Прибалты наседают

Судя по результатам, резолюции по «национальному вопросу», принятые пленумом партии в сентябре, и суровое августовское заявление Центрального Комитета скорее придали прибалтам сил, нежели обескуражили их. В течение осени и зимы движение независимости во всех трех странах набирало силу, и едва ли проходил день без какого–либо выступления или контрвыступления.

К концу 1989 года литовцы перехватили у эстонцев лидерство среди движущихся в одном направлении трех стран, хотя и применяли другую тактику.

В августе три прибалтийские коммунистические партии провели чрезвычайную встречу, чтобы обсудить угрожающий залп Центрального Комитета, Официально они стремились сохранить миролюбие, не отказываясь от принципиальных позиций, но «идеологические секретари» в Эстонии и Литве (традиционно самые консервативные посты в руководстве) публично осудили московское заявление. Национальные фронты позволили себе еще большую резкость: латвийский, например, назвал заявление «неподобающим и самовластным» и сравнил его с отношением Москвы пятидесятилетней давности, когда были аннексированы прибалтийские государства.

Литовцы не просто подвергли критике августовское заявление. Их лидеры бросили вызов Москве, назначив на декабрь проведение съезда партии для обсуждения вопроса о выходе из Коммунистической партии Советского Союза, если КПСС откажется предоставить литовской партии автономию.

Воспользовавшись ослаблением контроля за выездом, люди из Прибалтики развивали контакты с иностранцами, в том числе и с прибалтийскими общинами в Скандинавии и Западной Европе, а поездки эстонцев к их этническим родичам в Финляндии стали обыденным делом. Стали приезжать многие американцы прибалтийского происхождения, а некоторые оставались, чтобы помочь советом и делом.

В октябре ко мне с просьбой об официальной встрече от имени эстонского Национального фронта обратилась группа эстонских депутатов Верховного Совета СССР. Двоих из трех членов группы я уже знал. Игорь Грязин, тридцатисемилетний профессор права с высоким лбом, небольшими усиками и не сходящей с губ улыбкой, сделался частым гостем на приемах в Спасо—Хауз. Он был избран от сельского района возле Пярну, хотя жил в университетском городе Тарту. Сын русского–отца и матери–эстонки, он говорил по–русски с эстонским акцентом. Имя Марью Лауристин, профессора филологии Тартусского университета, коротко стриженной блондинки с серьезной манерой держать себя, было известно в Эстонии: ее отец был коммунистом в независимой Эстонии и председательствовал на парламентском заседании, которое «обратилось с просьбой» о вступлении в Советский Союз. Но именно она оказалась одним из депутатов, задавших острые вопросы Горбачеву на Съезде народных депутатов. Грязи на и Лауристин сопровождал Хардо Аасмяэ, географ с торговыми связями в Таллинне, которого позже избрали мэром эстонской столицы.

В отличие от побывавших у меня в июле литовцев эти трое не раскрывали великой стратегии борьбы за независимость, а подчеркнули свою решимость добиваться независимости Эстонии всеми законными и ненасильственными средствами. Они считали Эстонию оккупированной страной, лишенной своих прав, но они также понимали, что простая констатация этого факта автоматически не принесет независимости. Им придется вести переговоры и проявлять гибкость. Превыше всего им следует избегать любого обращения к насилию. Как и литовские посетители летом, эстонцы хорошо понимали, что насилие положит конец их усилиям освободиться и принесет еще одну трагедию их народу.

От меня они хотели разъяснения политики США. Им было известно о нашей политике непризнания, но хотелось выяснить, что конкретно она подразумевает. В особенности их интересовало, не подорвет ли их вовлеченность в переговоры с советскими властями и участие в некоторых советских политических структурах их утверждения, что их включение в Советский Союз было незаконным, Возможно, мои литовские гости сообщили им о содержании нашей беседы, хотя сами эстонцы об этом не упомянули, желая услышать ответы от меня лично.

Я разъяснил им, как и литовцам в июле, нашу политику, подчеркнув, что нет никакой возможности изменения нашей позиции непризнания, только потому, что прибалтов вынуждают участвовать в советских структурах, пока они пытаются освободить самих себя. До тех пор, пока в ходе свободных и честных выборов они не проголосуют за то, чтобы быть частью Советского Союза, их вовлеченность в эту «систему» не может служить доказательством законности советского захвата. В то же время я объяснил, что декларации независимости будет недостаточно для признания Эстонии независимой страной: независимость должна стать реальностью, прежде чем окажется возможным формальное признание.

————

Закрытые общества полагаются на слухи. Когда обычные источники информации ненадежны, люди обращаются к друзьям, родственникам, коллегам и даже к случайным знакомым. В слово из уст, особенно кое–кого, кто знает кое–кого, чья золовка служит в правительственном учреждении, поверят скорее, чем утверждениям политиков и средств массовой информации.

К этому настолько была приучена общественность в Советском Союзе (что отнюдь не означает, что другим обществам неведомо обыкновение ставить под сомнение правдивость политиков), что растущей открытости советской прессы было недостаточно, чтобы отделаться от предубеждения, будто факты по–прежнему скрываются — или неверно преподносятся — властями, упорно вводящими общественность в заблуждение.

