она была в женском платье, а не в элегантном мужском костюме, которым так часто себя безобразила. И вела она себя также с истинно женским изяществом, унаследованным ею от своей знатной бабушки. Следы юности лежали еще на щеках, великолепные глаза ее ярко блестели, и блеск этот под сенью темных густых волос производил поистине чарующее впечатление, поразив меня в самое сердце», — писал Мюссе. Вскоре Жорж называла его «мой мальчуган Альфред». Это именно он написал для «Лелии» богохульные стихи, которые в романе поет один из героев. Но не стоит думать, что Мюссе сразу сразил Санд. Женщина воспринимала его лишь как интересного собеседника, талантливого поэта… К тому же ей были неприятны постоянно доходившие до нее слухи о распутстве молодого человека. Но стоило Альфреду написать: «…Жорж, я люблю вас, как ребенок…», и неприступная крепость пала. Ведь он задел самые нежные струны ее души — струны материнства. «Он любит меня, как ребенок! Боже мой, что он сказал… Понимает ли он, какую боль причиняет мне?» — такой была реакция Санд. Вскоре Альфред поселился в ее квартире.
Совместная жизнь двух творческих людей всегда удивительна. У Жорж и Альфреда были абсолютно разные представления о литературном труде. Мюссе писал: «Я работал целый день, вечером я сочинил десять стихов и выпил бутылку водки; она выпила литр молока и написала половину тома». Это, конечно, трудно назвать идиллией, но скоро и от нее не осталось следа. Жорж то и дело упрекала поэта в лени. Раздраженный Альфред «бил» гораздо больнее, утверждая, что «она никогда не способна была доставлять любовные наслаждения». В декабре 1833 года любовники отправились в Италию. Когда они приехали в Венецию, Мюссе сказал Санд: «Жорж, я ошибался, я прошу у тебя прощения, но я не люблю тебя». Они не разъехались, просто заперли дверь между комнатами. Так в одном из самых романтических мест Европы влюбленные стали просто друзьями.
Ситуацию изменил один неприятный инцидент. Шлявшийся по венецианским притонам Мюссе ввязался в драку. В отель он явился весь в крови, и в тот же вечер его сразила непонятная болезнь. Альфред был страшен. Казалось, он сошел с ума. Жорж обратилась за помощью к молодому доктору Пьетро Паджелло. Двадцать дней они не отходили от постели больного. Мы не знаем, как развивались их отношения, но однажды Жорж передала лекарю письмо. «Будешь ли ты моей опорой или повелителем?.. Ты меня желаешь или ты меня любишь?.. Я не хочу знать, как проходит твоя жизнь… Спрячь от меня свою душу, чтобы я всегда могла считать ее прекрасной…» 29 марта выздоровевший Мюссе уехал в Париж. Один. Жорж «задержалась» в Венеции еще на пять месяцев. Здесь она закончила роман «Жак» и начала «Письма путешественника». Каждое утро Пьетро уезжал за город, чтобы преподнести любимой живые цветы. Погостив полгода в Италии, Жорж решила вернуться домой. Ведь она так долго не видела своих детей! Доктора женщина, конечно, взяла с собой. Но Паджелло не сомневался, что развязка близка: «Я на последней стадии безумия… Завтра я выезжаю в Париж; там мы расстанемся с Санд». Так и случилось. Во Франции Жорж и Альфред снова встретились. Былая страсть вспыхнула с прежней силой. А Пьетро купил в Париже несколько редких медицинских книг, инструменты и вернулся в Венецию.
Последние мгновения любви Санд и Мюссе были столь же трогательны, сколь и горьки. Альфред заболел, и Жорж, забыв о гордости, под видом служанки пошла в дом его матери, чтобы ухаживать за любимым. Госпожа де Мюссе сделала вид, что не узнала ее. Альфред выздоровел и снова переехал на квартиру Санд. Но счастью уже не суждено было поселиться здесь. Скандалы и примирения сменяли друг друга, как день и ночь. Во время одной из ссор Жорж отрезала свои волосы и отослала Альфреду. В конце концов Санд сбежала в Ноан. А в 1837 году Альфред Мюссе написал книгу о ней — «Исповедь сына века». А она только в конце пятидесятых годов смогла рассказать об отношениях с поэтом в книге, которая так и называлась — «Она и он».
В том же году Санд повстречала Шопена. Она уже практически была в разводе с Казимиром. Позади был бурный, но непродолжительный роман с известным адвокатом «Мишелем из Буржа» — непримиримым республиканцем, очень некрасивым мужчиной, обретавшим очарование только во время своих красноречивых выступлений. Но все эти перипетии, равно как и предыдущие романы, казались лишь жалкой прелюдией нарождавшегося чувства. Этим чувством была любовь к гениальному композитору.
