Бюрократы выигрывают еще один раунд

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В то время как Явлинский и Эллисон работали над «Окном возможностей» (или «Великой сделкой») в Кембридже, бюрократы в Москве начали кампанию по сведению их усилий на нет. Несмотря на то, что Горбачев заверял Явлинского и Эллисона, что их проект будет полностью им поддержан, и несмотря на то, что Анатолий Черняев, когда они докладывали ему в середине мая, тоже сказал, что надо работать дальше, мы через несколько дней узнали, что Советский Союз официально запросил президента Буша и госсекретаря Бейкера о встрече в конце месяца с направляющимися в Америку Владимиром Щербаковым, первым заместителем Павлова, и Примаковым. Раньше Горбачев говорил Бушу по телефону, что направит Явлинского и Примакова для обсуждения новых идей, а теперь похоже было, что в Вашингтон поедут Щербаков и Примаков защищать «антикризисный план» Павлова, а Явлинский будет просто отодвинут в сторону.

Я тотчас отправился к Примакову обсудить ситуацию. Я сказал ему, что президент положительно отнесся к предложению Горбачева послать его и Явлинского в Вашингтон для обсуждения проекта, над которым Явлинский работал в Гарварде. Буш считал, что идеи Явлинского лягут в основу дискуссии, а присутствие Примакова указывает на то, что Горбачев поддерживает их. Хотя Горбачев, безусловно, имеет право послать кого угодно в Вашингтон, он должен, однако, понимать, что Буш не жаждет встречи с официальной делегацией, возглавляемой представителем премьер–министра.

Примаков сказал, что Явлинский войдет в группу, — они ведь вместе работали, — но главой делегации будет Щербаков. Я тогда спросил, какова же цель поездки группы, (Из телефонного разговора Буша с Горбачевым 11 мая мы поняли, что речь пойдет об обсуждении идей Явлинского, но в таком случае нет оснований делать Щербакова главой делегации.) Примаков ответил, что это задумано с целью помочь Горбачеву подготовиться к долгожданной встрече «семерки» в Лондоне: Горбачев хочет заранее проконсультироваться с Бушем и знать его реакцию.

— Отлично, — сказал я. (Воспроизвожу свои слова по записи.) — Я уверен, президент оценит желание проконсультироваться с ним. Однако вы и ваш президент должны знать одно — тут я скажу напрямик, чтобы избежать недопонимания: президент Буш и госсекретарь Бейкер заинтересованы главным образом в том, чтобы выслушать идеи Явлинского. Если присутствие Щербакова означает, что этим идеям дано официальное благословение, это произведет хорошее впечатление. Если же это маневр с целью отодвинуть Явлинского и всучить нашему правительству нечто вроде «антикризисной программы», то вы совершаете большую ошибку

Примаков заметил, что Горбачев не одобрит программы, которую его правительство не в состоянии выполнить. Если затевать экономическую реформу, ее надо проводить в сотрудничестве с правительством Павлова, а не в оппозиции к нему.

У меня захолонуло сердце. Значит, проведение реформ стало предметом бюрократической политики, чего следовало ожидать, но поддержка Примаковым Павлова огорчала. По всей вероятности, ему поручили на новом Горбачевском Совете безопасности заняться экономическими проблемами, чтобы найти новые подходы. Немало фактов — помимо высказываний Явлинского — свидетельствовало о том, что Горбачев недоволен «антикризисной программой» и готов искать альтернативы. Однако похоже, что его специальный уполномоченный Примаков присоединился к бюрократам.

Я ответил — наверняка не без яда в голосе, — что план реформ, если его хотят выполнить, конечно же, должен быть поддержан правительством, но если он, Примаков, советует своему президенту ехать в Лондон с чем–то похожим на «антикризисную программу», надо ждать беды. Лучше Горбачеву вообще не ехать в Лондон, если у него в портфеле нет ничего более существенного, Я горячо рекомендовал Примакову сделать все, чтобы Явлинский имел возможность изложить свои идеи президенту Бушу и другим официальным лицам в Вашингтоне и внимательно выслушать их реакцию. Тогда ему легче будет советовать Горбачеву, какой подход может принести наибольшие плоды в Лондоне.

Не желая тратить время на бесполезную встречу, президент Буш снова позвонил Горбачеву и подчеркнул, что хочет выслушать Явлинского. Тем не менее это не помешало Примакову свести к минимуму участие Явлинского в совещаниях в Вашингтоне. Соответственно, они оставили у всех дурной привкус и подорвали слабую надежду Вашингтона на то, что Горбачев хочет, наконец, пойти на экономические реформы, которые могут быть хоть в какой–то мере успешными.

Встреча, состоявшаяся 31 мая, произвела на президента Буша именно такое впечатление, как я и предсказывал Примакову: Буш убедился в том, что у Горбачева нет программы, которая оправдывала бы крупные капиталовложения, и он начал сомневаться, в интересах ли Горбачева приезжать на встречу «семерки» в Лондон. К сожалению, он не высказал этого Горбачеву ни прямо, ни косвенно (а это могло бы подобно звону будильника пробудить его), и Горбачев воспринял то, что Буш не назначает даты встречи в Лондоне, как попытку добиться больших выгод. Под конец Коль и Миттерран, обещавшие Горбачеву поддержать приглашение его в Лондон, убедили Буша, что отсутствие приглашения может слишком сильно подорвать положение Горбачева, так как это будет выглядеть, что «семерка» пренебрегает им. В середине июня Горбачев получил официальное приглашение от британского премьер–министра Джона Мейджора прибыть на встречу «семерки» после официальных заседаний — в качестве гостя, а не участника.