К осени 1989 года Восточная Европа ударилась в суматошный побег из советских объятий. Летом Коммунистическая партия проиграла выборы в Польше, венгерская партия переживала глубокий раскол и находилась на грани краха, в Чехословакии Бархатная революция охватывала всю страну, в Восточной Германии в отставку отправлен Эрих Хонеккер, а в Болгарии сместили Тодора Живкова. Чаушеску держался в Румынии (он был убит позже в этом году).

И вот посреди всех этих калейдоскопических событий официальные представители в Москве и в Вашингтоне объявили, что Буш и Горбачев планируют встретиться на Мальте в начале декабря.

Горбачев с воодушевлением откликнулся на предложение Буша о встрече, Если в прошлом ему случалось откладывать саммиты до тех пор, пока не появлялась уверенность в их исходе, то весь этот год он с нетерпением ждал официальной встречи с президентом Бушем, с тем чтобы убедиться, что политика США и дальше будет продвигаться по колее, проторенной Рейганом. Более того, Горбачев стал предпочитать разъезды по зарубежным странам и ведение дел с зарубежными лидерами устройству все более запутывающихся дел домашних, Поездку ка Мальту легко было совместить с обещанным визитом в Италию и давно намечавшейся встречей с папой Иоанном—Павлом II.

Для встречи на высшем уровне на Мальте имелось много веских причин с точки зрения обеих держав, но объявление о ней породило волну слухов в Прибалтике — и повсюду в Советском Союзе, — что Буш заключил или заключит сделку с Горбачевым; свобода Восточной Европе в обмен на негласное предоставление Горбачеву свободы рук в любых его действиях по отношению к националистам. Появившиеся ранее сообщения о рекомендации Генри Киссинджера вступить в переговоры с советскими руководителями о будущем Восточной Европы усиливали эти подозрения.

Слухи вызвали острую тревогу у новых политических лидеров в Прибалтике. Группа их тут же попросила встречи со мной. На сей раз представлены были все три страны. Те же трое эстонцев, бывших у меня в октябре, входили в группу, также как и двое литовцев (Антанайтис и Мотека), навестивших меня в июле. Среди новых лиц — Эгидиюс Бичкаускас, тридцатичетырехлетний юрист из Вильнюсской прокуратуры, темноволосый, в очках без оправы, с усами и пристрастием к темным сорочкам. Вскоре он будет назначен литовским постоянным представителем (то есть послом) в Москве и станет ценным коллегой. И — самая красноречивая в группе — Казимира Прунскенге, экономист, недавно назначенная заместителем премьер–министра и вскоре ставшая премьер–министром.

С ними вместе были два латыша: Илмар Бишер и Маврик Вульфсон. Бишер, профессор права Латвийского государственного университета, был заместителем председателя Совета Национальностей Верховного Совета и побывал в Соединенных Штатах в составе делегации народных депутатов. Вульфсон, седовласый старец лет за семьдесят, преподавал общественные науки в Академии художеств в Риге и был активным членом Комитета Верховного Совета по международным связям. Он был евреем, и это служило напоминанием, что отнюдь не все политические активисты, требовавшие независимости для Прибалтики, были этническими прибалтами.

День склонялся к вечеру, так что мы уселись в большой столовой Спасо—Хауз за столом, удобным для ведения записей.

Гости сразу заговорили о деле. Правда ли, что Буш и Горбачев заключили сделку, как гласит молва? Глаза всех были устремлены на меня, но в данном случае я с охотой шел на пристрастный допрос, поскольку мог сообщить добрые вести.

— Есть многое, о чем вам стоит беспокоиться, — сказал я, — но только не об этом. Ответ один: нет, категорически нет. Не было никакой сделки и не будет.

Убедить гостей было сложно. Их волнение было прямо–таки осязаемым.

— А что будет в Мальте? — поинтересовался один из них.

— Точно не знаю, но жду полезной дискуссии — по контролю за вооружениями, по Восточной Европе, нашим будущим экономическим отношениям. Зато точно знаю: чего не будет, так это перемен в нашей политике отказа признать советский захват прибалтийских государств.

— А что, если Горбачев потребует этого как плату за разрешение Восточной Европе идти своей дорогой?

— Президент Буш на это не пойдет Только я не думаю, что Горбачев потребует. Он достаточно долго имеет с нами дело, чтобы понимать, что это бесполезно. И потом, чем он способен подтвердить свою угрозу пойти на вмешательство в Восточной Европе? Применить силу ему никак нельзя — и это понимают едва ли не все.

Затем разговор перешел на перспективы экономической помощи, и здесь слова мои были менее успокоительными. Я указал, что бюджетный дефицит США, вероятно, будет препятствовать широкомасштабной помощи, даже если советское правительство позволит ее — в чем далеко нет уверенности. Лучше, заметил я собеседникам, стоять на более твердой почве и исходить из того, что иностранная помощь, даже при самых благоприятных условиях, будет ограниченной и что основные ресурсы для осуществления любой выбранной ими политики следует изыскивать внутри своих стран.

Когда встреча закончилась, я не был уверен, что гости ушли убежденными в невозможности какой бы то ни было сделки между США и СССР, но вскоре события подтвердили сказанное мною.