Завоевать его было нелегко. После первой встречи с Жорж Фредерик так отозвался о ней: «Какая несимпатичная женщина эта Санд! Она действительно женщина? Я готов в этом усомниться…» Но вскоре он совсем в других выражениях писал об экстравагантной француженке: «Она проникновенно смотрела мне в глаза, пока я играл… В моих глазах отражались ее глаза; темные, страстные, что они говорили? Она облокотилась на пианино, и ее ласкающие взоры отуманили меня… Я был побежден!.. Она меня любит… Аврора, какое очаровательное имя!» В то время Фредерик собирался жениться на молодой польке Марии Водзинской, но та предпочла болезненному музыканту графа. Но Санд сумела утешить гения. Она увезла своих «троих детей» (Мориса, Соланж и… Фредерика) далеко от досужих парижских взглядов — на Майорку.
Испания встретила их солнцем и теплом. Но вскоре начался сезон дождей, и снятый Санд деревенский дом оказался сырым, холодным, открытым всем ветрам. Шопен стал кашлять. Местные жители тотчас решили, что у музыканта страшная заразная болезнь, и хозяин неуютной хибары буквально выставил французов на улицу. К счастью, они нашли себе новый приют — келью в заброшенном Вальдемозском монастыре. В это время Санд проявила потрясающую силу духа: она сама готовила еду, ухаживала за больным Шопеном, гуляла с детьми, переделывала «Лелию», писала новый роман. А Фредерик сочинял музыку и играл на пианино, которое необычная семья привезла с собой из Франции. В этом романтическом жилище родились одни из самых прекрасных баллад Шопена. Но состояние его здоровья с каждым днем ухудшалось. Диагноз, поставленный ему местным лекарем, был неутешительным — горловая чахотка. Санд собрала вещи и повезла «детей» домой. Дорога оказалась очень трудной для Фредерика: в Барселоне он чуть не умер. «Семья» на зиму остановилась в Марселе, так как парижский февраль мог убить Шопена. И только в конце мая 1839 года Жорж, Фредерик и дети отправились в Ноан.
С Шопеном Санд прожила несколько лет. Они то наслаждались покоем в имении, то собирали шикарные салоны в Париже. Среди их гостей бывали Гейне, Мицкевич, Делакруа, Бальзак, Лист, Берлиоз. «Мои пальцы мягко скользят по клавишам, ее перо стремительно летает по бумаге…» — писал в дневнике Фредерик. Они были такие разные! Шопен — сдержанный в общении с другими, Санд — всегда способная на всяческие выходки. Одна из посетительниц салона писательницы так описывала окружение Жорж Санд: «Толпы невоспитанных мужчин, стоя перед ней на коленях, объяснялись ей в любви, затягиваясь табаком и брызгая слюной. Один грек говорил ей „ты“ и обнимал ее… „Причуды дружбы“, — говорила тогда с мягким и спокойным презрением эта поразительная женщина…» И несмотря на все это Жорж и Фредерик были счастливы. Расстались они только в 1846 году. Причины этого неясны и запутанны. Немало поспособствовала этому и повзрослевшая Соланж, которая кокетничала с любовником матери. Но скорее всего, между композитором и его музой просто охладели чувства…
Впоследствии биографы Шопена часто рисовали Санд как слишком сильную для тонкой души музыканта женщину, как тирана, отнявшего почти девять лет жизни гения. Но стоит заметить, что «сандовский» период — один из самых плодотворных в творчестве композитора. К тому же вполне вероятно, что именно материнская забота Жорж в годы их совместной жизни спасала от гибели этого болезненного человека. Он умер в 1849 году…
А Жорж Санд прожила еще немало лет. Она успела и написать, и пережить несколько романов. Старость Жорж Санд была овеяна спокойствием. «Старая женщина, что ж, это другая женщина, это мое другое „я“, которое только начинает жить и на которое мне еще нечего жаловаться. Эта другая женщина не знает о моих прошлых ошибках. Она их не знает, потому что теперь не могла бы их понять, а также потому, что чувствует себя неспособной повторить их… Она искупает все зло, которое делала другая, и помимо всего этого, она ей прощает то, что та, другая, мучимая угрызениями совести, не могла сама себе простить…» О каком зле говорит Жорж? Она была достаточно честной и сильной, чтобы расставаться с мужчинами в тот момент, когда умирает любовь. А окружающие называли это жестокостью. Она искала единственного, «идеального» любовника, а все говорили: «Госпожа Дюдеван развратна». Она носила мужской костюм и мужское имя, но всегда оставалась Женщиной.
А Казимир Дюдеван ордена так и не получил…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.