————

Явлинский, несмотря на попытки отодвинуть его в сторону на совещаниях в Вашингтоне, продолжал работать с Эллисоном. Их подтолкнули к этому положительные высказывания Буша и Бейкера во время совещаний, и они не знали о том, какой урон нанесли частные высказывания Примакова. К середине июня их проект был завершен, и авторы послали копию в Вашингтон для сведения Буша и Бейкера, а другую повезли в Москву Горбачеву. Дальше воспроизвожу слова Явлинского:

«В середине июня программа была представлена Бушу, и его помощники выразили уверенность, что он найдет ее крайне интересной. Они посоветовали мне также не пропустить речи, которую Бейкер должен произнести в конце июня в Берлине….если в ней будет содержаться определенная фраза, — значит документ получил американскую поддержку.

Я вернулся в Москву, и одна за другой начались стычки. У меня была чрезвычайно тяжелая встреча с Бурбулисом, но я сказал и Ельцину, которого только что выбрали президентом, и Горбачеву о договоренности с американцами: следовало ждать, употребит ли Бейкер, как было условлено, определенную фразу в своей речи. Они смотрели на меня так… словно я был инопланетянином. Но Бейкер произнес сакраментальную фразу, и как раз в это время Ельцин отбыл в Соединенные Штаты. Когда его спросили там про программу, он сказал, что еще не читал ее. Что до Горбачева, то его реакция была еще более интересной: он передал программу Вадиму Медведеву, чтобы тот использовал ее при подготовке его поездки в Лондон… Горбачев заверил меня, что всегда так поступает и что в его выступлении будут использованы все положительные моменты моей программы. Когда он выступил, я понял, что он имел в виду под “положительными моментами”».

Шестого июля, в субботу, перед тем, как Горбачев должен был вылететь в Лондон, я получил срочное письмо от Буша для передачи Горбачеву. Я позвонил с просьбой о встрече, и мне было сказано, что Горбачев работает на даче и примет меня днем. Советский шеф протокола приехал на машине, чтобы показать моему шоферу дорогу на дачу в Волынском, что к западу от города. Горбачев работал в одном из домов отдыха сталинской эпохи, которым, по словам моего сопровождающего, часто пользовался сам Сталин.

Когда наши машины подъехали к главному зданию, я заметил, что там толпится много мужчин — одни в рубашках с расстегнутым воротом, другие — ослабив галстук и перекинув пиджак через плечо (а день был жаркий). Горбачев, по–видимому, устроил перерыв в совещании, чтобы принять меня.

Шеф протокола проводил меня наверх, и Горбачев пригласил меня в приятную комнату, напоминавшую террасу. Он был в белой рубашке с короткими рукавами, без галстука. Горбачев поблагодарил меня за то, что я привез ему письмо Буша, и добавил, что совещается со своими советниками, готовясь к Лондону, Я сказал ему, что на президента Буша произвела благоприятное впечатление работа Явлинского, Горбачев заметил, что это ему известно, а также то, что они «удачно используют» идеи. Затем мы обсудили письмо президента — оно касалось завершения переговоров по стратегическим атомным вооружениям и определения даты поездки Буша в Москву, — но прежде, чем откланяться, я спросил Горбачева, как он смотрит на предстоящую встречу в Лондоне.

Он ответил, что едет туда в хорошем настроении: он везет с собой отлично разработанную программу и рассчитывает на «очень важные дискуссии и крайне необходимые решения». Он явно искренне радовался, предвкушая это событие: наконец–то он будет одним из игроков международной большой лиги, причем даже будет участвовать в обсуждении экономических вопросов. Он был на удивление раскован и держался уверенно, учитывая, через что он прошел за последние недели и даже месяцы.

Перед отъездом я обменялся рукопожатиями с официальными лицами, дожидавшимися возобновления совещания: премьер–министром Павловым, его заместителем Владимиром Щербаковым, Евгением Примаковым, советником президента Степаном Ситаряном, заместителем Рыжкова по экономической реформе Леонидом Абалкиным и несколькими еще. Среди них не было Григория Явлинского и тех, кто работал с ним. Не было и Станислава Шаталина, Олега Богомолова, Николая Петракова или Владлена Мартынова да и вообще никого из тех, кто по–настоящему связан с движением к рыночной экономике.

Возвращаясь в город, я был настроен оптимистически: мне казалось, что мы скоро урегулируем все проблемы, которые задерживают заключение соглашения по сокращению стратегических атомных вооружений и договоримся о встрече наверху в конце месяца. Но я был убежден и в том» что Горбачев не сумеет воспользоваться ни одной из возможностей, какие предоставит лондонская встреча. Бюрократы, доведшие экономику до краха, так и не ушли еще с арены.